Сокровища старой церкви - Гусев Валерий Борисович - Страница 12

– Что не заходишь, шериф? Общение с умными людьми обогащает мозговую оболочку, не знал?

С первого дня знакомства Великий держался с участковым дружески, чуть покровительственно, с едва уловимым оттенком превосходства и даже – легкого презрения. Андрею иногда казалось, что это неспроста, что Великий такой формой обращения пытается как-то влиять на него, в чем-то подавлять его волю, но резко осадить такого солидного и откровенно добродушного человека не решался. Но как-то все-таки сказал ему: «Не зовите меня шерифом, не надо». – «Обижаешься? – искренне удивился Великий. – Ладно, буду сенатором звать». И весь разговор.

– Ты свободен? – Великий выбрался из машины, мощно, с удовольствием потянулся, разминаясь. – Зайдешь?

Андрей будто бы подумал, будто бы прикинул, есть ли у него время, – и согласился.

Войдя в горницу, которую старики Чашкины выделили своему жильцу, Андрей понял, почему сюда тянется молодежь. Захудалая комнатенка преобразилась «дизайнерскими» стараниями постояльца. Великий даже старую печь не поленился оклеить яркими винными этикетками и красотками из цветных журналов. А в устье печи поблескивали разноцветные бутылки – это как бы домашний бар получился. Не поленился постоялец и на чердак слазить – там у стариков старые вещи пылились, он и их по местам приладил: что на стенку, что на окно. Книжную полку устроил, на ней – книги по древнему искусству, в основном, как отметил мысленно Андрей, музейные каталоги – где что есть знаменитое. А посреди простого стола, выскобленного до белизны охотничьим ножом, красовался подсвечник из коряги с оплывшими свечами. Сам нож, в кожаном чехле, висел на стене рядом с массивным газовым револьвером. И тут же гитара – с бантиком, как в старых фильмах.

Необычно все это выглядело, красивенько. Но было что-то в этом интерьере фальшивое. Будто не жилье, а декорация к спектаклю, где главную роль играет чудаковатый любитель и знаток старины. Такой прозрачный намек: мол, вы не подумайте, что я какой-то там злодей – нет, я очень мирный и увлеченный человек. Не пугайтесь, мол, меня, даже если встретите с ножом на большой дороге, темной ночью.

Так или не так, но эта бутафория Андрея еще больше насторожила.

– Садись, шериф, – пригласил Великий. – По рюмочке выпьем.

– Я на службе, – скучным голосом отказался Андрей.

– И не надоело тебе? – Великий развалился на лавке, закурил. – Молодой, красивый, ехал бы в город...

– Нет, – усмехнулся Андрей, – я деревенский житель. Здесь родился, здесь и жить буду.

– Здесь и помрешь, – как-то зловеще буркнул Великий и загасил окурок.

– Надеюсь, не скоро, – опять с усмешкой ответил Андрей.

Что подумал Великий, неизвестно, но ничего на это не сказал. Снял с плитки закипевший чайник:

– От кофе тоже откажешься?

– Не откажусь, устал немножко. Целый день на ногах.

– На хрена тебе это надо? – Великий подвинул гостю чашку. – Сколько ты получаешь?

– Не много...

– ...И не часто. Могу тебя на хорошее место определить, в охрану. Через год про свой драндулет забудешь – хорошую тачку справишь.

– Обойдусь, – отмахнулся Андрей.

– Если насчет жилья беспокоишься, то и в этом помогу. Возможности есть.

– И невесту найдешь? – Андрей поставил чашку. Пустую, как и весь этот странный разговор.

– Сколько хочешь. Прямо с подиума буду снимать. Хоть каждую неделю.

– А чего ты так обо мне печалишься?

– Свой интерес имею. Хочу открыть охранную фирму. Будем богатеньких, – он постучал костяшками пальцев по столу, – буратин оберегать. Такие парни, как ты, мне в самый цвет.

– Я подумаю, – пообещал Андрей.

Подумать было о чем. Не случайно этот разговор приезжий завел.

– Тихо! – вдруг шепнул Великий и снял со стены револьвер. – Еще одна!

– Кто? – удивился Андрей, машинально покосившись на оружие в руке, пусть и духовое.

– Мышь, – едва не дрожащим голосом ответил Великий, поднимая револьвер. – Я, шериф, ничего не боюсь: ни ствола, ни ножа. Только мышей.

И правда – на цветочном горшке суетился мышонок.

Великий выстрелил. Мышонка шмякнуло в стену.

– Мерзость, – передернул плечами Великий, смел мышонка в совок и бросил в глубину печки. – Нашел бы ты мне квартиру почище, без этих тварей.

– Подумаю. – Андрей встал.

– Подумай, подумай. – Великий проводил его до крыльца. – И о моем предложении – тоже.

Андрей сбежал по ступенькам, вышел за калитку.

Встревожил его этот разговор. Что-то за ним стояло темное. Неясное. А с другой стороны – никаких особых оснований для тревоги или подозрений нет. Что, собственно, дурного? Ну предложил добрый человек свои услуги, спасибо скажи. Так-то оно так, да только предложение какое-то напористое. За ним виделось: или делай, что я говорю, или говорить с тобой буду по-другому...

– Здрасьте, Андрей Сергеич! – обогнала участкового Галка, заглядывая в лицо, улыбаясь. – Как поживаете?

– Спасибо, хорошо, – улыбнулся Ратников в ответ.

– До свидания, Андрей Сергеич! – И Галка свернула к клубу.

Андрей коротко взглянул ей вслед и чуть не вздрогнул, когда за спиной снова раздалось:

– Здрасьте, дядя Андрей!

Это был Васька Кролик.

– Привет.

– До свидания, дядя Андрей.

Так... Кто следующий? Челюкан или Куманьков?

Ни тот, ни другой. Второй на карусели круг пошел. Участковый уже подходил к сельсовету, как его опять догнала Галка и что-то вежливо спросила.

Ратников не успел ответить. Зазвенел велосипедный звонок, взвизгнули на тормозе колеса. Едва не налетел на него Кролик – уже на чьем-то велосипеде.

Андрей посмеялся, заглянул в свой кабинет, взял список дворов и отправился раздавать знаковые таблички. Это в сельсовете придумали возродить старый обычай на случай пожара. Таблички были разные: на одной ведро нарисовано, на другой багор, на третьей – топор, на четвертой – валерьянка, погорельцев отпаивать. Такую табличку прибивал хозяин на фасаде дома, чтобы знать, с чем ему на пожар, если случится, бежать. Мудрый обычай, одобрил Андрей, только надо проследить, чтобы таблички эти не завалялись в дальнем ящике или не заигрались детишками, а нашли свое место...

Обходил село до самого темна, объяснял, убеждал, грозил даже, и до самого темна мелькали перед глазами то Галка, то Кролик – то по очереди, то вместе.

Неспроста это все, подумал Андрей и тут же разозлился на себя за дурацкую подозрительность.

Глава VII

ВЕДЬМА

Тетка встретила ребят хорошо: усадила завтракать, суетилась вокруг стола, подкладывала, подливала, расспрашивала.

Колька ретиво жевал, помалкивал. Мишка разливался соловьем.

– Как в школе-то? – Тетка села напротив, уложила лицо в ладони.

– Порядок! Вон Колька, – кивок в сторону товарища, – «четверочник».

Это почти правда. Была у Кольки четверка. По физкультуре. За то, что по канату хорошо лазил, будущий матрос.

– А я чуть отличником не стал!

Тоже не оплошал. Почти отличник. Если не считать трех двоек за четверть и двух за полугодие. И всех остальных трояков.

– Колхоз-то живет еще? – вздохнула тетка.

– Процветает. Скоро миллионер будет. Нам председатель жеребца подарил. Племенного. За хорошую успеваемость... – Мишка подумал и решил врать до конца: – И за отличное поведение.

– Учитесь, учитесь, детки. – Тетка стала собирать со стола. – Неучам плохо. Только что в пастухи идти. Вроде Федьки.

Мишка мастерски навел разговор на нужную тему.

– Это какой Федька? – вроде без интереса спросил он. – Наш, синереченский?

– Он самый. Да отказали мы ему. После больницы забывчивый стал. Коров выгонит, а пригнать забудет. Сидит под кустом, что-то вспоминает и про каку-то железку бормотит. И про крест святой, животворящий. Прутиком по земле чертит. Совсем чудной. Нынче опять лечится. У ведьмы.

Мишка со стула не упал, но картошку изо рта выронил.

– У какой ведьмы?