Часы пробили полночь - Вентворт Патриция - Страница 4

— Ты прекрасная мать, дорогая моя.

Когда подошла Филида, Ирен повернулась к ней.

— А, Фил. Я сегодня так переволновалась. Из-за Рины. У нее выступило пятнышко на груди, и, конечно, я сразу померила температурку…

Грейс отошла, и к ней тут же присоединился Фрэнк Амброз.

— Ирен докучает вам рассказами о детских болезнях? Она только об этом и говорит. У нас чудесные здоровые малыши, но она трясется над ними до умопомрачения. Не одно, так другое. Мы нашли хорошую няньку, но Ирен не доверяет ей ни на йоту. Может, вы ее вразумите, тетя Грейс? Никого другого она и слушать не станет.

— Она еще молода, — снисходительно ответила Грейс.

— Но быстро состарится, если будет продолжать в том же духе. Нельзя то, нельзя сё, пятое, десятое, и причина всегда одна — у Джимми и Рины насморк, кашель, икота и так далее. Самое большее, что я смог сделать, так это привезти Ирен сегодня сюда.

Грейс Парадайн понимающе взглянула на него.

— Бедный старина Фрэнк.

Лидия, стоя у противоположного конца камина и глядя на них, увидела, как мрачное выражение покинуло лицо Фрэнка, тяжелые черты расслабились. Он что-то говорил, а мисс Парадайн слушала, время от времени улыбаясь.

Лидия метнула искристый взгляд в сторону Дики.

— Это было лучшее масло… — пробормотала она.

Он уставился на нее:

— То есть?

Она рассмеялась:

— Это из «Алисы в Стране Чудес», дорогой.

Дверь в дальнем конце комнаты открылась, и вошли трое. Первым — Джеймс Парадайн, весьма импозантный. Черно-белые цвета смокинга наделяют дополнительным преимуществом тех, кому и так уже дано достаточно. Мистер Парадайн обладал ростом шесть футов пять дюймов и держался с величавой простотой. Его красивую голову венчала густая седая шевелюра, а глаза и брови, изгибавшиеся дугой, были такими же темными, как в годы его молодости. Рубиновые и золотые тона комнаты стали не более чем фоном, когда он вошел. Чуть позади, слева, держался секретарь, Альберт Пирсон, круглолицый молодой человек в очках с роговой оправой и в костюме, наводившем на мысль о дешевой распродаже. С другой стороны шагал Элиот Рэй.

Все замолчали и посмотрели на Элиота. Мистер Парадайн подошел к сестре и заметил с недоброй улыбкой:

— Дорогая, ты наверняка обрадуешься, когда узнаешь, что у нас еще один гость. Не далее как сегодня утром ты жаловалась, что десять человек за столом — плохая примета. Так вот, Элиот Рэй станет одиннадцатым. У нас были кое-какие дела, а потом я уговорил его остаться.

Глава 3

Войдя в комнату, Элиот Рэй окинул взглядом гостей, собравшихся у пылающего камина. Они казались маленькими и далекими — черные и белые женские силуэты, черно-белые мужские, в блеске огня за спиной и сверкании золота и стекла над головами. Три женщины в черном — Грейс Парадайн, Ирен и Бренда Амброз, две в белом — Лидия Пеннингтон и Филида. Он мысленно перечислял их именно в таком порядке, потому что помнил о своем задании. Элиот посмотрел на каждую по очереди, прежде чем остановился на Филиде. Она была бледной и как будто похудела. В белом платье, с жемчугом, подаренным Грейс Парадайн, она стояла рядом с Ирен и смотрела на Марка. Элиот уже прошел полкомнаты, следуя за Джеймсом Парадайном, прежде чем Филида, повернувшись, увидела его.

Что-то в лице Марка заставило ее обернуться. Его мрачные задумчивые глаза вдруг оживились, в них возникли изумление и интерес. Филида оглянулась, чтобы узнать причину, и увидела своего мужа. Она не встречалась с Элиотом уже год — и поверить не могла, что он здесь, перед ней. От испуга и неожиданности она, протянув руку, схватилась за плечо Марка Парадайна. А потом все вдруг мгновенно изменилось для нее — бешено забилось сердце, завертелись мысли, над которыми она не имела больше никакой власти. Филида раскраснелась и сделалась очень красива. Это был один из тех моментов, которые невозможно объяснить и постичь разумом.

Элиот Рэй прошел мимо, направляясь к хозяйке, и сдержанно поздоровался, получив столь же официальный ответ. Он пожал руки Ирен и Бренде, принял поцелуй Лидии, которая приподнялась на мысочки, чтобы чмокнуть его в щеку, и замер перед женой. Он коротко произнес: «Здравствуй, Филида», как будто приветствовал дальнюю знакомую, и вернулся к Лидии.

Лейн открыл дверь и объявил, что ужин подан. Джеймс Парадайн предложил руку Ирен, остальные двинулись следом — Филида с Марком, Бренда с Элиотом, Лидия с Дики и Альбертом Пирсоном, Грейс Парадайн с Фрэнком Амброзом.

В интерьере огромной столовой было еще больше ярких красок, позолоты и неумолимого света. Сургучный цвет обоев разбавляли мрачные семейные портреты — три поколения Парадайнов в черном сукне и их жены в бархате и парче. Все они как будто чувствовали себя чуть неуютно в парадных одеждах, в огромных дорогих рамах. Портреты смотрели сверху вниз на рассаживавшихся гостей.

Джеймс Парадайн на мгновение замер и стоя обвел взглядом стол. Он слегка склонил голову и мягко произнес:

— Пусть Господь исполнит нас искренней благодарности за то, что мы видим перед собой.

Он сел, и Лейн поставил перед хозяином массивную серебряную супницу. В этом отношении, как и во всем прочем, мистер Парадайн предпочитал следовать обычаю отцов. Ему нравилось лично разливать суп гостям и разрезать мясо, сидя во главе собственного стола. Он настоял на том, чтобы проделать сегодня то и другое. Он любил наблюдать, как стол покрывают белоснежной камчатной скатертью, которую затем снимали, чтобы торжественно поставить на красное дерево вино и десерт. Джеймс Парадайн всегда получал то, что хотел.

Элиот оказался слева, между Брендой и Лидией. От Филиды, сидевшей напротив, его отделяла гигантская серебряная ваза для фруктов, которая позволяла видеть ее, лишь когда она поворачивалась то к Марку слева, то к Альберту справа. Мелькнули темные вьющиеся волосы, щека, уже не бледная, но окрашенная ярким румянцем… вот что видел Элиот, но не более того. В приступе искреннего гнева он мысленно твердил, что испытывает подлинное облегчение. С какой стати ему вообще смотреть на Филиду? Их разделяла не только груда фруктов. Он повернулся к Лидии. Глаза у нее сверкали.

— Отчего дядя Джеймс произнес молитву? Он обычно так не делает, поэтому мы сразу сели. Может, сегодня нас ждет нечто особенное?

— Не удивлюсь.

— Вы знаете, что именно?

Элиот сухо отозвался:

— Подождите и сами увидите. Кстати, где вы были и чем занимались до сих пор?

— Где была? Везде. Чем занималась? Разумеется, выполняла свой долг. Как всегда.

— В какой форме, скажем так, это выражается? Вы не член Женской вспомогательной службы военно-воздушных или военно-морских сил и не медсестра, если я не ошибаюсь.

Зеленые глаза взглянули на него с грустью.

— Боюсь, я бы спятила, если бы приняла присягу и поклялась выполнять приказы. Поэтому я просто сижу в кабинете и перевожу документы.

— Какие?

— Ш-ш. Ни слова больше. Что вы скажете, если узнаете, что я читаю по-исландски без словаря?

Элиот рассмеялся:

— Скажу, что вы лжете.

— И будете правы. Я завидую тем, у кого есть мозги. Что еще вы изобрели с сорокового года? Мы ведь виделись с вами в последний раз в сороковом году?

— Да.

Она кивнула:

— В канун прошлого Нового года. Я поцеловала вас под омелой. И возможно, повторю это, если будете хорошо себя вести.

— Боюсь, я не в настроении.

Она приподняла брови — темные, в тон вычерненным ресницам.

— Очень странно, дорогой Элиот. Кстати, как вам Филида?

Если Лидия ожидала вспышки гнева, то напрасно.

— У меня не так уж много возможностей судить, не правда ли?

Лидия бросила на собеседника быстрый взгляд.

— Нет, поэтому я сама вам отвечу. Она слишком бледная и худая. Она несчастна, ей скучно, она связана по рукам и ногам. Что вы намерены предпринять? Поразмышляйте над ответом, пока я буду говорить с Дики. И не вздумайте всадить нож мне в спину, иначе испортите парчу. В любом случае в этом месяце я не могу позволить себе похороны: я только что заплатила подоходный налог и внесла арендную плату.