Притяжение, будь рядом, когда я умру (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 38

Бену задали несколько вопросов и отпустили. Однако он уходить не спешил, Медина ведь отпустила его на весь день, и от себя добавил суду фактов о том, какой Ива ценный специалист, и как сильно она помогает местным фермерам, и как плохо было до того, как Ива открыла свою клинику. Бен даже не постеснялся назвать конкретные цифры потенциальных убытков, если бы не Ива с её знаниями и магической способностью почти всегда помочь. Он даже вынул из-за пазухи распечатанное на обычном принтерном листе фото своего коня Туни, спасти которого было невозможно, но Ива всё-таки нашла способ и вылечила его.

После ещё парочки свидетелей, коими оказались сотрудник больницы и патологоанатом, судья нетерпеливо объявил, что истцам и ответчику предоставляется последнее слово.

Ази задвинул красноречивую речь в своих самых лучших традициях, София жалобно простонала, что утешить её материнское сердце теперь сможет только справедливость, и что женщина в первую очередь не кошка, а человек, и решения должна основывать на долге и гуманности, а не на сексуальном интересе. Как только она умолкла, все облегчённо выдохнули – дело близилось к концу.

Однако второй истец, присутствие которого вызывало вопросы у всех без исключения, внезапно изъявил желание тоже держать речь. Несчастные присяжные совсем не понимали, зачем, вообще, этот человек приходил и сидел тут целых два дня, и какова логика его действий? Он хочет посадить в тюрьму девушку, которая спасла его, вместо его сына?

У Мэтта были ответы на все их вопросы. И даже больше.

– Это довольно сложно и странно… опасаться открыть рот и, наконец, произнести то, что на самом деле хочешь сказать, потому что профессионалы юриспруденции способны развернуть твои же слова против твоей же цели. Я долго колебался. Точнее, я боялся повлиять не так, как было бы правильным и справедливым. Но знаете, что мне пришло в голову? Если наше общество настолько погрязло в цинизме, есть ли смысл продолжать в нём жить? Я очень тоскую по своему сыну. Он был самым важным в моей жизни. И, наверное, я не единственный отец, для кого ребёнок стал единственным смыслом. И как отец, я бы отдал всё, что могу, пожертвовал бы собственной жизнью, только бы Ива Джонсон приняла другое решение, когда у неё была такая возможность. Но как человек и гражданин, я понимаю, что в случае, если это дело будет проиграно Ивой, в будущем мои другие одноклассники, сослуживцы, мои бывшие девушки и все остальные жители Британской Колумбии побоятся не только остановить свою машину и кому-то помочь, они побоятся даже звонить в службу спасения, ведь всегда может найтись кто-то, кто обвинит их в неоказании помощи. Это страшно. Это сотни, а может и тысячи других смертей.

Со вздохом Маттео добавил:

– У меня никогда не было с Ивой Джонсон никаких отношений кроме дружеских, да и те остались в далёком детстве. Потому что, когда я вырос, я перестал быть человеком, с которым можно дружить. Я обижал Иву, и не раз. Как, впрочем, и многих других. Несмотря на это она сохранила мне жизнь. До последних событий мы не виделись в течение семи лет, а судя по тому месиву, которое я видел на фотографиях, узнать меня было сложно. Но я знаю точно одно: если бы Ива могла, она спасла бы моего сына. Просто она не могла. А правда заключается в том, что я изменял Софии. Много, часто… и она об этом знала. Мы скандалили. Всегда. Почти постоянно. Мы скандалили в тот день, мы скандалили в тот самый момент, и, если у меня и был шанс вовремя увидеть грузовик, мы с Софией утопили его в скандале. Поэтому весь этот иск к Иве Джонсон похож на смешной фарс и попытку свалить свою вину на другого. Если кто и виноват в смерти моего сына, то это я и София. Спасибо. У меня всё.

Пока Маттео возвращался на своё место, в зале суда не было слышно ни звука, кроме его шагов. Он сел, и помещение погрузилось в полную оцепенелую тишину. Только спустя время судья объявил:

– Суд удаляется для вынесения решения.

Присяжные совещались недолго, хотя мнения разделились: кто-то поддерживал Иву, кто-то Софию, но почти все сошлись на том, что «данный иск – это попытка переложить вину на другого». Тот факт, что Ива спасала того, в ком была заинтересована, был обвинением доказан, но сам по себе преступлением не являлся, а вот заявление Мэтта об изменах и скандалах с женой, в том числе и в день аварии, расставило всё по своим местам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Глава 17. Кто виноват

Несколькими неделями ранее, когда Бен позвонил Мэтту и поинтересовался, куда тот пропал, Мэтт ответил, что не может собрать мозги в кучу. Так он обозначил другу своё эмоциональное состояние, а стало оно таким после их технически не первого, но первого взрослого поцелуя с Ивой. Все последующие дни Мэтт находился в полнейшем раздрае и никак не мог ни понять, ни осознать ни поведения Ивы, ни своего собственного. Дело в том, что он никогда не позволял себе делать с женщинами что-либо против их воли. Он был для этого слишком хорошо воспитан и слишком нормален.

А может, ты попросту ни разу в жизни не хотел кого-то настолько, что оказался не в состоянии остановиться? – гнусаво пробурчал голос на задворках его сознания. А ведь он действительно слетел в тот вечер с катушек: с того момента, как его губы впервые прильнули к Иве, он потерял реальность.

С одной стороны, ему было стыдно перед Ивой за несдержанность и многие свои действия, а с другой, он отчётливо понимал, что и её реакция – это тоже абсолютно никакой не вариант нормы. Она ведь вначале не отталкивала его, и он даже был уверен в том, что и ей хорошо, и что происходящее между ними движется в нужном направлении, однако в Иву, ни с того ни с сего, какой-то чёрт вселился. Она, как дикая кошка, его покусала, а он, как ополоумевший болван, продолжал её целовать своим окровавленным ртом. Стоило Мэтту об этом вспомнить, как на него снова накатывала апатия на грани депрессии.

В какой-то момент он даже решил, что раз уж с Ивой ничего путного не выходит, может, ему стоит сблизиться с кем-то другим? Однако с кем-то другим сближения почему-то не получалось. Стоило начаться разговору с очередной дамочкой, как Мэтт мгновенно терял интерес и ловил себя на том, что снова думает об Иве. Однажды, когда дело дошло до секса с одной весьма приятной дамой из паба, Мэтт окончательно убедился в том, что с мозгами у него не всё в порядке. Возбудиться у него получилось быстро, но вот закончить начатое так и не удалось – в течение всего акта Ива не шла у него из головы, а вместе с ней и жуткое чувство, будто он делает что-то нехорошее. Слово «предательство» пульсировало у него в голове, хотя он никак не мог понять, кого предаёт? С Ивой у него никаких отношений нет, хотя он, ну что греха таить, может, и хотел бы.

Судебное заседание окончательно выбило из Мэтта дух. Точнее, не всё оно целиком, хоть это и было то ещё испытание, а одно «да» ответчицы, которое он услышал слишком чётко, чтобы позволить себе роскошь в чём-то сомневаться. Ива всё-таки была в него когда-то влюблена, и теперь он об этом услышал от неё самой.

Была влюблена в школе, улыбалась семь лет назад и охотно тянулась к общению, смотрела с глубинной обидой на свадьбе Бена…

А что же теперь?

А теперь то, о чём раньше не хотелось думать, предстало перед Мэттом болотом, которое ни обойти, ни объехать, только лезть по самые уши в грязь, и тянуть нет никакого смысла, потому что жизнь – это всегда движение вперёд, топтаться на месте никак не получится.

Мэтт решил, что дальше так продолжаться не может, и он во всём должен разобраться. Нельзя игнорировать непонятные проблемы, от этого они никуда не деваются, а только накапливаются.

Он направился к Каролине с одной просьбой – узнать имя психотерапевта, у которого консультируется Ива. Каролина упиралась недолго. Выяснилось, что Ива не консультируется, а лечится на регулярной основе вот уже почти шесть лет. Цифра показалась Мэтту знакомой, но он в очередной раз поспешил прогнать от себя неприятную и неудобную мысль, ну, по крайней мере, до того момента, пока сосущее изнутри подозрение не подтвердится фактами.