Тень темной королевы - Фейст (Фэйст) Рэймонд Элиас - Страница 74

— Сегодня со мной случилось именно это. — Эрик рассказал Оуэну про Эмбрису и про то, как он хотел предать ее убийцу долгой, медленной, страшной смерти. Закончив рассказ, он добавил:

— А потом меня так прошибло, едва добежал. Пронесло, да еще и вырвало. А теперь я сижу здесь, и ем как ни в чем не бывало.

— Ярость творит с человеком странные вещи, — сказал Оуэн. — Боюсь, тебе будет неприятно это услышать, но я знал только двух человек, которые испытывали те ощущения, о которых ты мне рассказал, — это твой отец и… Стефан.

Эрик покачал головой и невесело рассмеялся.

— Вы правы, мне было неприятно это услышать.

— Твой отец бывал таким в гневе. В приступе ярости он желал видеть своего врага униженным и страдающим от боли, а не мертвым. Но это случалось редко, и только если он очень злился. — Голос упал почти до шепота. — Стефан был гораздо хуже. Он действительно наслаждался, глядя, как люди страдают. Он.., его это возбуждало. Твоему отцу пришлось раздать немало денег тем, чьих дочерей он.., избил.

— А Манфред?

Оуэн пожал плечами.

— Учитывая, кто его родители, он достаточно приличный малый. Он бы тебе понравился, познакомься вы ближе, но это вряд ли произойдет. — Оуэн внимательно посмотрел на Эрика и добавил:

— Я знаю тебя, Эрик, очень давно, еще с твоего детства. В тебе есть многое от отца, но в твоих жилах течет не только его кровь. Твоя мать бывала жестокой, но никогда — подлой. Она не стала бы мучить людей ради удовольствия. А в Стефане смешалось самое худшее и от отца, и от матери. — Он помолчал. — Мне кажется, я понимаю, почему тебе хотелось поступить жестоко с тем, кто убил эту девушку. Она ведь нравилась тебе, не так ли?

— Немного, — улыбнулся Эрик. — Она пыталась заманить меня к себе в постель, чтобы стать женой деревенского кузнеца. — Он с сожалением покачал головой. — Это было так очевидно, и ее уловки были такими наивными, но отчасти…

— Тебе это льстило?

— Да.

Оуэн понимающе кивнул:

— Мы все немного тщеславны, а внимание хорошенькой девушки редко кого оставит равнодушным.

— Но это не объясняет, почему я так страстно желал видеть, как этот человек мучается. Оуэн, меня до сих пор преследует это желание. Если бы я мог оживить его и заставить кричать от боли, то, наверное, сделал бы это.

— Может быть, все дело в чувстве справедливости? Девушка умерла в муках, а он отделался легкой смертью.

— Под маской справедливости иногда скрывается месть, — раздался голос из темноты.

Обернувшись, Оуэн и Эрик увидели Накора.

— Я проходил мимо и услышал ваш разговор. Вы говорили о любопытных вещах,

— сказал Накор и, не спрашивая разрешения, сел рядом.

— Я рассказывал Оуэну о том, что сегодня случилось. Ты уже знаешь? — сказал Эрик.

Накор кивнул:

— Шо Пи мне все рассказал. Тобой овладела ярость. Ты хотел заставить убийцу испытать боль, но Бобби не дал тебе насладиться его страданиями.

Эрик кивнул.

— Некоторые одержимы страстью заставить других людей страдать, так же как иной испытывает страсть к вину или дурману. Если ты, Эрик, вовремя распознаешь в себе такую страсть и научишься ее контролировать, то станешь на голову выше многих, — сказал Накор.

— Я сам не до конца понимаю, чего, собственно, я желал, — признался Эрик.

— Не знаю, действительно ли я хотел отомстить, или просто смотреть ему в глаза, когда он корчится в муках, и видеть там что-то.

— После первого боя солдаты бывают потрясены видом смерти. То, что тебя вырвало… — начал Грейлок, но его перебил Накор:

— Тебя вырвало?

— Как будто наелся незрелых яблок, — признался Эрик. Накор усмехнулся.

— Тогда ты не тот человек, который проглотит отраву, и она придется ему по вкусу. Если бы тебя не стошнило, значит, яд ненависти прижился у тебя внутри. — Он ткнул Эрика пальцем в бок. — Ты съел свою ненависть, но твое тело отвергло ее, как те незрелые яблоки, — он рассмеялся, очевидно довольный объяснением. — Занимайся каждый день рейки и ты справишься со всеми ужасами, которые тебе встретятся.

Оуэн и Эрик обменялись взглядами, ясно говорившими, что никто из них не понял, о чем говорил Накор.

— А теперь расскажите мне, как вы здесь оказались? — сказал Эрик.

— Благодаря тебе.

— Мне?

— Когда тебя схватили, миледи Матильда и твой единокровный брат помчались в Крондор, чтобы убедить принца повесить тебя без лишних разговоров, — начал Оуэн. — Когда мы приехали, я попросил одного из своих друзей при дворе устроить мне аудиенцию у принца, и рассказал тому всю твою историю, начиная с детства, не забыв упомянуть о характере Стефана. — Он дернул плечом. — Очевидно, это оказалось бесполезно, поскольку тебя все же приговорили к веревке. А вдовствующая баронесса узнала, что я пытался вмешаться в твою пользу. — Он посмотрел на Эрика и улыбнулся. — Меня вежливо попросили подать в отставку. Манфред сказал, что делает это с большим сожалением, но, в конце концов, это его мать.

— Я никогда не встречался с ней, но по всему видно, что эта женщина убеждать умеет, — заметил Накор.

— Всегда найдет способ настоять на своем, — согласился Оуэн. — Ну да ладно. Отставные мечмастеры никому не нужны, и я попытался получить должность в гвардии принца. Я был готов, если потребуется, служить рядовым или согласиться получить назначение на границу. Но я потерпел неудачу и тогда решил податься в наемники, что сопровождают купеческие караваны в Долину Грез или Великий Кеш. Но этот чертов Бобби де Лонгвиль нашел меня в таверне, напоил, а, проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что отныне должен носиться как сумасшедший от Дороги Доблести до Крайних Земель, выполняя поручения принца Никласа и Кэлиса. — Оуэн помолчал. — Между прочим, он чертовски странный тип, наш капитан. А знаешь ли ты, что при дворе ему оказывают почести, положенные герцогу?

— Я знаю его только как… — сказал Эрик.

— Крондорского Орла, — закончил за него Оуэн. — Ну да. А я знаю лишь, что он — весьма важное и влиятельное лицо. В общем, когда пыль осела, я оказался на борту «Вольного Охотника» со списком очередных поручений, которые мне предстояло выполнить в Махарте за какой-то там месяц.

Эрик отставил плошку.

— Оуэн, мне очень жаль, что я впутал вас в это. Грейлок рассмеялся:

— Как говорят игроки, так легли карты. И, честно говоря, в Даркмуре мне все надоело. Конечно, там лучшее в мире вино, и женщины не хуже, чем в любом другом месте, но больше ничего интересного для настоящего мужчины там нет. Я устал вешать бандитов и провожать господ от одного безопасного места до другого. Я подумал, что настало время для великих свершений.

Накор покачал головой.

— Впереди у нас их немало. — Он встал и зевнул. — Пойду-ка я спать. Нам еще три дня скакать без передышки.

— А что случилось? — спросил Эрик.

— Пока вы там убивали бандитов, пришло известие о рандеву.

— Рандеву? — переспросил Эрик. — Я уже слышал это слово, но не знаю, что оно значит.

— Встреча, — сказал Оуэн.

— Большой лагерь, — в свою очередь, пояснил Накор и, усмехнувшись, добавил:

— Место, где противники, участвующие в нынешней войне, смогут нанять на службу такие отряды, как наш. Мы примкнем к армии Изумрудной Королевы, и тогда-то настанет время великих свершений для нашего друга Грейлока.

Кешиец исчез в темноте, а Грейлок заметил:

— Ты знаешь, он — самый странный человек из тех, кого я встречал. Я разговаривал с ним всего пару раз, но уже услышал столько необычных суждений, сколько не слышал за всю свою жизнь. Но в одном он прав: завтра — тяжелый день, и нам обоим необходимо выспаться.

Эрик кивнул и взял его плошку.

— Я вымою. Все равно буду мыть свою.

— Спасибо.

— И вам спасибо, — ответил Эрик.

— За что?

— За разговор.

Оуэн положил руку Эрику на плечо.

— Всегда к твоим услугам, Эрик. Спокойной ночи. — И он ушел вслед за Накором.

Помыв посуду, Эрик вернулся в палатку. Все, кроме Ру, уже спали.