По следу скорпиона - Федотова Юлия Викторовна - Страница 52

Первой в своих ощущениях разобралась Энка: запах – вот что не давало им покоя. Очень слабый, едва уловимый, но хорошо знакомый любому воину – тоскливый и страшный запах гниющей плоти. Он разливался в теплом осеннем воздухе.

Погода, как на грех, стояла не по-осеннему жаркая и совершенно безветренная. В селе дышать было почти невозможно. Пошли самые стойкие, замотав лица влажными тряпками… Вот когда пригодились бы костюмы из иного мира, казавшиеся такими громоздкими и неуклюжими!

Трупов было много. Человек семьдесят, в возрасте от младенческого до отроческого. Лежали на площади кучками по десять – так раскладывают деньги, чтобы не сбиться при счете. Рядом с детскими телами валялось несколько взрослых, сильно изуродованных. Видимо, некоторые из родителей пытались спасти свое потомство от истребления, за что и поплатились. Живых в селе не было. Ни единого человека.

– Выродки! – бесилась Энка. – Побросали все и ушли! Хоть бы покойников своих пожгли, что ли! Мало ли какой случайный прохожий забредет, спятить ведь можно!

Хельги фыркнул. От тварей, способных хладнокровно перерезать глотки собственным детенышам, вряд ли дождешься, чтобы они стали заботиться о душевном здравии случайных прохожих.

Покинув кошмарное село, они двинулись дальше. Но и в следующем обнаружилась аналогичная картина. И в третьем, и в четвертом…

– Всего шесть сектантских поселений, – сосчитала Меридит вслух, – в каждом примерно семь десятков. Итого в наличии сорок пять десятков тел, плюс-минус. Сотни полторы чад мангорритам не хватает. Интересно, где они намереваются добрать недостающее? Хорошо бы нам не опоздать…

В ответ на ее слова Рагнар глухо зарычал или же застонал. Почему, почему они шли так долго? Брели себе не спеша, как на прогулке, а в это время гибли невинные дети. Почему не поторопились? Ведь знали, с каким злом имеют дело! Нет им оправдания, нет прощения!

– Как жить дальше с таким чудовищным бременем на совести? – вторил ему эльф.

– Дурость несусветная! – Орвуд был совершенно не склонен предаваться самобичеванию. – Во-первых, трупы здесь недели две валяются. Ну, допустим, умей мы летать, аки грифоны, успели бы вовремя, и что? Сотни человек добровольно режут собственное потомство, как бы мы смогли им помешать?

– И изъяли бы Талисман сидов, используемый в качестве жертвенного ножа. Без него предприятие потеряло бы смысл и дети были бы спасены! – отвечал эльф звенящим от отчаяния голосом.

– История сослагательного наклонения не имеет, – сказала Меридит резко. – Что случилось, то случилось – назад не повернешь. Хватит ныть, надо решать, что делать дальше.

А Хельги вспомнил брата Гуго и добавил цинично:

– Не факт, что миру вышла бы польза от спасения четырех сотен мангорритских отпрысков. Туда им и дорога, вот что я думаю. Не иначе сами Силы Судьбы нас задержали, чтобы мы своим гуманизмом не навредили делу.

Не исключено, что он был прав. Силы Судьбы известны своей рациональной жестокостью…

Спорить о том, как быть дальше, не хотелось. Отдались во власть Сил Судьбы – бросили жребий. Выпало идти к Конвеллу. Туда и направились, хмурые, продрогшие и промокшие – осень окончательно вступила в свои права.

Погода изменилась в одночасье. Тепло бабьего лета ушло. Небо затянуло свинцовой пеленой. В воздухе повисла сырая мгла – туман не туман, дождь не дождь. Налетал порывами холодный западный ветер, он нагонял все новые и новые клубки туч, жестоко обдирал с деревьев листву, на глазах превратившуюся из нарядно-золотой в невзрачно-бурую. Трава пожухла, болота разбухли, дороги раскисли. Лесные обитатели разбрелись по теплым норам, дуплам, землянкам – до весны…

Под стать погоде было и настроение. Шли молча, без привычной болтовни, шуток и препирательств. Мысли постоянно возвращались к увиденному в мангорритских селах. В уме прокручивались нереализованные возможности: если бы отправились сразу на север, а не в Сильфхейм, если бы не тратили время на Аддо, если бы резвее шли, если бы… В конце концов Рагнар с Аоленом окончательно уверились, что виновны в трагедии едва ли не больше самих мангорритов и с каким-то мазохистским упоением окунулись в пучину душевных терзаний, заражая близких зеленой тоской.

Общего уныния избежал, пожалуй, один Хельги.

Во-первых, он изначально воспринял чудовищное событие значительно спокойнее остальных. Причиной тому было опять же дурное воспитание. Отчасти в фьордингском, и особенно в спригганском обществе отношение к детям было весьма пренебрежительным. Их никто не воспринимал как «цветы жизни», скорее, как неизбежное зло, и убийство взрослого осуждалось значительно более сурово, чем ребенка – личности недоразвитой, не слишком полезной и достаточно легко заменяемой. Потому горы детских трупиков впечатлили его не более, чем аналогичное количество трупов взрослых, коих он видел не раз.

Во-вторых, настроение его было абсолютно не подвержено влиянию погоды, и если уж на то пошло, холод и дождь он всегда предпочитал жаре и солнцу.

А в-третьих, мысли его были заняты вещами более позитивными, нежели пустые терзания, а именно: палеонтологией беспозвоночных – лекция и три семинара в неделю. Впрочем, особой радости они ему тоже не доставляли. Вставать приходилось ни свет ни заря. От полутора часов непрерывного разговора першило в горле. А на семинарах студенты иной раз просто ставили в тупик! Ну чего, скажите, такого уж сложного в палеонтологии беспозвоночных? Это ведь не теория магии, не астрология какая-нибудь!

Задал как-то невинный вопрос: чем питались мшанки? Что может быть банальнее слова «суспензия»? Скажи – и от тебя отстанут. Нет. Молчит, как орк. Минуту молчит, другую, третью… Думает. Что тут думать? Вопрос, что ли, забыл? Пришлось переспросить. Чем они все-таки питались, мшанки-то? В ответ студент обиженно надулся, дескать, вот привязался с глупостями, и пробубнил с раздражением: «Чем питались, чем питались! Что поймает, то и съест!»

И ведь логично, вот что главное. Не возразишь.

И как поступить? Отправить на пересдачу? Жалко. И неловко. Сразу вспоминается, как сам блистал познаниями по магии. Вот, скажут, вечно с хвостами ходил, теперь на других отыгрывается… Поставить зачет? Долг не велит… Да, тяжела ты, участь преподавателя…

Постепенно, постепенно ситуация менялась на противоположную.

Уже на подходе к Эскерольду непривычные к долгому унынию Энка и Ильза оставили мрачную компанию шагах в десяти позади и принялись оживленно болтать о своем, о девичьем: «…а я ему – раз, по башке…», «…ты мечом не руби, меч не топор, ты коли и режь…» – доносил ветер обрывки фраз.

Потом Меридит принялась насвистывать в такт шагам нечто развеселое, в чем Аолен, напрягши память, к удивлению своему признал орочью боевую песнь, ту самую, что довелось услышать на их празднике: «Зыйда – нарайда ядаран…»

Следом Орвуд, с целью поднятия боевого духа Рагнара, стал рассказывать забавные истории, да такого сомнительного свойства, что даже бесстыжая Энка сказала: «Фу-у!» Но на Рагнара, а заодно и Эдуарда они подействовали благотворно.

Дольше всех мировой скорби предавался чувствительный Аолен, но и ему стало легче, когда вой ветра стих, сквозь рваные прорехи в пелене туч проглянуло бледное солнце и на придорожных пнях радостно-желтыми пятнами заблестели мокрые шляпки зимних опят…

Хельги же, напротив, становился все мрачнее, жаловался на утомление от двойной жизни – то в походе, то в университете, отказывался от еды. Дошло до того, что Энка опять заговорила о нежных феях, а Меридит с тревогой спрашивала: «Хельги, радость моя, ты уверен, что у тебя ничего не болит?» В этом он был уверен, но что с ним происходит, сам не понимал. Раньше он никогда не ощущал такой свинцовой усталости, хотя приходилось бывать в ситуациях куда более напряженных, чем простой пеший поход. Может, дело в возрасте? Как-никак, третий десяток… Ради интереса пересчитал свой возраст в человеческий, пропорционально продолжительности жизни людей и спригганов. Получилось до обидного мало. Заменил спригганов на демонов… Нет, на возраст грешить не придется еще очень долго. Но спать все равно хочется…