Боярин Осетровский (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 55

Телятевский рыпнулся было отвезти меня на своих санях, но я вежливо отказался.

Во-первых — не по чину мне, как боярину, на чужих санях раскатывать. Да и потом, когда Венец будет найдет — и особенно если, тьфу-тьфу-тьфу, найден не будет — сомневаюсь, что князь благородно отвезет меня домой. Бросит в том же Приказе и укатит. И что мне прикажете делать? Такси ловить? Так до них еще ого-го сколько…

Ну и во-вторых — не хотелось мне выслушивать стенания Телятевского на тему, что я мог бы просто сказать, где Венец лежит, а уж они-то заберут. Что заберут — даже и не сомневаюсь. А вот что потом мне об этом расскажут — сомневаюсь очень даже. Скажет князь, мол, не было никакого Венца, куда-то делся, волки съели, мыши сточили, моль посекла, в общем — уговор не выполнен, гони бабло назад. Уговор-то у меня с Дашковым был, так что обвести глупого молодого боярина для Телятевского — чуть ли не необходимость. Иначе пацаны не поймут.

В общем, в Приказ мы прибыли вместе и дружной толпой — про стрельцов не забыли же? — зашагали в кабинет Дашкова.

Особо прибраться тут не успели, максимум — заткнули тряпками дыры в стенах от выстрелов, чтобы с улицы не сквозило. А вот кровь оттереть не успели, отчего выглядел кабинет как скотобойня — повсюду кровища. Вот эти потеки на стене — это то, что от Дашкова осталось, вот эта черная лужица — это с меня натекло, ну и так, по мелочи набрызгано.

Я сразу же шагнул к долгому ящику. Ага… Открывал я его здоровой рукой — а вы попробуйте простреленной рукой не то, что сундук открыть, пошевелить ею! — поэтому следов крови на нем и не осталось… вот таких, как возле двери, где я чуть оперся на стену и оставил симпатичный кровавый отпечаток, прямо как в фильме ужасов. Видимо, поэтому долгий ящик к себе внимание ищущих и не привлек.

Вообще, как бывший подьячий Разбойного приказа, то есть — розыскник и сыскарь, могу вас заверить, то, что говорят люди и то, что было на самом деле — две огромные разницы… в смысле — разница между этими вещами огромна. Сколько раз я стакивался с тем, что фраза типа «Мы обыскали ВСЁ!» означала «…все места, где по нашему мнению могла лежать нужная вещь». Ведь что такое Изумрудный Венец? ОЧЕНЬ ценная штука. И храниться она должна там, где хранят Очень Ценные Штуки. Поэтому сундук, набитый старыми бумагами, как место хранения вышеуказанной ОЦШ, никто и не рассматривал, и в него не заглядывал.

Я с натугой откинул крышку… Ну, что я и говорил — бумаги продолжили лежать так, как лежали, никто их не трогал. «Везде» они искали, блин…

Выпрямившись, я повернулся к Телятевскому, держа в руке Венец. Выражение лица князя было трудноописуемым. Впрочем, ошарашенным он был буквально секунду — в следующее же мгновение Телятевский резко крутанулся на каблуках сапог и врезал посохом по спине одного из своих сопровождающих:

— Везде искали, значит⁈ Везде смотрели⁈ Каждую щелку обнюхали⁈

— Не вели казнить, Василий Павлович! — рухнул тот на колени. После чего отгреб еще пару раз.

— Казнить тебя — много чести! Кнута ему!

Телятевский пнул провинившегося ногой и развернулся ко мне. Протянул руку и молча забрал Венец. Посмотрел на него, осторожно коснулся изумрудов пальцами… Честно говоря, я напрягся, невольно ожидая еще одного выстрела. Но то ли хозяин предыдущего стрелка не успел его отправить, то ли у Телятевского контрразведка была поставлена лучше чем у Дашкова и информация о месте передачи Венца не смогла утечь… В общем — выстрела не было.

Князь посмотрел на меня с неким непонятным выражением. То ли уважительным, мол, отдал Венец, а ведь мог себе забрать, то ли — озадаченным, мол, что за лох, отдал Венец, а мог бы себе забрать. Потом перевел взгляд на Венец. Я решил было, что он никак на него налюбоваться не может, но у Телятевского была более сложная проблема.

— Как его вынести, чтобы никто не догадался? — пробормотал он, скорее рассуждая вслух, чем реально кого-то спрашивая. Ну, судя по тому, что все его люди помолчали, и никто не кинулся с советами. Я тоже не кинулся, но, когда Телятевскому пришла в голову умная мысль, и он скинул свою высокую шапку, чтобы пристроить Венец на голову, все же не выдержал:

— Завернуть во что-то надо. А то он зрение поменяет, трудно идти будет. Если просто так надеть.

Князь зыркнул на меня, но теперь уже с явным уважением. После чего обернул Венец широким узорчатым платком, поместил на свою расшитую скуфейку, а сверху натянул цилиндр горлатной шапки. Как и нет ничего. Со стороны тот, кто не знает, и не догадается, что Венец все же найден.

Осталось выяснить, зачем он так всем нужен. И, кажется, я знаю, кто мне на этот вопрос ответит.

— Спаси тебя Бог, боярин Викентий, — Телятевский вздернул голову и зашагал к выходу из кабинета. Следом за ним потянулись его люди.

А про свою дочку так и не спросил.

Ощущение, что после передачи Венца события могут рвануть вскачь и тот, кто не понимает, что происходит, тот может оказаться затоптанным этими самыми событиями, никак меня не покидало. Поэтому сразу после возвращения в терем я двинулся за ответами.

Мой личный часовщик, старик по имени Козьма-Первак, нашелся в одном из помещений терема, которое ему отвели под мастерскую. Сидел, склонившись над столом, и что-то там подтачивал маленькой пилочкой. Наверное.

— Будь здоров, Викентий Георгиевич, — увидев меня, он бодро вскочил с табурета и поклонился.

Я чуть помедлил, глядя на его седые лохмы, перетянутые вышитой налобной повязкой.

— Ну, и ты будь здоров… Тувалкаин.

Глава 44

Мастер-хитромастер даже не дернулся. Он медленно, неторопливо, поднял голову и отвел в сторону упавшие на глаза седые волосы.

— Оковы? — спокойно спросил он меня.

— Нет, — покачал я головой, — Когда ты так быстро понял, что это за амулет такой на меня поляки набросили — я засомневался было. Но внешне ты на Тувалкаина нисколько не походил, так что я решил, что ошибся. Мало ли часовщики и вправду настолько хорош разбираются в амулетах. Я, в конце концов, ни с одним из них не знаком. Но потом…

Я прошел вперед и сел на табурет, сбоку от рабочего стола моего «часовщика». На столе, кстати, лежали, помимо мелких инструментов, кусочки проволоки, металлические и деревянные фигурки, кусочки кости, покрытые резьбой, ограненные камни, в том числе — гранитные, веревочки и кожаные шнурки… Словом — все, кроме зубчатых колесиков и пружинок, того, что в первую очередь ожидаешь увидеть на столе часовщика.

— Вот эти тиктакалки тебя выдали.

Я вынул из-за пояса и положил на стол свои карманные часы. Правда, носил я их, как сами видите, не в кармане, но названия для запоясных часов еще не придумали.

«Часовщик» понимающе покачал головой. Присел на свой рабочий табурет и коснулся часов. Крышка щелкнула и открылась.

— Я побоялся, что, если не смогу их сделать — вы меня выгоните. Вот и…

Вот и сделал мой «часовщик» вместо часов — амулет. «Часы», которые тикали, ходили, показывали время… и это при том, что я их постоянно забывал заводить. А последнее время, когда заподозрил их в амулетности — и вовсе перестал. И время они всегда показывали верное, не убегая и не отставая ни на минуту. Подозреваю, открой я корпус — внутри, вместо шестеренок обнаружил бы какую-нибудь россыпь граненых камней и волчий зуб, левый коренной. Но хитрый мастер корпус «часов» запаял наглухо. Видимо, Тувалкаин либо вовсе не умеет делать часов, либо сделать амулет ему показалось проще. В конце концов каждый идет к цели привычным ему путем. Когда в руке молоток — все вокруг кажется гвоздями.

— Но внешность меня все еще смущала. А потом мы поймали морозовского колдуна, с амулетом, меняющим внешность. И я понял, что, если такой амулет есть у какого-то колдунишки — то у великого искусника он не просто может, должен быть.

«Часовщик» молча развел руками, признавая мою правоту.

— Правда, — продолжил я, — я не увидел на тебе этого амулета, но…