Все, что шевелится - Федотов Сергей - Страница 45

– Я бы и радая, но у меня как раз подоспели женские дни и годы – гнила звезда называется. Сплю и вижу, когда кончатся затянувшиеся многомесячные и я с удовольствием раскачаю охочего мужичонку. Но до того радостного события пройдёт, по строгим медицинским расчётам фершала, не менее пятидесяти веков. Вот тогда и приходи, дорогой, поблудим в охотку…

– Не, – загрустил гость, – столько не живут. – И уснул.

А утром проснулся, потому что после сомагонки похмелья не бывает, особенно когда прямо с утра поднесут. Старожилы суетились во дворе, закладывая в поездку зимний экипаж – розвальни.

– Сам без единого гвоздя собрал! – похвалялся кузнец.

В розвальни – длиннющие сани с обитыми мехом сиденьями в двенадцать рядов – впрягли кобылу Инфляцию. Колдуны расселись, конюх свистнул-гикнул, огрел кобылу забористым словом, та заржала да тронулась, тут розвальни и развалились. Пассажиры посыпались в снег, утёрлись и посмеялись.

– Контра-гайка отлетела! – пояснил неудачный старт Сим. – Ничо, сейчас я принесу ключ на тридцать два и соберу всё в лучшем виде.

Он ушёл в кузню и вернулся с металлической рогатой палицей.

– Виш, – попросил он, – навинти вон ту херовину на эту, а ты Кос, продень эту хренотень скрозь ту проушину. Сейчас я подтяну и законтрогаю.

Действительно, вскоре розвальни были собраны, и старожилы совершили пробный объезд круг села. Инфляция трусила бодро, за санями тянулся искрящийся на солнце след полозьев.

– С нами поедешь или на ворованной верблюдице? – спросили хана.

– На ней, – отвечал Сотон, который не желал расставаться с трофеем, доставшимся от незаконного наследника.

Взгромоздился между горбов, сердобольный кузнец протянул ему прозрачный кувшин с узким горлом, предварительно разлив себе и товарищам по полстакана.

– Возьми первача, – сказал он. – Согреешься в пути, коли озябнешь. – Потом повернулся к старожилам: – Поехали?

– Поехали, – согласились они и дружно прозвенели стаканами.

Тяпнули, занюхали меховыми рукавами, конюх шлёпнул вожжой, и розвальни двинулись за шагающей вразвалочку кобылицей. Сотон тронулся вслед. Время от времени он прикладывался к горлышку и не заметил, куда подевалась весёлая троица. Очнулся один посреди заснеженного поля. Мела метель, выл ветерок, но будущий хан ни малейшего неудобства не испытывал. В меховой одёжке ему было тепло, и воши не кусали. Был он не один, а на пару с божественной сомагонкой.

– Снег да снег кругом! – пела его душа.

ГЛАВА 14

Одержимый хан, Ютландия, Жемус

Ютролли наступали снизу. Все чувствовали: вот-вот полетят стрелы. Подсотник Уст Тинкин велел залечь в ложбинку, что находилась чуть ниже макушки холма, и закрыться магическими щитами.

– Лес! – прокричал он, когда отряд послушно приник к земле, становясь в своих пёстрых мундирах невидимыми даже для сверхъестественно зоркого в полутьме ютрского зрения. – Тебе задание: попытайся повторить магический приём «зет оборотный». В прошлый раз у тебя здорово получилось!

– А если не выйдет? – спросил Лес, вспомнив, как несколько вечеров мучился вместе с Мартом, безрезультатно пытаясь повторить случайно получившуюся руну. Но ведь тогда в пещерах у него вышло, а Тынов сумел подхлестнуть полёт вражьих стрел. Когда они ворвались наконец в первое кольцо обороны, то обнаружили лучников, и каждому в сердце угодила собственная стрела. Слава Батюшке, сердца у ютроллей расположены с правой стороны.

– Если хочешь победить!.. – проскандировал Уст и замолчал, ожидая продолжения.

Лес молчал. Тынов не выдержал паузы и невольно продолжил ютскую речёвку:

– В ней уверен должен быть!

Какая чушь, подумал дюжинник отряда магической обороны (ОМО) Лес Нов. Ютантские воодушевители слагали такие дурацкие, но невольно запоминающиеся стишки, якобы настраивающие на победу. Чародеи, посмеиваясь, называли их слоганами.

– Ладно, я попробую, – нехотя пообещал Лес и привычно воздел левую руку, чтобы создать щит. Он представил, что сейчас вслед за движением ладони в воздухе протянется слабо светящаяся полоса, поднял глаза и…

Споткнулся и рухнул лицом в снег. Нелепость случившегося ошеломила его. Первые мысли были: «Как можно споткнуться лёжа?» и «Откуда здесь взялся снег?» Когда юноша поднялся и стёр с глаз белую мокрую кашу, он подумал: «Снег-то на месте, а вот откуда здесь взялся я?» Потому что зелёные холмы Ютландии исчезли, а вместо них возникли отвесные скалы. Лес находился в долинке, по которой, судя по цепочке следов в снегу, прежде чем упасть, сделал всего несколько шагов. Перед этим он спешился, конь необыкновенной золотой раскраски смирно стоял на месте. К нему дюжинник и обратился за разъяснениями:

– Ну и что всё это означает?

Конь в ответ фыркнул, словно посчитал вопрос донельзя глупым.

Для зимней поры Лес оказался неплохо экипирован: на нём была баранья шуба и меховая шапка, на руках шерстяные варежки, ноги обуты в унтайки. Каким образом и где он оказался, золотой конь не ответил, а больше спросить было некого. Поэтому юноша запрыгнул в седло и развернул скакуна, чтобы тот двинулся назад по своим следам. Куда-нибудь да попадём, решил Лес. И не ошибся.

Через короткую расщелину конь вынес всадника на дорогу, где их поджидали семеро раскосоглазых всадников.

– А мы уже начали было волноваться, – с явным облегчением в голосе сказал один из них. – Куда, думаем, делся Гессер? Что ты там забыл, в этой щели?

– Вчерашний день, – отмахнулся юноша.

Семеро спутников захохотали так, что чуть из сёдел не повылетали. Возможно, восприняли ответ как свежую шутку.

– И что нашёл? – спросил, отсмеявшись, старший по возрасту и по тому почтению, с каким к нему относились остальные. – Вчерашний снег?

Всадники хотя и разнились возрастом, но были до того похожи, что Лес принял их за братьев. Из их мыслей он узнал, что не ошибся.

– Ну ты и сказанул, Дадага! – ещё громче захохотали шестеро младших;

Дадага ухмыльнулся и повернулся к юноше:

– Едем дальше, хан, в Жемус?

Дюжинник знал, что ханами называют властителей народов, обитающих на восточных границах Лесного княжества. Почему его величают этим восточным титулом, он не знал, но спорить не стал, справедливо полагая, что со временем разберётся в обстановке. Конечно, по способности к выживанию он уступал сыну божка, которого нечаянно заменил, но то, что спорить насчёт нового имени и звания пока явно не стоит, осознал мгновенно. Потому и не спорил.

– Едем, – сказал коротко.

– Болдон, – скомандовал старший брат, – ступай торить дорогу.

Болдон молча развернул коня и двинулся вперёд, в гору. Остальные цепью тронулись вслед. Ехали молча, потому что чувствовали, как тяжело лошадям карабкаться вверх, слышали, как те хрипят, задыхаясь. Справа и слева тянулись горы, из-за одной вершины выглядывала другая, а из-за той – третья. Утёсы сменяли друг друга, величественные и до зевоты скучные, красивые до неправдоподобия и мучительно разнообразные. Видимо, и раскосым братьям опостылели эти предсказуемо непохожие виды, потому что один из них затянул, а прочие подхватили песню.