Дневник восьмиклассника (СИ) - Ра Юрий - Страница 29

— Есть. У меня ажно в целая статья есть в «Комсомолку». И в «Технику — молодёжи».

— Что, написал уже⁈ — Пацаны в курсе моих телодвижений с роликами, это их тема. А ты далека от наших устремлений, да и другие девчонки не в курсе.

— Не только написал, уже даже отправили. Осталось дождаться, когда где-нибудь напечатают.

— И что, вот прямо школу указал, класс? — Уточняет неверующий Фома, он же Чуга, он же Ваня.

— И статья за твоей подписью? — Уточняешь ты. Каждый выясняет в соответствии со своими приоритетами.

— Народ! Давайте я после уроков прочту чистовик статьи про наши разработки и наработки. А то вдруг кому-то еще будет интересно. А то оно вона как — даже девчонки заинтересовались. — После моих слов ты отошла в сторону к другим одноклассницам, взяв себя в руки. Вот и хорошо, мне только разговоров про Шерочку с Машерочкой не хватало. Или плевать? Или нафиг вся эта ерунда в стиле Ромео и Джульетты? Надо подумать на досуге в спокойной обстановке, что это вообще сейчас было. И к чему может привести вся это байда.

Хотя как раз это и так понятно — у кого-то будет первая встреча с асфальтом. Образ из моей прошлой жизни, вернее из того времени, когда родилось то стихо. Молодой влюбчивый организм с каждым новым увлечением как-бы начинал летать над поверхностью земли, а то и гораздо выше. Иногда получалось взлетать до уровня московских крыш. А они высокие, дома в Москве, а под ними всё заасфальтировано. Где-то примерно с третьего-четвертого взлёта я уже осознал — приземляться придется именно на ту неласковую поверхность. И всё равно бросался в отношения с мрачной решимостью и ожиданием падению мордой на тротуар. Сейчас мне всего этого не хочется, а еще есть надежда, что минует меня чаша сия. Всё-таки не гормонами едиными жив человек, головной мозг тоже как-то задействован в жизнедеятельности.

Снова 14 октября 1981 года

Перед сном я провёл тренировку с применением скакалки, которую Павлик упорно называл прыгалками, поколотил грушу, немного поотжимался. Ну и в душ сходил, естественно. Лёг спать — не спится. Чтоб зря не терять время, решил помучить организм письмом. Видать, старая привычка из прошлой жизни подтянулась: не спится, пиши. Грустно, пиши. Нечем заняться, тот же совет.

«Тот вчерашний разговор-разбор моего поведения был прерван криком: „Зинка идёт!“ в исполнении Виталиста. Класс моментально втянулся в класс, какой бы дурацкой эта фраза не была. Но так и было — наш класс тусил в коридоре почти до самого звонка, благо задержавшаяся историчка дала повод потолкаться на свободе. Всего минуту спустя мы уже сидели за партами и слушали, как на нас надвигается Зинаида Андреевна. Шаги метались по коридору, заскакивали в помещение, а потом втыкались в уши „Дах-дах-дах-дах!“ Мерно и неумолимо героических пропорций дама ломала доски пола своими наверняка цельнометаллическими туфлями. Вот в кабинет истории вторгается её бюст, вот уже она сама внутри, а когда линию двери преодолевают учительские ягодицы, мы дружно встаём и кричим как первоклашки: „Здравствуйте!“ Она нарочито морщится, словно недовольна приветствием, но предательская улыбка не оставляет сомнений — потрафили!»

Зинка в нашей школе была не только историчкой, но и завучем. Была и есть. Кстати, забавная история — директор школы историк, завуч тоже. Видимо причиной тому приоритет марксизма-ленинизма перед всякими алгебрами и алхимиями. А кроме того, ни одна физичка не могла вломиться в мужской туалет, а потом выйти из него с тремя пацанами-курильщиками, висящими в её руках как пучки моркови. Так что завуч из Зинаиды Андреевны вышел убойный и несменяемый. По непонятной мне причине эта мощная и деятельная женщина взяла под крыло забитого тихоню Корчагина прямо с четвертого класса. То ли ей понравилось то, что он проштудировал историю Отечественной войны восемьсот двенадцатого года, то ли он был слишком другой, отличающийся от неё и всего класса. Но я точно помню — между хозяином моего тела и невзгодами, сыплющимися на него, регулярно вставала эта стена харизмы и плоти.

Кто-то скажет, как на тихоню и заучку могут сыпаться какие-то невзгоды, отличные от тумаков и издевательств сотоварищей? И как завуч может от них спасать? Сам бы не поверил, но вторая память подсказывает: если пацаном выбили стекло в двери, то… классная делает вывод, что разбил дверь Корчагин. А если на подоконнике стоял горшок с геранью, а теперь не стоит, то виноват тот, кто прошлый раз разбил стекло. Вон и девочки видели что-то. Ну и дальше по списку. Несчастный молчаливый мальчик регулярно обтекал, а Зинка его защищала — не может разбить герань тот, кто знает фамилии всех командиров, стоявших на Семеновских флешах. И французов, их атаковавших. Как минимум, Нея и Даву, ибо там было слишком много французов, чтоб всех помнить.

Слава богу, что я не тот мальчик. И пофигу, что у него личный рекорд за один урок истории три пятёрки — эти оценки в жизни не котируются. А котриуется умение драться, отвечать за себя, просто дерзко разговаривать. И только в старших классах начинает давать бонусы к харизме игра на гитаре, стихосложение, грамотная речь. До старших классов, поди, не каждый дотягивает.

— Корчагин, к доске! Готов? Пошёл!

— К началу девятнадцатого века свыше девяноста пяти процентов населения в России было сельским. Производительность труда в данном секторе экономики традиционно ниже, чем в промышленном производстве. Так что сильному технологическому отставанию от Европы имелись как объективные причины… — Как тигр, сидящий в засаде, за учительским столом Зинка сначала подняла одно ухо, потом напряглась перед прыжком.

— Какие такие объективные причины?

— Во-первых, климатические условия, не позволяющие снимать два урожая в год…

— А что, где-то по два раза сеют? Да иди ты! — Голос из зала звенел от обиды, что где-то кто-то позволяет себе такое непотребство.

-… Во-вторых, исторически славянские племена, ставшие основой русского государства, были вытеснены в абсолютно голые с точки зрения наличия полезных ископаемых регионы.

— Это ты с чего взял, Корчагин? Наша Родина богата природными ресурсами, это все знают! — Не выдержала такого оправдания царизма историчка.

— Возьмём географическую карту, да мы её все и так помним. В европейской части России нет никаких горных массивов, являющихся традиционными кладовыми различных руд и минералов. До завоевания Урала…

— Не завоевания, а покорения.

— До того времени у наших предков практически не было ни свинцовых, ни серебряных руд, про золото даже вспоминать смешно. Камня для строительства, и того не было.

— А Курская магнитная аномалия? А Якутские алмазы⁈

— При Советской власти, всё это стало возможным найти благодаря техническому прогрессу.

— Врешь ты всё! Страна богатейшая была, просто цари всё испохабили! У нас народу было больше, чем… — неслось с мест.

— Народу к началу войны восемьсот двенадцатого в России было столько же, сколько и во Франции. Только у них и ресурс, и сельское хозяйство, и куча других стран объединились с ними.

— А как же мы тогда выиграли?

— Чудом.

— Корчагин, садись. Четыре. — Зинка была явно недовольна моей трактовкой истории Российской империи. Мало того, она практически прогнала меня от доски, не дав дорассказать скомпилированный текст про экономическое положение страны в начала прошлого века. С точки зрения сегодняшней даты. А фиг ли, если в голове равномерно перемешалось прочитанное в учебнике для восьмого класса и тех исторических трудов, которые довелось прочесть потом.

«А сегодня на физре я здорово облажался. Вот вроде и есть уже какие-то успехи в деле наполнения моего организма силами, а всё равно радоваться пока рано. Если кулаки уже вполне шустро летают, причём по правильной траектории, то про всё тело так не скажу. Прыжки через козла обернулись совместным с ним падением. Знаю и вижу, никаких проблем в исполнении этого упражнения нет. Если только как Юдаков не попытаться затормозить перед самым спортивным снарядом. Этот чудак после разгона ушел в боковой занос, пытаясь оббежать и козла, и физрука. Я же прямолинейно и равноускорено, как мне казалось, взял разбег, а потом воспарил. Парение не было долгим, чёртик на четырёх стальных ногах не иначе, как подпрыгнул и сбил меня в полёте. На мат падали мы уже вдвоём. Спасибо учителю, он слегка задержал моё падение, попытавшись перехватить в полёте. Хрен мне, а не пятёрка в четверти по физре. Это не он сказал, это я так себя ощущаю. Ролики роликами, а все остальные упражнения — боль. Особенно подтягивание. И даже если я стану подтягиваться в три раза больше, чем сейчас, даже если в пять раз — положение это не спасёт. Ибо ноль, умноженный на любое число, остаётся нолём. Вот такая математика. А подтягивание сдавать надо, да. Хотя вместо него могут зачесть отжимания, но мне самому стыдно и противно. Обладать таким телом противно. Буду учить его, буду принуждать. Во дворе видел перекладину, вбитую одним концом в дерево — на ней и буду висеть на потеху двору. А что делать?»