Развод и три босса (СИ) - Зайцева Мария - Страница 16

— Нет, конечно… — я пытаюсь все еще вернуть ту деловую волну, что словила только что, но не получается! Очень уж он опытно, качественно отвлекает!

Ведет ладонями по ногам, оголяя бедра, задирая юбку, бормочет тихо и возбужденно:

— Ю-у-убочка-а-а… Хорошая какая… Тебе идет… Только узковата… Ты в следующий раз надевай пошире…

Тут его пальцы нащупывают кромку чулок, Илья останавливается, вскидывает на меня жесткий темный взгляд, и я вздрагиваю пугливо от этой перемены в настроении. Впервые приходит в голову мысль, что я этого человека вообще не знаю… Ничего о нем не знаю, кроме того, что он невероятно вкусно пахнет, охренительно трахается и работает электриком.

Молодец, Эмми, ты оправдываешь свое имя. Правда, не думаю, что то, как я это делаю, понравилось бы папе.

— Чулки? — хрипит Илья, а большие пальцы ловко оттягивают резинку, — нахера? Дресс-код? Для босса?

— Э-э-э… — не знаю, почему я это делаю, почему не возмущаюсь его вопросу, его собственническим замашкам. По идее, у меня на это все идиосинкразия должна быть… Но нет, ничего такого. Наоборот, от мрачной ревности в его голосе я начинаю заводиться еще больше, и искушение подразнить Илью становится непреодолимым… — Дресс-код… Ну… Да… И… Удобно…

Сознательно ничего внятного и провокационного не говорю, но лицо Ильи мрачнеет, он рывком раздвигает мне ноги, так , что узкая офисная юбка жалобно трещит, а я так же жалобно вскрикиваю, с ужасом осознав, что могу оказаться вообще без юбки! А мне как-то рабочий день дорабатывать! Первый, между прочим! Хороша я буду, а?

— Илья! Ты что? — шепчу я, не решаясь возражать излишне громко, вдруг, сюда кто-то зайдет? И застанет? И ужас-ужас вообще! — Нет… Отпусти… Сюда зайдут…

— Как зайдут, так и выйдут, — рычит Илья, не позволяя мне свести ноги, встать, и более того, легко распластывая на столе, прижимая к нему одной ладонью, размерами с всю поверхность моего живота, так что подняться нет никакой возможности! — Лежать! Посмотрю, чем ты еще местных боссов удивлять собираешься… Ого… Это что за нитки?

Это он трусики мои нащупывает!

И как-то очень быстро их преодолевает! Нет, они и без того несерьезным бастионом были, а после его атаки вообще перестают существовать…

Мысль, что именно теперь любой ценой надо сберечь юбку, охлаждает немного, приводит в чувство, и я торопливо бормочу:

— Да что ты себе придумал? Я просто всегда чулки… Ну, в первую нашу встречу я же в джинсах… И вторую в брюках… А когда юбку, то чулки… Это удобно… Порвались, поменяла… Прекрати… Прекрати… Это… Неправильно все… Неправильно… Ай… Не надо-о-о-о…

Последние слова я буквально выстанываю, потому что Илья меня, конечно, слушает, но своего разрушительного воздействия на организм не прекращает.

А организм этот, между прочим, слабый, оказывается!

И еще окончательно не отошедший после вчерашнего! А его очень быстро, без предупредительных выстрелов в воздух, окунают в сегодняшнее! И оно такое сладкое, это сегодняшнее! И оно такое, ай…

— Мокрая… — удовлетворенно шепчет Илья, легко трогая меня, но не проникая внутрь, словно просто готовность проверяет. — Какая хорошая… Тебе идет это имя, Эммануэ-э-эль…

Кто бы мне сказал, что мое имя может так возбуждать! Причем, меня саму же!

Он тянет его по слогам, а сам именно в этот момент плавно, мягко входит. И я послушно, с готовностью раскрываюсь, больше не делая попытки подняться со стола, забыв напрочь о том, где я, что в любой момент сюда могут зайти, и моей репутации однозначно конец…

Он такой большой, такой жесткий и такой горячий, что мне хочется одновременно визжать, плакать от наслаждения и насаживаться сильнее, до упора.

Я так и делаю.

Глухо визжу, потому что после первого же звука на губы мне падает тяжеленная ладонь и мешает прорываться чему-либо, хоть чуть-чуть более громкому, чем этот сдавленный мышиный писк. Ощущаю, как слезы льются по щекам, а прямо перед взглядом расплываются, двоятся, троятся светодиодные лампы на потолке.

И двигаюсь Илье навстречу, послушно выгибаясь так, как велит мне его ладонь, больше не прижимающая к столу, не нужно этого теперь, а придерживающая лодыжку на широченном плече.

Вскрикиваю на каждое его движение в себе, смотрю то на пляшущие на потолке лампы, то на кончик своей туфли у виска Ильи, то в его глаза, черные и жесткие сейчас, затягивающие в горячий чувственный омут…

Все внутри пульсирует, член во мне движется в такт этой пульсации, мерно и тяжело, с отдачей, я пытаюсь притянуть к себе голову Ильи, хочется, чтоб поцеловал, но он только рычит угрожающе и раздраженно, и, наклонившись, широко лижет скулу, шею, прикусывает ее основание, то самое сладкое место, о существовании которого я не знала все годы брака… Зато теперь знаю!

Стоит Илье зажать зубами кожу в этом месте, как у меня все сжимается, волнами расходится от эпицентра до самой последней клетки в организме! И это так сильно! Так остро! Так хочется повторять и повторять! И чтоб не останавливался! И плевать на весь мир! На весь!

— С ума сводишь… Эммануэ-э-эль… — Илья шепчет мне эти слова, так возбуждающие, так ласкающие слух, наклонившись, зажав мою задранную ногу между нами, и я в этот момент радуюсь своей растяжке. А еще тому, что он понимает меня! Потому что ускоряется, именно тогда, когда надо. Когда сил нет терпеть, когда хочется освобождения!

И Илья дает мне это освобождение, прижавшись, накрыв меня своим огромным телом и поцеловав, наконец-то поцеловав, глубоко, так же жестко имея языком, как и членом. И мне это двойное проникновение, двойной секс, выносит последние оставшиеся мозги из головы.

Мычу ему в рот, закатываю глаза, слезы текут по лицу, пропадают в волосах на висках, внутри все содрогается в бешеном ритме, созвучном с тем, что Илья задает сейчас для нас обоих… И это длится, длится, длится… Пока я, наконец, не отключаюсь.

Пусть на пару мгновений, но реально вырубает от наслаждения.

Прихожу в себя в его руках.

Илья уже опустил мою ногу, поднял меня со стола в сидячее положение и теперь стоит между моих бесстыдно раздвинутых ног, обнимает, прижимает к себе, щедро делясь своей силой, мощью, чисто мужской, непрошибаемой уверенностью в том, что всегда прав.

— Что ты?.. — мне внезапно хочется пожаловаться ему на что-то… И даже не понимаю, на что. Просто хочется, чтоб дальше гладил и жалел. А потом просто поднял на руки и унес… Куда-нибудь. Неважно, куда. Главное — на руках. Главное — в безопасное место.

Впервые ощущаю такой откат после секса, когда не убежать хочется, а, наоборот, забраться на этого мужчину, как обезьянка на слона, укрыться от всех недругов и кайфовать на огромной, теплой, безопасной спине…

Глава 14. Когда личная жизнь мешает рабочей...

Глава 14. Когда личная жизнь мешает рабочей...

Кристина, наш психолог, не такая уж и простая девушка, как показалось с первого взгляда. Тесты она, по крайней мере, такие использует, что я и не видела, и не слышала ни о чем подобном. А я, вроде как, не совсем уж профан в этом вопросе.

Внимательно изучаю их, с огорчением понимая, что немного промахнулась с изначальным определением психолога и ее квалификации.

Плохо, Эмми, очень плохо! Никуда не годится!

Считаешь себя профессоналом, а сама в банальной физиогномике ошибаешься!

А все почему?

А все потому, что меньше надо, Эмми, по разным подсобным помещениям с сексуальными электриками шарахаться и кадры из порнхаба в реальности воплощать!

Если б от меня зависело, я бы вообще только в работу, только в труд…

Но Илья почему-то не захотел как можно быстрее отпускать меня из своих лап загребущих после того, как удовлетворил наши взаимные первичные секс-потребности.

Потискал всласть, подышал в шею горячо, никак не реагируя на мое копошение и писк возмущенный, что мне работать, и что потеряли уже, наверно. И что если найдут… Ой, что будет…