Плач богов (СИ) - Владон Евгения - Страница 84

Когда-то она предстала перед ним хрупким ангелом, до смерти напуганным шокирующим фактом осознания, куда она попала и почему. Невесомый призрак ирреального создания, который он гнал из своей головы более приземлёнными картинами в своём примитивном, пусть местами и жёстком воображении. Сегодня она предстала перед ним в конкретном образе надменной соблазнительницы, с коими он привык общаться чуть ли не всю свою сознательную жизнь. Ну, может по началу слегка ломалась для поддержания нужного эффекта, а так, ничего нового. По крайней мере, до сего момента. Когда она «оттолкнула» его от себя, тем самым вызвав в его теле сковывающую парализацию (хотя в её жестах не было ничего неприязненного или продиктованного резким испугом). Может его ошарашило тем, что он увидел в ней, точнее головокружительной метаморфозой, произошедшей с ней на его же глазах за считанные мгновения? Тем, как из привычного кокона обыденных ситуаций, банальных слов и предсказуемых действий вдруг высвободился тот самый ангел, которым она запомнилась ему в их первую встречу-столкновение.

Не то, чтобы за её спиной тут же раскрылись на весь размах два огромных ангельских крыла, но что-то неестественное с ней произошло. То, что вынудило его оцепенеть и какое-то время наблюдать за девушкой неподвижным истуканом, ничего не предпринимая со своей стороны и не понимая, куда она идёт и зачем. Хоть и длилось данное безумие всего ничего, но запомнилось оно Киллиану Хейуорду именно остановкой во времени, провалом околдованного создания во временную петлю маленькой вечности. Казалось, даже музыка с приглушёнными голосами окружающих людей растворились вибрирующей тишиной в приторно-сладком воздухе тропической ночи. Да что там звуки, даже сами люди поисчезали с сетчатки глаз, которые неотрывно следили за передвижением одной единственной фигурки в красном платье. И она просто отдалялась от него, так ни разу и не обернувшись, пока не остановилась где-то на расстоянии в семь ярдов, практически у границы двора, между стыками близстоящих к друг другу домов. Потом подняла руки, завела ладони за голову… не спеша развязала на затылке ленты карнавальной маски.

Кажется, тогда его сердце пропустило один удар. А может и больше. Ибо взыгравшее в его жилах волнение назвать ничем иным, как приступом эмоциональной контузии не поворачивался язык.

Эвелин просто снимала маску, и столь безобидное по своей сути действие было воспринято им, как нечто большее, в буквальном смысле откровенно интимное, сопоставимое разве что со снятием исподнего. Не удивительно, что его настолько сильно оглушило то ли завуалированными, то ли вполне конкретными жестами-намёками этой невинной искусительницы. А когда она обернулась уже без маски, подставив своё лепное лицо жёлтым бликам ближайшей керосиновой лампы, его и вовсе вынесло за пределы адекватного мышления, накрыв с головой смертельным цунами первозданного грехопадения.

Как и что и происходило в ближайшие две-три минуты, Киллиан на вряд ли даст всему этому чёткую картину с полным описанием. Всё, что он тогда запомнил – это как сорвался с места и, едва не распихивая стоящих на пути дворовых зевак, ринулся за шлейфом красного платья, только что скрывшегося в угольных тенях тоннеля-прохода между двумя домами. Ну и то, как его в те секунды колотило изнутри. И как притапливало ослепляющими вспышками бесконтрольного безумия с болезненными судорогами остервенелой похоти, которая, казалось, выжигала под кожей в мышцах и в венах своим эрогенным ядом до нестерпимых ожогов, процарапывая от затылка по всем позвонкам вплоть до самого копчика будоражащей резью острого возбуждения, чтобы тут же отрикошетить в пах к онемевшей головке члена ещё более острыми спазмами. Временами настолько сильными, что хотелось даже застонать в полный голос, при чём до того, как он настигнет главную виновницу его свихнувшегося состояния.

Хотя она и не убегала вовсе. Скорее наоборот. Стояла, прижавшись затылком и спиной к стене одного их домов между ставнями неосвещённых окон, окутанная тёмной вуалью окружающих теней, и явно смотрела в его сторону. Тогда-то его и накрыло самой болезненной вспышкой, как только он понял, что она ждёт его. Ждёт и не сводит с него пристального взора, не сдерживая учащённого дыхания, от которого её грудь вздымалась и опадала, как после изнурительного бега по пересечённой местности.

Сколько же ему стоило неимоверных усилий, чтобы не оплести её горлышко своей лапищей и не впечатать её в стену собственным телом. Сомнительно, чтобы она оценила его обезумевшие действия со свойственным другим женщинам едва не покорным согласием. Что-то всё-таки заставило его приостановиться и взять себя в руки. Наверное, мысль о том, что со сдавшимися на твою милость ангелами так не поступают. Не для того она сложила перед ним свои хрупкие крылья, чтобы он тут же варварски их смял, а то и вовсе вырвал с корнем. Да и рука не поднялась бы причинить ей вред после того, что она сделала, возможно переступив через собственные принципы и гордыню, позволив и без того настигнуть себя, подобно немощной жертве, уставшей убегать от своего одержимого преследователя.

Поэтому ему и пришлось взять за горло себя, пусть и не буквально, но вопреки всем своим необузданным хотелкам. Прижаться правой рукой о стену возле её головы, будто надеясь сцарапать о холодную стену с ладони пульсирующий зуд млеющего покалывания. Правда тут же забывая о последнем, как только он навис над бледнеющим в полусумраках личике неземного ангела уплотнившейся тенью изголодавшегося демона.

Возможно, в те секунды с ним действительно произошло нечто необъяснимое, будто переключив в голове или в сознании некий рычаг, отвечающий за его человеческую сущность. Кем он тогда себя почувствовал? Да хрен его разберёт. Но на вряд ли кем-то разумным и трезво соображающим. Словно глотнул или вдохнул смертельной дозы колдовского зелья, исходящего сладкими эфирами от настигнутой им жертвы. И захотел ещё, больше и без меры, только не так, не вскользь, а с полным погружением, пока бы не упился в усмерть и не захлебнулся её первозданным источником.

- Так что же творится в вашей голове, мистер Хейуорд? – её шёпот, казалось, прошёлся осязаемой вибрацией по коже от его губ и до низа живота, заскользив по окаменевшему стволу члена к вздутой головке и уже там отпечатался сладким ожогом – новой вспышкой болезненного возбуждения.

Держать себя в руках дальше уже не имело никакого смысла. Его никто не останавливал и ничего не запрещал. Поэтому он и сделал это, почти неосознанно (возможно рефлекторно). Поднял вторую руку и невесомым касанием одних лишь кончиков пальцев провел по контуру выделяющего во мраке «тоннеля» ангельского лица. Почти отсвечивающегося или же отражающего тусклые блики дворового освещения, проникающие сюда рассеивающимся лучом далеко не божественного света.

От карнавальной маски остался след на слишком нежной коже, и он его тоже почувствовал, осторожно прошёлся по его отпечатку своими грубыми мозолями, задержавшись на выразительных линиях приоткрытых губ, но удержавшись от острого соблазна надавить и проникнуть дальше, даже для того, чтобы ощутить влажную границу с внутренней стороны, пусть Эвелин и не сопротивлялась. Просто продолжил своё изучение-любование – по подбородку, рельефу скулы, шеи, замедляя движение то на пульсирующей жилке сонной артерии, то на яремной впадинке и выступающей ключице, а потом на ложбинке приподнятых корсетом полушариях соблазнительной груди.

Хотя едва ли он мог сказать на тот момент, чем же его вскрывало до ослепляющего желания кончить, подобно сумасшедшим вспышкам кратковременной контузии и более ощутимым ударам похотливого вожделения: то ли прикосновениями к её лицу и аппетитным формам скрытого одеждой тела, то ли погружением собственного взгляда в широко распахнутые глазки напротив или сводящей с ума необходимости прочесть в них ответную реакцию на его любующиеся ласки. Не исключено, что увиденное и прочувствованное как раз и оглушало своими непредсказуемыми результатами. Выбивало из-под ног твёрдую опору и творило с его рассудком шокирующие метаморфозы, впрочем, как и с физическими ощущениями воспалённого остервенелой похотью тела.