Графиня Де Шарни - Дюма Александр - Страница 83

– А ведь верно, дорогой кузен! – заметил Лафайет. – Если не ошибаюсь, муж вашей кормилицы был слесарем, не так ли? А ваш батюшка, несмотря на то, что он никогда не был горячим поклонником автора «Эмиля», говаривал тем не менее, что если бы он стал следовать советам Жан-Жака, то сделал бы из вас слесаря, не правда ли?

– Совершенно верно, сударь. Вот почему я имел честь сказать его величеству, что если ему понадобится ученик…

– Ученик мне пригодится, сударь, – отвечал король, – но кто мне особенно нужен, так это мастер.

– Какой же замок вы делаете, ваше величество? – спросил молодой граф фамильярным тоном, что было вполне позволительно, принимая во внимание костюм короля и место, в котором он принимал гостей. – Будет ли это замок врезной, накладной или висячий, замок с глухим язычком, замок в чехле, замок с задвижкой, замок с секретом, дверной замок?

– Ого! – вскричал Лафайет. – Я не знаю, дорогой кузен, на что вы способны в деле, но в области теории вы, как мне кажется, – большой специалист по этой части – я не скажу ремесла, потому что его облагораживает сам король, – но искусства.

Людовик XVI с видимым удовольствием выслушал классификацию замков, представленную молодым графом.

– Нет, это будет обычный замок с секретом, то, что называется двусторонний замок. Впрочем, мне кажется, я переоценил свои силы, Ах, вот если бы рядом был мой бедный Гамен, называвший себя мастером мастеров и всеобщим учителем!

– А что, государь, разве этот человек умер?

– Нет, – отвечал король, выразительно посмотрев на молодого человека, словно желая сказать ему: «Умейте понимать с полуслова». – Нет, он в Версале, на улице Резервуар; дорогой моему сердцу человек не смеет, должно быть, навестить меня в Тюильри.

– Почему, государь? – спросил Лафайет.

– Да из опасения себя скомпрометировать! В наше время французский король – компрометирующая личность, дорогой генерал. А доказательством этого может служить то, что все мои друзья теперь – либо в Лондоне, либо в Кобленце, либо в Турине. Впрочем, – продолжал король, – если вам не покажется неуместным, дорогой генерал, что он прибудет ко мне с одним из своих подмастерьев на подмогу, то я пошлю за ним в ближайшие дни.

– Государь! – с живостью заговорил Лафайет. – Вашему величеству отлично известно, что вы совершенно свободны в том, чтобы приглашать, кого вам угодно, и видеться с теми, кто вам нравится.

– Да, при том, однако, условии, что ваши часовые обыщут посетителей не менее усердно, чем контрабандистов на границе; да бедняга Гамен умрет от страха, если его ящик с инструментами примут за патронташ, а напильники – за кинжалы!

– Государь! Признаться, я ума не приложу, как мне добиться вашего прощения, но я отвечаю перед Парижем, перед Францией, перед Европой за жизнь короля, и чтобы его драгоценная жизнь была в целости и сохранности, ни одна мера предосторожности не может быть лишней. Что же до этого человека, о котором мы говорим, то король может сам отдать любые приказания, которые сочтет необходимыми.

– Очень хорошо! Благодарю вас, господин Лафайет. Впрочем, торопиться некуда; дней через восемь-десять он мне понадобится, – прибавил он, бросив косой взгляд на графа де Буйе, – и не только он, но и его подмастерье; я прикажу предупредить его через одного из его приятелей – моего камердинера Дюрея.

– Ему довольно будет лишь назвать себя, государь, и его сейчас же пропустят к королю; его имя будет ему пропуском. Храни меня Бог, государь, от репутации тюремщика, стражника, ключаря! Никогда король не был так свободен, как теперь. Я даже хотел бы просить короля возобновить охоту и путешествия.

– Охоту? Нет уж, увольте. Кстати сказать, вы сами видите, что теперь у меня голова занята совсем другим. Что же касается путешествий – это совсем иное дело. Последнее путешествие, которое я предпринял из Версаля в Париж, излечило меня от желания путешествовать, по Крайней мере в столь многочисленном обществе.

И король снова бросил взгляд на графа де Буйе; тот едва уловимым движением ресниц дал понять королю, что все понял.

– А теперь, сударь, скажите, – обращаясь к молодому графу, проговорил король, – как скоро вы собираетесь покинуть Париж и возвратиться к отцу?

– Государь! – отвечал молодой человек. – Я покину Париж через два-три дня, но в Мец вернусь не сразу. У меня есть бабушка, она живет в Версале на улице Резервуар; я должен засвидетельствовать ей свое почтение. Потом отец поручил мне закончить одно очень важное дело, касающееся нашей семьи, а повидаться с человеком, от которого я должен получить по этому поводу приказания, я смогу дней через десять. Таким образом, к отцу я вернусь лишь в первых числах декабря, если, разумеется, король не пожелает, чтобы я по какой-либо причине поторопился с возвращением в Мец.

– Нет, граф, можете не спешить, – отвечал король, – поезжайте в Версаль, исполните поручение маркиза, а когда все будет сделано, возвращайтесь домой и передайте ему, что я о нем помню, что я считаю его одним из самых верных своих друзей, что я в один прекрасный день похлопочу за него перед господином де Лафайетом, а тот, в свою очередь, отрекомендует его господину Дю Порталю.

Лафайет сморщил губы в улыбке, слыша новый намек на свое всемогущество.

– Государь! – молвил он. – Я уже давно и сам рекомендовал бы вашему величеству господ де Буйе, если бы не имел чести состоять с ними в родстве. Только опасение вызвать разговоры о том, что я использую милости короля в корыстных интересах, мешало мне до сих пор совершить эту справедливость.

– Ну что же, все удивительным образом совпадает, господин де Лафайет; мы еще поговорим об этом, не так ли?

– Ваше величество! Позвольте вам заметить, что мой батюшка сочтет немилостью, даже опалой карьеру, которая хотя бы частично лишила его возможности служить вашему величеству.

– О, разумеется, граф! – отвечал король. – Я не допущу, чтобы положение маркиза де Буйе хоть в малой степени изменилось вопреки его и моей воле;; Доверьте это дело нам, господину де Лафайету и мне, и отправляйтесь навстречу своим удовольствиям, не забывая, однако, и об обязанностях. Вы свободны, господа!