Тайна Лоринг-Чейза - Фарнол Джеффери - Страница 47

– О, только не о них! – взмолился Дэвид. – Расскажите лучше о себе.

– Обо мне? Что ж обо мне рассказывать, у меня все прекрасно, благодарение небу и здоровой печени! Торговлишка процветает, в особенности это касается слабительного. В самом деле, спрос на него оказался столь велик, что мне пришлось спешно возвращаться сюда – я ведь храню свои целебные травы и прочие ингредиенты для пилюль и настоек здесь, на попечении Тома. Пришлось возвращаться, как я уже сказал, и стряпать дополнительную партию. Средство от мозолей тоже прямо с руками отрывают, а пилюли для бледных расхватали с алчностью изголодавшихся хищников. – Пибоди взглянул на Дэвида оценивающе. – А как вы смотрите, молодой человек, на возможность присоединиться ко мне? Работой загружу по горло, будете трудиться с утра до вечера, а платить буду гинею в неделю. По-моему, неплохо для начала. Подумайте над этим!

Из окна высунулась голова хозяина, который громко возвестил:

– Кушать подано, джентльмены.

Войдя в харчевню, они обнаружили аппетитнейше накрытый стол под свежей скатертью – скворчащую яичницу с ветчиной и ароматный кофе, от запаха которого у обоих слюнки потекли.

– Здоровый аппетит – нагрузка для желудка, Слабительное Пибоди умножит ваши дни! – продекламировал бродячий эскулап, когда они уселись за стол. За сим последовала продолжительная пауза, поскольку сотрапезники были чересчур заняты, чтобы поддерживать беседу.

– Секрет любого хорошего лекарства, сэр, – спустя некоторое время изрек мистер Пибоди, назидательно подняв вилку, – секрет всякого пользующегося успехом снадобья для облегчения телесных недугов – это aqua vulgaris c маленькой таинственной добавкой. Да, тайна – великая вещь! Разум человеческий благоговеет перед всем, чего не в состоянии постичь, и человек обнажает и склоняет перед тайной свою пустую голову! Откуда и берутся шарлатаны, факиры, некроманты, священники и философы вроде Пифагора. Все они внушают нам, простым смертным, что приоткрыли покров тайны. Только нас не пускают посмотреть… Будь ты трижды дураком и отъявленным мошенником, но если у тебя хватит ума выглядеть загадочным, тебя будут уважать, ссылаться на твои заумные речи и всячески восхвалять. Тебе будут подражать. А мудрого или просто хорошего человека, презирающего дешевые уловки и эффекты, толпа просто не заметит… Да-с!.. Кстати к вопросу о загадках. Страшная история с сэром Невилом…

– Для меня остается загадкой, как вы ухитряетесь носить такую чертову пропасть бутылочек в такую даль? – поспешно перебил Дэвид. – Ведь вы ходили в Льюис, на ярмарку?

– Ничего особенного, молодой человек. Нанял у Джима Крука пони с тележкой. Ну, так что, идете в ученики эскулапа, двинете по стопам Галена, Гиппократа и Пибоди за одну гинею в неделю? Решайтесь.

– Я искренне благодарен вам за предложение, но…

– Значит, нет! – кивнул Пибоди. – Что ж, дело ясное: мозоли, простуды, кашель и колики недостаточно романтичны для вашей возвышенной натуры, так ведь, сэр?

– Э-э, действительно, – протянул Дэвид. – Я, э-э, испытываю недостаточно…

– Ладно, не продолжайте! Позвольте лучше дать вам дружеский совет: научитесь говорить без этого блеяния.

– Сэр! – воскликнул Дэвид, краснея. – Если вы намекаете на мой акцент…

– Вот именно! – подтвердил бродячий целитель. – Вы блеете, сэр! Бекаете и мекаете, как заблудившаяся овца! К тому же произносите «а» вместо «я» и «моэ» вместо «мой» – это ж никуда не годится. Иностранный акцент, в отличие от жеманства, обращает на себя внимание, коробит обывательское ухо и вызывает предубеждение. Кроме того, считается, что, так или иначе выделяясь – я не имею в виду рекламу для пользы дела, – вы либо специально выставляете себя напоказ, а это вульгарно, либо невольно предстаете перед другими в нелепом или смешном виде… Ну вот вы и обиделись, сэр!

– Нет, – ответил Дэвид и засмеялся. – Правда, нет!

– Рад слышать это, сэр, ибо гнев отнимает массу жизненных сил и энергии. Ярость и гнев – две страсти, сжигающие…

– Мастер Пибоди, ох, конечно, извините, что я помешала, но мне очень надо вам что-то сказать.

На пороге стояла полногрудая опрятная девица. Она присела в реверансе, и Пибоди приветствовал ее с самым серьезным видом.

– Что ты хочешь, Мэри Байбрук? – спросил он.

– О, сэр, скажите, пожалуйста, то лекарство, которое дедушка получил от вас, оно для кашля или для мозолей?

– Для мозолей, Мэри. Что, они его уже не беспокоят и он забыл, от чего микстура?

– Господи, кто ж его знает, мастер Пибоди? Видите ли, дедушка взял да и выпил его – опрокинул, и прямо залпом!..

– В самом деле? – удивился эскулап, нимало не тревожась. – И ничего не осталось, дитя мое?

– Ни капельки, сэр! Дедушка совсем ничего не смыслит в лекарствах!

– Да, пожалуй, медицина только вредит ему.

– Ох, что же будет с его бедным старым желудком?

– А как подействовало лекарство?

– Да вообще-то ничего. Он отправился в свинарник, уселся там и поет!

– Поет, Мэри?

– Ага, весело так, прямо заливается! Страсть, говорит, как отлично себя чувствую.

– Так и должно быть! – важно кивнул мистер Пибоди. – Таково одно из многочисленных достоинств средства от мозолей Пибоди – его можно принимать как угодно, сколько угодно и когда угодно. Как наружно, так и внутренне.

– А от него не нарастут мозоли у дедушки в кишках, сэр?

– Если они там есть, то крупнее не станут, Мэри, можешь быть спокойна.

– Ох, слава Богу, сэр! Тогда он просит дать ему еще бутылочку, если можно, будьте так добры.

Бродячий эскулап вышел за дверь и вскоре вернулся с одной из только что наполненных склянок в руке.

– Передай дедушке, пусть принимает по одной столовой ложке после еды. Это скажется на его заслуженном желудке не менее благоприятно, чем средство от мозолей, зато гораздо аппетитнее на вкус.

– О, я вам ужасно благодарна, сэр!

Полногрудая Мэри присела в реверансе и протянула ему шиллинг. Мистер Пибоди взял его, повертел в руке и вернул обратно.

– Дитя, – сказал он, – раз твой дедушка такой древний старик, вы должны мне полцены. Ты должна мне шесть пенсов. Или нет – четыре.

– Ну, сэр? – с вызовом спросил он Дэвида, когда девушка, рассыпаясь в благодарностях, ушла. – Что это вы так свирепо на меня уставились?

– Грешно обманывать темный народ, преступно, – сказал Дэвид. – Вы наживаетесь на невежестве простого люда.

Пибоди вздохнул, откинулся назад и посмотрел на него с некоторой грустью.

– Сэр, я никому не обязан давать отчет или оправдываться, – заявил он, – но вам объясню. Некогда, в давние времена, я тоже был молод и, следовательно, глуп. А поскольку я был глуп, я совершил три дурацкие ошибки: женился на красавице, завел дружбу с негодяем и купил скаковых лошадей. Итог, вполне естественно, наступил плачевный: лошади меня разорили, жена меня бросила, а мерзавец-друг прострелил мне легкое. Последнее обстоятельство, к счастью, временно отвлекло меня от житейских невзгод… Н-да!.. Выздоровев, я остался без гроша, нищим и, следовательно, одиноким. Отчаявшись, я стал искать забвение в вине, общался с разными подонками, опускался все ниже и ниже и в конце концов оказался на самом дне грязной пропасти. До такого способно докатиться только высшее животное, именуемое человеком. Более благородная тварь – допустим, лошадь или собака – непременно погибла бы… Да-с! Но там, среди отбросов рода человеческого, гноящихся язв общества, я набрел на цветок, проросший на навозной куче, небесное, еще не испорченное создание… Так я нашел свое спасение. Ей было шесть лет, она чахла и умирала от заброшенности и дурного обращения. Мы бежали, вырвались на свет Божий, к душистым лугам и зеленым лесам, и начали жить, как умели. Голодали, когда наступала нужда, но она к ней привыкла, а я, в конце концов, был мужчиной… Одно время, скучая в колледже, я баловался медициной, а тут как-то случилось нам жить в одном деревенском доме в Пэчеме, недалеко от Брайтона. Там-то и улыбнулась нам удача, когда мне в голову пришла идея, воплотившаяся в справедливо прославленную панацею для бледных по рецепту Пибоди… С тех пор прошло много лет, мои волосы поседели, а моей Сальвейшн[14] – шестнадцать. Она завершает образование в Брайтонской академии, но рвется ко мне, словно к родному отцу. Мы с ней мечтаем купить здесь неподалеку домик, поселиться там вдвоем и жить до конца наших дней… Итак, теперь вы знаете, сэр, почему я стал шарлатаном. Да, я шарлатан, но умеренный, ибо никому не причиняю вреда… Что же касается преступности подобного…