Стоящий у Солнца - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 44

– Любопытная деталь! – засмеялся Савельев. – Ну, Мамонт! Как лучше их познакомить?

– Как лучше? – задумался Иван Сергеевич. – Однажды он мне сказал: «Мечтаю когда-нибудь ночью проснуться, а рядом – прекрасная женщина, совсем незнакомая, никогда не виданная. И чтобы все начать с чистого листа…» Блажь такая у него. Я даже один раз хотел его разыграть, да не вышло.

– Понимаешь, Сергеич, надо попасть сразу в десятку, – обеспокоенно сказал Савельев. – Любой промах, и раскусит.

– Раскусит! Потому нужно соблюсти все детали, о которых говорю. Причем очень точно!

– Какое имя ему больше всего нравится?

– С именем не мудрите, – предупредил Иван Сергеевич. – Пусть будет какое угодно. Иначе можно и переиграть. К тебе вот явится, так сказать, женщина твоей голубой мечты. Тебе не покажется это странным?

– Покажется…

– А почему, ты думаешь, Мамонту не покажется? Он ведь знает, поди, что вы его за хвост держите? Не знает, так догадывается. Поэтому при всех деталях должно быть какое-то легкое несоответствие идеалу. Которое потом забудется и, возможно, станет достоинством.

– Ты прав! – согласился Савельев. – Я рад, что ты пришел ко мне. Мы с тобой поработаем! Через недельку придет согласование, и вперед!

Иван Сергеевич уехал с первым заработком в кармане и стал ждать своего срока. Женщина, которую он нарисовал для Мамонта, была идеалом для него, Ивана Сергеевича. Он рассказывал, на что бы клюнул сам; с идеалами же Мамонта у них были большие расхождения. Однако при всем этом кое-какие вкусовые детали Русинова пришлось выдать: в полную неправду никто не поверит.

И тут началась какая-то непонятная игра. Савельев вдруг стал охладевать к Ивану Сергеевичу, встречал его без восторга и выглядел очень озабоченным. Кроме того, согласование на кандидатуру Афанасьева от шведской стороны фирмы почему-то задерживалось и обещанная неделя закончилась без результата. Потом Савельев неожиданно приехал к нему сам и изложил суть замешательства – шведы не хотят брать Ивана Сергеевича в штат и согласны лишь на его разовые консультации. Иван Сергеевич особенно-то и не рвался в фирму на постоянную работу, памятуя, что долго там все равно не продержаться, ко всему прочему, если раскусят, на кого он действительно работает, – головы не сносить. Фирма серьезная, валютная, а в стране – беспредел. И искать не будут… Он согласился на разовые, и условились, что в случае необходимости будут встречаться на нейтральной территории по телефонному уговору.

А буквально на следующий день ему позвонил швед и на приличном русском языке попросил назначить час встречи для конфиденциальной беседы. Иван Сергеевич согласился и поехал на встречу в Москву. Там же вообще начались чудеса. Разговор происходил в вертолете, который барражировал над столицей: таким образом обеспечивалась гарантия от прослушивания. Переговоры с Иваном Сергеевичем вели два шведа: один, правда, говорил только на своем языке, а другой переводил. Ивану Сергеевичу предложили возглавить совместную фирму «Валькирия». И стало сразу понятно, почему так охладел Савельев и почему он валил на шведов задержку в согласовании. Получалось, что Иван Сергеевич подсиживал своего бывшего ученика. Предложение было настолько неожиданным, что он поначалу даже растерялся и по русской привычке чуть было не стал отнекиваться, ссылаясь на радикулит. Потом сообразил, что так не делается, просто надо взять время, чтобы все осмыслить и принять решение. Шведы спешили – надо было отправлять экспедицию на Урал, и потому согласились на три дня. Если Иван Сергеевич соглашался, ему следовало позвонить по телефону, указанному в визитной карточке, и сказать одну условленную фразу: «Я вас приветствую, коллега». Остальное – куда девать Савельева и как посадить в «Валькирию» Афанасьева – было делом шведской стороны.

Служба у Савельева действительно работала на профессиональном уровне, потому что вскоре после конфиденциальной беседы позвонил он сам и в открытую спросил:

– Ты с кем недавно вел переговоры? И какие?

Иван Сергеевич понял, что телефон его прослушивают.

– Немцы предлагают работу в Германии, – сказал он то, что придумал на ходу. – Контракт на три года. Поиск «Янтарной комнаты». Не было ни гроша, и вдруг алтын. Нарасхват пошел. Это не ты там подшевелился?

– Дал согласие? – спросил Савельев.

– Нет пока, думаю…

Савельев не поверил в эту сказку, а возможно, проверил намерения немцев, потому что утром же Иван Сергеевич заметил за собой слежку. Он предполагал, что ученик прибежит к учителю с просьбой не соглашаться на предложение шведов. Сделает попытку откупиться «лимонами», найдет какие-нибудь другие средства и способы удержаться в кресле руководителя фирмы цивилизованным путем. Как-то не хотелось верить, что беспредел в государстве – уже полная копия лагерного беспредела. Но последовало очень строгое предупреждение: среди ночи в открытую форточку влетел заряд «Черемухи», выпущенный скорее всего из ракетницы. Слезоточивый газ заполнил всю квартиру. Чихали, кашляли и проветривали комнаты часа полтора. Следующий шаг Савельева мог быть каким угодно. Самым же уязвимым местом была жена: возьмут в заложники, и из Ивана Сергеевича хоть веревки вей. Можно было позвонить Савельеву и попросить пощады, но наглость и дерзость ученика взъярили до крайней степени. Он думал, что жена станет настаивать на капитуляции, но, наплакавшись от «Черемухи» и от беды, она лишь озлилась и сама заявила, что нельзя сдаваться подлецам. Пришлось ее убеждать, что она – слишком великий соблазн для врагов быстро одержать верх. Иван Сергеевич сумел в один день переправить ее в Тулу, к дальним родственникам, а сам демонстративно остался дома: любое проявление боязни немедленно бы добавило храбрости Савельеву. Надо было продержаться всего три дня, после чего дать отрицательный ответ шведам, но за это время показать, чьи нервы крепче.

Среди ночи он проснулся от воя пожарных сирен и выглянул в окно: во дворе горела русиновская «Волга». После того как залили огонь, от машины остался черный остов на обгоревших и спущенных колесах. Он понял, что игра с огнем становилась очень опасной. Телефон, как и должно быть в таком случае, работал исправно и как бы провоцировал снять трубку и набрать номер Савельева. Но это было слишком просто. Перед тем как сдаться, следовало нанести противнику максимальный урон и тем самым хоть как-то отомстить за попранную свободу и честь. Иван Сергеевич почти никогда не носил своей полковничьей формы, но всю жизнь считал себя офицером.

Утром пришел работник милиции и сказал, что машина подожжена группой подростков, которые объявили «интифаду» буржуям и теперь палят коммерческие палатки и все более-менее престижные автомобили. Иван Сергеевич не стал его переубеждать, ибо милиционер пришел заведомо убежденным. А он знал, что такое официальная версия.

Потом он сходил на переговорный пункт и позвонил генералу Исаеву. Трубку взял какой-то мужчина, видимо, зять: насколько помнил Иван Сергеевич, у бывшего «нелегала» рождались только девочки.

– Можно Валерия Николаевича? – попросил он.

– Кто спрашивает? – не сразу ответила трубка.

– Давний его товарищ… Скажите, по Цимлянску знакомы.

– Назовите имя!

– Не могу, – на всякий случай сказал Иван Сергеевич.

– Понимаю… Валерия Николаевича больше нет, – ответил мужчина.

Иван Сергеевич на мгновение потерял дар речи. Потряс головой.

– Его убили?

– Нет… Он покончил с собой…

– Он не мог! – крикнул Иван Сергеевич. – Он был сильным человеком.

На том конце провода ему стали доверять.

– К нему стучали… Выламывали дверь. Не выдержал…

– Ну хоть одну сволочь-то прихватил с собой?!

– Нет… Выстрелил себе в висок…

Иван Сергеевич повесил трубку и неожиданно для себя заплакал прямо здесь, в телефонной будке. Потом опомнился, вытер слезы и ушел домой. А дома ощутил, что наливается серой, свинцовой тяжестью. Подвернись сейчас кто под кулак – и пистолета не нужно. Несколько минут он походил у телефона, затем решительно сорвал трубку и набрал номер, указанный в визитной карточке. Ответили почти сразу.