Тени старого мира (СИ) - Демин Игорь - Страница 18

— Побольше чем некоторые человеки человек, — закопавшаяся вместе с кружкой в сено Зоя высунула голову в общий круг, чтобы ее услышали, — особенно чем те, кто считает себя человеком, а может и не совсем-то и человек.

Любава улыбнулась.

— Вы даже не представляете, сколько копий сломали люди за всю свою историю, споря о том, что такое человек. Душа ли он, или сознание, или двурукий кусок мяса, или может быть слово из семи букв?

— Я — человек, — Босого резала как бритва сама мысль о том, что кто-то считает его нелюдем, а тем более бездушным инструментом в чужой игре.

— Проверим? — Любава достала из поясного кошеля коготь патриарха и обратилась к Рине. — Дай руку.

Девушка покосилась на командира. Босой кивнул, разрешая. Коготь легко проткнул кожу Рины. Выступила капелька крови, но охотница легко выдержала укол.

— Теперь ты, — обратилась Любава к ловчему.

— Если с ним что-то случится, — Рина отставила кружку с чаем и взялась за охотничий, с клинком в две пяди, нож, — я убью тебя, старуха.

— Случится, девка, обязательно случится. Вот только ему все равно придется это пережить, ведь ради этого вы сюда и пришли.

— Мы пришли, чтобы ты спасла нашего друга, а не убила командира.

— Боль не проходит сама по себе. Она лечится только еще большим страданием. Я уже сказала, что не буду помогать вашему другу. Да и хотела бы — вряд ли бы смогла. Но если ваш командир хочет рискнуть, я покажу ему путь.

— И куда мне придется идти? — Босой закатал рукав и протянул руку.

Любава задумчиво посмотрела на него.

— Лучше разденься. Насколько можешь, конечно. Мне-то твоя красота до лампочки, возраст не тот, а вот честь девушек побережем, ведь уединиться с тобой они мне вряд ли разрешат.

— Точно не разрешат, — кивнула из сена Зоя. Она почти ничего не понимала из разговоров взрослых, но видела, как все сильнее злится Рина, и сердилась вместе с ней, за компанию.

— Как я пойму, что искать? — Босой разделся до трусов и опустился на прежнее место.

— Ты или найдешь дорогу, или умрешь.

Босой успел подумать, что предоставленный ему выбор слишком сложен, и что стоит подумать, готов ли он рискнуть, оценить варианты и принять осознанное решение. В конце концов, Сурков не Зоя и даже не Рина, чтобы спасать его ценой собственной жизни.

Оказалось, Любава не собиралась давать ему время на размышления. Коготь патриарха легко проткнул его укреплённую нанитами кожу, и все вокруг утонуло в беспросветной мгле.

Жизнь — 0%Выносливость — 0%*неизвестно* — 0%Сила 0Скорость 0Реакция 0Интеллект 0*неизвестно* 0Стойкость 0

Однажды, одной из ночей, о которых люди говорят «хоть глаз выколи», маленький Сашка испугался опустившийся на мир кромешной темноты. Едва держась на дрожащих ногах, он перебрался со своей лежанки под мамино одеяло. Мама встретила его теплой убаюкивающей лаской, а еще доброй насмешкой. По ее словам выходило, что Сашка испугался зря, и что он никогда не видел настоящего мрака.

Мама рассказала, что любая непроглядная ночь — лишь тень, предвестник настоящей тьмы. И даже если залезть под кровать, накрыться с головой тулупом и что есть силы зажмуриться — все равно хоть что-то, но увидишь. Сашка долго таращил глаза в темноту и поневоле согласился. Видно было и забитое досками окно на стене, и его покинутая лежанка, и стол, и даже глиняная кружка на столе.

Страх ушел. Осмелевший Сашка вернулся к себе в кровать, а на утро только и думал — как бы посмотреть настоящую темноту?

Однажды, когда луна растаяла до самого тонкого серпика, а с вечера набежали тучи, он дождался середины ночи, обернулся в толстое войлочное одеяло, спустился в погреб и сел на земляной пол. Покрывало образовало небольшой холм со свободным пространством внутри. Босой даже дверь припер черенком от лопаты, чтобы свет ненароком не проскользнул сквозь щелку.

Внутри войлочного холма было пыльно и душно, но мальчишка не думал задерживаться там надолго. Он вглядывался в тьму, и наконец-то не видел ничего. Совсем. Он смотрел на свои руки, на колени, на пол, покрывало — и не видел их.Сашку охватила радость, но тут он пошевелил пальцами, и вдруг словно что-то разглядел. Как будто в и без того темной мгле появились еще более черные пятна — и точно по форме руки. Этого не могло быть, но это происходило — он шевелил пальцами, и темные пятна двигались вслед за ними.

На смену радости пришло разочарование. Свет оказался проворнее и хитрее. Он жил даже там, где не имел право на существование.

Потом мама объясняла, что свет бывает разным. Некоторые тела, особенно теплые, сами излучают свет, но такой, что обычным глазом не видно. И что если посмотреть на человека ночью через специальный прибор — человек окажется красным как спелое яблочко.

Сейчас бы того Сашку в тело лишенного интерфейса Босого, чтобы посмотрел и понял, как это — когда на самом деле ничего не видишь. Сколько не вглядывайся в мглистую бездну в надежде уловить хоть один силуэт или движение — толку не будет.

Все чувства Босого отключились. Не ощущалось даже тело, будто бы его и не было вовсе. Осталось только барахтающееся в абсолютном мраке сознание.

И все же это состояние не было смертью. Он ощущал себя живым и сильным, хотя не было вокруг ничего, к чему эту силу можно было приложить.

Вся энергия, что таил в себе интерфейс, собралась в одной точке. И эта точка была Босым.

— Скажи мне, старуха, что он очнется, — Рина воткнула нож в пол сарая перед собой, — иначе ты не доживешь до утра.

Острие глубоко вошло в древесину, но не возникало сомнений, что пожелай охотница нанести удар, старые растрескавшиеся доски ее не остановят.

— Яд патриарха сам по себе не убивает. Он лишь блокирует связи между нанитами и организмом. Абсолютное оружие против разумных меченых, не развивших в себе стойкость к ядам.

— Скажи мне, старуха, что он очнется. Заумные слова можешь оставить при себе.

— Если под «очнется» ты подразумеваешь возвращение в его состояние меченного, то будь уверена, что он не умрет. Ваш друг из Гранитного коснулся когтя только что умершего патриарха, считай, что живого. Да и сил у него поменьше, чем у Босого. Поэтому он до сих пор без сознания и скоро умрет, если ему не помочь. Босой же крупнее и сильнее его. Да и яд на отрезанном когте постепенно теряет силу. Поваляется ваш друг немного, может, до утра, и придет в себя.

— Ты же сказала, что он или умрет, или найдет способ спастись?

— Легкое лукавство, способное сподвигнуть на подвиг. Он сейчас переживает лучшие мгновения в своей жизни. Полная ничем не ограниченная свобода. Абсолютное одиночество и ничем не нарушаемое единение с самим собой.

— Он слышит нас?

— Он не слышит ничего, кроме своих мыслей. Сейчас он человек больше, чем в любой момент с того дня, как ему в кровь попали наниты. Вы знаете, как это произошло?

— Он не из болтливых. Бывает, что за день не скажет и слова.

Любава горько вздохнула.

— Я его понимаю. Когда долго живешь один и вынужден все время что-то скрывать, это накладывает свой отпечаток. Я, бывает, неделями только с Жулькой и разговариваю.

— Неудивительно, что он избегал людей. Нашлись бы, кроме тебя, и другие умники, что назвали бы его слугой сатаны. Может накрыть его чем-нибудь?

Босой без движения лежал на полу. Тело его было расслаблено, дыхание едва чувствовалось, но на худой шее упрямо билась венка жизни.

Зоя подсела к нему, взяла его руку к прижала ладонью к своей щеке. Ладонь была теплой и податливой.

— Я попросила его убить Тура. А он сказал, что не может убивать людей только потому, что они плохие. А потом сказал, что не убивает людей, даже если сам этого сильно захочет. Он отказался добивать раненого грраха на болотах. И если он не человек, то и я не хочу быть человеком.

Рина осторожно провела пальцами по плечу Босого.

— Что он сейчас чувствует?