Иль Догхр. Проклятие Эмира (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 14

Глава 16

— Я женюсь на Аллаене. Обряд никах будет совершено сразу после истечении траура! Такова моя воля! Встал из-за стола и обвел гостей взглядом. Всех, кто сидел под поминальным шатром, растянутым прямо в саду с задней стороны дома. Лами распахнула глаза и застыла, лицо тети превратилось в восковую маску. Ее черный платок сливался с серым оттенком кожи, а большие черные глаза окруженные черными кругами напоминали две впадины. Раньше я думал, что страдания отложили отпечаток на ее внешность. Сейчас я склонен был думать, что своими страданиями она упивается как некоторые своим счастьем. Стало очень тихо, смолкли все разговоры. Теперь все смотрят в нашу сторону. То на меня, то на Вику…К черту! Больше она для меня не Аллаена! Пусть будет проклят кто угодно…но не она. Протянул руку, показывая ей жестом встать, и она молча подчиняется. Хрупкая, как снежный цветок, нежная, такая ранимая и в то же время такая сильная. Достаю из кармана кольцо мамы. Красное золото с небольшим камнем из бирюзы. Мама очень любила его хоть оно и простое. И это все что у меня от нее осталось…Я никогда не думал, что захочу его надеть кому-то на палец. Это было совершенно неприемлемо для меня до этого самого момента. Нет…скорее до момента пока пальцы Вики не коснулись моего лица нежно поглаживая мои шрамы и создавая у меня иллюзию, что там, где они касаются рубцов больше нет… я не уродлив как сам Сатана — Дай мне свою руку. Протянул ей ладонь, и она вложила в нее свои прохладные подрагивающие пальчики. Медленно надел на безымянный кольцо, нисколько не сомневаясь, что оно подойдет. Я был в этом уверен. Тонкая рука, тонкие пальцы… — Это кольцо моей матери. Теперь оно принадлежит тебе…Скажи нам всем свое имя, которое ты получила после принятия ислама? Да, я никогда не спрашивал, потому что для меня она была Аллаеной, неверной Викторией, кем угодно только не моей женщиной, не моей законной женой. — Джанан Судорожно глотнул воздух и ощутил как сдавило что-то внутри, как заболело под ребрами, как захотелось закричать и не смог…только смаковать ее имя, смаковать и понимать насколько оно созвучно с тем, что я чувствую к ней. Сердце, душа, Джанан… — Джанан станет моей законной женой едва наступит начало летнего месяца. Готовьтесь к свадьбе. Встретился взглядом с девушкой и увидел как ее глаза наполнились слезами. Наверное, это были для меня самые дорогие слезы. *** — Я знаю, что ты в трауре, мой дорогой сын. Но нам нужно поговорить… Самида нарушила мое одиночество. Я застыл за столом с фотографией моей девочки, гладил большим пальцем ее личико и не мог поверить, что больше не услышу ее голос. Что она больше не засмеется мне…Она хотела, чтобы я женился на Вике. Они обе этого хотели и это было единственное о чем меня попросили мои дочери с момента их рождения. И я не мог им отказать. — Да, я в трауре. И сейчас говорить не настроен. — Но это серьезный разговор и не ждет отлагательств. — Настолько серьезный, что ты видишь, как я скорблю по дочери и все равно врываешься ко мне…Мне кажется я знаю с чем связан твой внезапно возникший разговор. — Твой голос полон яда…. А ведь я не сделала ничего такого за что ты мог бы разочароваться во мне, Ахмад! В ее голосе прозвучал упрек. Но сейчас меня не трогали ее смены настроения и какие-то женские козни, которые обычно велись в этом доме. Я относился к ним снисходительно. — Я заменила тебе мать и всегда была рядом с тобой. Я растила тебя как своего сына, я люблю тебя как своего сына и я желаю тебе счастья! — Я в этом нисколько не сомневаюсь… а моя благодарность тебе безгранична. Разве ты не имеешь все, что пожелаешь? Разве твоя жизнь не наполнена всем о чем только можно мечтать? Резко повернулся к ней. — Ты так чем-то озабочена, что это не может подождать окончания времени траура? Я знаю, что все дела бизнеса в порядке. В доме все под контролем…все кроме смерти моей девочки… — Не все под твоим контролем! Ты слеп! Ты ничего не видишь! Страсть затмила тебе разум! — Что я должен видеть? Ты опечалена свадьбой…Но она состоится нравится это тебе или нет. Таково было желание Асии, этого хотела Аят. И я верю, что Вика…Джанан. Станет Аят хорошей матерью. — Хотели видеть в женах отца свою убийцу? Я ощутил словно удар по затылку, а потом такой же сильный в солнечное сплетение, так что чуть не согнуло пополам. Сам не понял, как оказался возле Самиды и схватил ее за плечи. — Думай, что говоришь! — Думаю! Больше, чем думаю! Я знаю! — Бред! Что ты можешь знать? — Что именно она отводила накануне вечером девочек к реке! Ее видели! Есть свидетели! — Ложь! — мне казалось пол уходит у меня из-под ног, а в висках пульсирует адская боль. — Допроси тех, кто их видел! Твоя славянка убийца! Это она хотела избавиться от твоих дочерей! Чтобы стать единственной в твоей жизни! Чтобы ей не мешали слепые девочки! И если она родит тебе дочь то только та и станет твоей наследницей! — Каждое твое слово источает яд лжи! Я не верю тебе! — Спроси у нее сам! Пусть ответит прежде чем ты допросишь слуг и об этом узнают и остальные люди. Спроси у нее и будешь знать. Со всей силы толкнул дверь своей комнаты и рявкнул: — Аллаену ко мне! Немедленно! Тут же развернулся к тете, все еще сжимая ее плечо. — Я не потерплю клеветы, не потерплю козней и интриг. Жестоко накажу! — А убийцу своей дочери накажешь? — Накажу! — заорал и сжал руки в кулаки. Казалось, нож торчит у меня прямо в грудине и я не могу дышать. Это страшнее чем боль потери. Это отвратительней чем вступить в саму гниль и ощутить смрад разлагающейся плоти. Я сейчас в Аду. Я не просто горю, моя плоть лопается и облазит до мяса. — Ахмад… Вошла. Такая светлая, такая нежная. Голова покрыта белым, капелька украшения свисает на алебастровый лоб, брови приподняты. От ее красоты горит душа, от нее хочется орать и выть волком. Она не могла. Не верю. Кто угодно, но только не она! — Скажи мне…вечером…когда девочки пропали ты была с ними? Отвечай честно, смотри мне в глаза! Поднимает кристально чистые очи, ресницы влажные, длинные, закрученные кверху. В зрачках мое отражение мерцает. — Я была с ними. — Где? Куда ты их водила? Отвечай! — срываюсь на крик, чувствуя триумфальный взгляд Самиды. — Мы ходили к реке…, — ответила очень тихо и у меня оборвалось сердце.

Глава 17

— Когда ты с ними была? — спросил и я почувствовал, как холодеют кончики пальцев и становится трудно дышать. Я мог ожидать чего угодно, но только не этого. Только не она и не сейчас. Как будто мне снова сунули нож под ребра и несколько раз прокрутили.

— Вечером. У Асии болела ножка…левая. У нее часто бывают боли. И я предложила снять напряжение в сведенной мышце. Вода очень хорошо расслабляет. Аят захотела пойти с нами.

Мы ходили по берегу, и я рассказывала им сказку.

Она рассказывала им сказку. Внутри и боль, и облегчение. Почему-то облегчение от ее слов, потому что я уже слышал, как она рассказывает им сказки. Иногда я сам их слушал под дверью, иногда я…хотел войти и сесть там рядом со своими девочками, чтобы смотреть КАК она рассказывает, слушать ее голос вблизи. Моя адская страсть начала переплетаться с неведомой мне ранее нежностью, и эта самая нежность пугала меня намного сильнее самого бешеного желания.

— Какую?

Хрипло спросил, ощущая, как бешено бьется сердце. Разве человек, который читает сказки может убить? Разве можно убивать с такими глазами и с таким голосом, с таким лицом.

— Про Русалочку.

— Какую русалочку?

Ничего не могу понять, я только одно понимаю — если это станет известно ее сожрут живьем, ее просто закопают. От меня потребуют наказания. Жестокого, безжалостного.

— Андерсена…еще мультфильм такой есть. Про девочку с красными волосами она жила на дне океана и влюбилась в человека, в принца которого спасла от смерти. Ради него она отдала ведьме свой голос, а взамен та одарила ее человеческими ногами, и девушка смогла встретиться с принцем…Но он ее не узнал и женился на другой, а Русалочка превратилась в морскую пену. В мультике правда конец хороший… я с хорошим рассказывала. Аят очень чувствительная она бы плакала. Я никогда не рассказываю ей сказки с плохим концом. Она очень переживает… А Асия наоборот любила. Она даже просила «Расскажи, я хочу плакать» …Но в тот вечер никто не плакал.