Волков. Гимназия №6 (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 47

— Выходит, она самая и есть. — Фурсов насупился и убрал руки в карманы. — Не мы же их обобрать надумали.

— Да у меня, сынок, и в мыслях не было… Но надо ж разобраться, что к чему. Так что придется вам, милостивые судари, задержаться, пока мы с его благородием околоточным надзирателем все бумаги составим. А тебя, друг ситный, — Дядька Степан повернулся ко мне, — сейчас же в больницу определим.

— Это еще зачем?

— Да ты же у нас сам подстреленный. Вон, смотри сколько натекло!

Ткань кителя действительно успела пропитаться красным, и я разглядел на плече аккуратную круглую дырку. Крохотная пуля из «велодога» не задела кость и вряд ли прошлась по крупным сосудам, а остальное меня едва ли волновало. Набравшийся сил организм наверняка уже выплюнул ее через рукав — и теперь вовсю перерабатывал съеденные баранки, выстраивая новые клетки взамен разорванных. Заново натягивал кожу, затыкал отверстие в мышцах, но в первую очередь, конечно же, остановил кровь: наверняка к утру я уже буду…

— И не спорь! — Дядька Степан сердито нахмурился и уперся руками в бока. — Сейчас попрошу — на машине до Покровской прокатят. Если там ее сиятельство Катерина Петровна дежурит, она тебя вмиг на ноги поставит.

— Что еще за Катерина Петровна? — буркнул я.

— Владеющая. Молодая — но силы необыкновенной. Целительница, княжна из рода Вяземских. — Дядька Степан вдруг заулыбался, как ребенок, увидевший новогоднюю елку. — Ангел-хранитель наш.

Княжна, значит.

Екатерина Вяземская.

Глава 33

Путь до больницы на углу Княгининской и Большого проспекта действительно занял минут пять, не больше, но показался чуть ли не бесконечным — такой болтливый мне попался водитель. Конечно же, не сам околоточный надзиратель — слишком молодой, да и рангом не вышел: то ли ефрейтор, то ли младший унтер-офицер в отставке. Рассматривать лычки на погонах мне было откровенно лень.

Зато сам он оглядывался на меня чуть ли не всю дорогу — да так, что пару раз чуть не въехал в то и дело попадавшиеся на пути телеги. То ло опасался, что я потеряю сознание или вообще помру, то ли просто переживал за кожаную обивку сиденья. Зато когда убедился, что я не собираюсь перемазать кровью всю машину, принялся трепаться без умолку.

Впрочем, я не возражал — кое-что полезное в его болтовне все-таки имелось. Я узнал чуть больше о местных хулиганах, бандах каторжан и даже самом Прошке Рябом. Который, как и ожидалось, оказался если не королем местного преступного мира, то одним из князей — уж точно.

И, как обычно в таких случаях и бывало, полиция неизменно оказывалась бессильна: городовые то и дело «принимали» на ограблениях мелкую шушеру, понаехавшие в Петербург с каторги урки частенько гибли в перестрелках и поножовщине с себе подобными — или когда сдуру нарывались на того, кто не только носил в кармане заряженный револьвер, но и не стеснялся им пользоваться.

Но с улиц пропадала лишь мелкая шушера, а сам Прошка Рябой всякий раз ускользал от правосудия. Он то ли умел не пачкать руки, то ли потратился на ушлого адвоката, то ли завел нужные знакомства в высшем свете… А может, просто не лез, куда не следует: преступники любого калибра и «специальности» — от попрошаек до карточных шулеров — почти никогда не трогали Владеющих из родовитой аристократии. А если трогали — это обычно заканчивалось в высшей степени прискорбно.

Конечно же, не для Владеющих.

— А ты как думал, брат? — глубокомысленно подытожил водитель, выворачивая руль. — Так всегда и выходит: господам все нипочем, зато у простого люда эта сволочь уж сколько лет на шее сидит. И управу не найти, хоть чего ты делай…

— Угу, — отозвался я.

В общем, все почти как дома. И я бы даже сказал, что порядку при императоре Александре все-таки оказалось побольше, чем при его сыне: то же электричество, улицы почище, машины… Наверняка и здесь старшие полицейские чины не чурались положить в карман нечистые деньги — да и постовые с будочниками вряд ли совсем уж перестали выбивать гривенники из кучеров и таксистов. Зато они честно несли службу, и в этом Петербурге хотя бы обошлось без террористов, революции и всеобщего бардака — и даже с Упырями и Жабами местные власти кое-как управлялись. Порой даже без помощи георгиевских капелланов.

Может, и с реформами не затянули, и с манифестом Витте… Впрочем, с чего бы? Никогда не был царь Александр сторонником либерального курса, и вряд ли стал на старости лет — скорее уж в девятьсот пятом как следует вытряс мошну побежденного японского императора.

Впрочем, не моего это ума дело: никогда не лез в политику в той жизни — да и в этой не собирался.

Пока я предавался воспоминаниям, водитель уже успел разглядеть вдалеке красно-кирпичное здание Покровской больницы — и тут же перескочил на другую тему беседы… точнее — монолога. Рябой Прошка был забыт, и все внимание досталось той самой княжне Вяземской, которой слухи приписывали не то, что сверхчеловеческие, а, можно сказать, почти божественные знания и таланты.

И это не считая ангельской красоты.

На этот раз я слушал навострив уши. Не то, чтобы меня так уж интересовала особа княжеского рода — или прекрасная женщина. В конце концов, этого добра в Петербурге хватало во все времена — и в обоих известных мне мирах. А вот Владеющий-целитель, да еще и запредельного класса попался впервые, и я не отказался бы подробнее разузнать пределы возможностей этой… Катерины Петровны, ангела-хранителя.

Если народная молва не сильно приукрашивала действительность, юная княжна могла и умела куда больше, чем самый опытный знахарь из моего мира. Даже если бы тому в помощь отрядили бригаду хирургов — да еще и оснащенных оборудованием по самому последнему слову технологий двадцать первого века. Вяземская в одиночку могла залечить даже самые страшные раны. Исцеляла болезни, спасала тех, за кого не наделенные Талантом врачи не пытались даже браться… разве что не воскрешала мертвых.

Впрочем, я бы не сильно удивился, услышав даже такую историю. Городская молва уже давно превратила Вяземскую в легенду. И дело, конечно же, было не только в незаурядных способностях и привлекательной наружности — а в том, что в двадцать первом веке назвали бы «пиаром».

Большинство сильных Владеющих, а уж тем более из числа титулованных аристократов, нечасто появлялись среди рабочего люда. Наверняка среди столичной знати нашлись бы целители даже посильнее Вяземской — но они уж точно не спешили растрачивать родовой Талант на каких-то там городовых, извозчиков или заводчан. А легендарная княжна предпочла блестящей карьере при дворе, балам и всему высшему свету работе в больнице. И не в какой-то специальной клинике для дворян и почетных граждан Петербурга, даже не в военном госпитале — нет, в самой обычной, куда ходили все, вне зависимости от возраста, пола и сословия.

И попасть к Вяземской считалось немыслимой удачей. Я, в силу опыта и накопленного за сотни лет запаса цинизма изрядно подозревал во всем этом или финансовый интерес, или какой-то еще, но если ее сиятельство и прятала под маской милосердия что-то нелицеприятное — то делала это крайне умело. Даже зубоскал-водитель говорил о ней мечтательным тоном, чуть ли не с придыханием — так, что я, пожалуй, даже проникся.

В конце концов — бывают же хорошие люди. Даже среди князей.

— Хоть посмотришь на Катерину Петровну, красоту нашу. — Водитель свернул к широким металлическим воротам и остановил машину. — Давай, вылезай. Дальше сам, брат, а то мне машину обратно подать надо — или с меня околоточный голову снимет.

Я молча кивнул и выбрался наружу. Рука ничуть не беспокоила, так что возиться со мной уж точно не следовало. К тому же рядом со входом за ограду дежурил еще один городовой. В фуражке, белом кителе и при сабле на боку. Даже чем-то похожий на дядьку Степана — разве что помоложе и с бородой покороче.

— Тебе куда, гимназист? — поинтересовался он — и вдруг засуетился: — А, так ты, никак, подстреленный… Пойдем, сейчас у Катерины Петровны как раз посвободнее… Из благородных будешь, дворянского достоинства?