Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Дрянь с историей (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 52


52
Изменить размер шрифта:

Если бы ещё дело стронулось с мёртвой точки!

Сегодня на это был небольшой шанс, сегодня Серафим планировал встретиться с одним из тех, кто двигал расследование. Как и договаривался, сразу после занятий он отправился в преподавательскую часть библиотеки в надежде, что хотя бы по катакомбам нашлась какая-нибудь информация.

На удачу, в небольшом читальном зале сидел один Ивашов, привычно обложенный книгами и журналами. Выглядел он максимально безобидно и несерьёзно, что только повышало его ценность как специалиста. В библиотеке аспирант проводил не всё время, но заметную его часть. Кроме этого, он помогал на местной кафедре истории и действительно занимался научной работой, просто — по криминалистике, как раз и связанной с жертвенными ритуалами.

Поздоровавшись с ним, Серафим взял пару книг, занял соседний стол и только после этого обернулся к Ивашову с вопросами.

— Не совсем п-по делу, но кое-что интересное есть, — с воодушевлением сообщил Станислав.

Заикался он почти всегда, но иногда — особенно старательно. Кто, в самом деле, примет всерьёз худенького прыщавого задохлика с дефектом речи? А что у него фотографическая память и развитый аналитический ум — об этом лишним знать не обязательно. Главное, самого Ивашова такое амплуа устраивало.

— Не совсем по делу? — озадаченно нахмурился Сеф.

— Тот машиноп-писный документ, п-пару дней назад. Вот.

Станислав, не покидая библиотеки, умудрился напасть на след заметок об экспериментах над неизвестным переродцем, так взбудораживших Серафима и несколько десятков исследователей. На одной из полок среди работ, посвящённых катакомбам, ему попался неучтённый черновик статьи, набранный на той же машинке. Титульного листа и имени составителя там, как назло, не было, но зато в конце имелась дата и указание места: ГГОУ, пятнадцать лет назад. Машинка была местной.

Правда, Ивашов был готов ручаться, что работы набирали разные люди, уж слишком отличался стиль и манера изложения, но вряд ли к одной и той же машинке имели доступ слишком многие.

Больше того, он предметно пообщался с заведующим кафедрой истории, человеком пожилым и посвятившим университету немалую часть своей жизни, влюблённым в старую крепость и ради этого отказавшимся от любой другой карьеры, которая у пусть слабенького, но стабильного и старательного плетельщика могла сложиться гораздо лучше.

Так вот, этот историк припомнил, что лет двадцать назад, плюс-минус пара лет, по ГГОУ упорно ходил странный слух об огнедышащем чудовище, заточённом в подвалах крепости и сидящем там на цепи. О катакомбах каких только сплетен не рассказывали, и эта могла быть таким же порождением неуёмной студенческой фантазии, но Ивашова заинтересовали два обстоятельства: почему-то чудовище дышало зелёным пламенем и было серым. За давностью лет старший историк, конечно, не сумел вспомнить всех деталей, но Станислав почти не сомневался, что чудовище — то самое, и очередной поход очередного студента привёл его к месту чьих-то экспериментов.

— Это интересно, конечно, но у нас в приоритете другая задача. Или ты думаешь, что та история как-то связана с нынешней?

— Тот, кто держал в п-подземельях п-переродца и ставил над ним эксп-перименты, был уверен в себе и хорошо их знал. Если мы сейчас имеем дело не с ним, то эти два человека могут п-подозревать о существовании друг друга, а скорее, иметь связь. В-возможно, учитель-ученик или нап-парники…

Деятельный Ивашов утром успел отправить запрос по потеряшкам за искомый период в окрестностях университета, потому что откуда-то же этот переродец взялся, не с неба упал, но особой надежды на успех не было. Из-за слишком большого разбега по времени и полного отсутствия примет, помимо мужского пола и видимого недетского возраста, выборка получалась слишком обширной, и не факт, что покойный переродец вообще в неё попал: одиночку, недавно прибывшего в город, могли не хватиться. А если у него не было артефакта личины, то он вообще мог прятаться от людей.

Особенно интересным, и Дрянин с этим согласился, являлся вопрос о том, как неучтённый переродец попал на территорию университета. Персонал в ГГОУ никогда не исчезал бесследно, в отличие от студентов, так что работать здесь он не мог. Прийти учиться — тоже вряд ли: как и Серафим, он не имел чародейского дара. Либо проник сюда под какой-то уникальной легендой, которую сложно было угадать, либо — минуя взгляд Смотрителя и «крышку» Котла. И всё опять упиралось в подземелья с их легендами о выходах за пределами крепости. Вряд ли он прошёл сюда сам, кто-то провёл. Убийца?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

У Ивашова имелась теория, неплохо объяснявшая это явление: покойный пытался разобраться со своей природой и обратился за помощью к кому-то в ГГОУ. Если он по личным причинам не доверял властям, это был логичный вариант. Глупый, с точки зрения Серафима, но — возможный.

Таким образом, на вечер у Дрянина нашлась полезная работа: поднять данные по материально-технической базе университета за последние тридцать лет. Правда, имелись нешуточные шансы, что работа эта перейдёт и на завтра, и на послезавтра, и после этого замректора по хозяйственной части попытается пристукнуть проверяющего в тихом углу, но… В свете последних событий и открытий подобное занятие подходило ему сейчас идеально, а недовольство замректора пережить несложно.

* * *

Еве давно не было так плохо. Хуже она чувствовала себя, только когда погибла мама, тогда даже пришлось обращаться к специалистам: сама она не сумела справиться с истериками, мучилась кошмарами и не могла спать. Если сравнивать с той потерей, нынешняя казалась мелочью, но всё это служило слабым утешением.

Больше того, эти воспоминания окончательно добили Еву вечером, и она полночи прорыдала в подушку, раздираемая чувством вины, тоской и болезненно-острым одиночеством. Если бы была жива мама или хотя бы имелся кто-то достаточно близкий, кому можно пожаловаться, попросить совета, получить поддержку и заверения, что можно всё исправить… Но она слишком давно осталась одна, и некому оказалось обнять, погладить по голове и даже просто побыть рядом.

Когда она успела так привязаться к этому мужчине, что потеря оказалась настолько мучительной? До самого ритуала Ева считала, что Серафим — просто очередной эпизод в её жизни. Хороший любовник, но — не больше того. Да и как вообще возможно большее с ним? Резкий, грубый, неуживчивый, циничный, властный… От такого нужно держаться подальше, иначе неприятности неизбежны, и отношения с ним просто не могут быть нормальными, здоровыми, доверительными. В такого ни в коем случае нельзя влюбляться! Получится даже хуже, чем с покойным мужем.

Только, на беду, вспоминалось совсем другое. Очень редкая искренняя улыбка. Осторожность, с которой он расстёгивал мелкие пуговки на её одежде, ни разу не поцарапав острыми когтями. Забота — незаметная, в каких-то невзрачных на первый взгляд мелочах. Букет пионов, простоявший целую неделю. Потрясающе вкусные лимонные пирожные, принесённые из города: и ведь заметил когда-то, что она любит лимонную выпечку!

Его аккуратность на грани педантизма и потрясающее терпение, не свойственное обычно людям, обладающим такой чертой: когда она что-то небрежно бросала, он и взглядом не выражал неудовольствия, просто брал и молча исправлял — словно так и надо было. А ещё при всей авторитарности он обладал удивительным — вдвойне удивительным в таком случае — умением слушать и слышать. Принимать и учитывать чужую точку зрения.

И — да. Доверие. Пару раз достаточно сурово испытав, он записал её в число «своих». Может, рассказывал не всё, но был честен и больше ничем не обижал.

Среди ночи Ева с трудом забылась мутным и липким, тяжёлым сном, а наутро встала совершенно разбитой и с опухшим лицом, так что, пытаясь привести себя в приличный вид, едва не опоздала на занятия, безнадёжно пропустив завтрак.

…А Сеф в такие дни всегда находил время прихватить для неё пирожки.

Ева шла на пару в отвратительном настроении, но с чётким пониманием: она понятия не имеет как, но очень хочет всё исправить, потому что нельзя допустить, чтобы их отношения закончились вот так. Да, наверное, это глупо, и сошлись они только из-за схожих проблем. Да, отчасти она привязалась к нему только потому, что не нашлось других вариантов. Да, наверное, решив проблему с Той Стороной, можно попытаться найти кого-то другого, более… удобного.