Дрянь с историей (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 51

— Мы знакомы, — проворчал тот.

— Серафим Демидович? — с изумлением опознал Стоцкий. — А вы… Это вот ваш нормальный облик или что-то случилось?

— Нормальный, — поморщился он. — Артефакт личины сорвался с цепочки.

— Тут произошёл мощный всплеск силы. Что произошло? — вернул всех к сути происходящего плетельщик.

Ева хотела уже честно во всём признаться и взять вину на себя, но Сеф заговорил раньше.

— Мы не поняли. Были возле входа, когда почувствовали всплеск, побежали внутрь и вступили в бой с неизвестными тварями. Вскоре появился Смотритель, всё уладил.

Говорил он сухо и отрывисто, словно диктовал телеграмму. Потусторонники озадаченно переглянулись, явно не веря сказанному, но не решаясь озвучить возражения.

— А цепи? — удивлённо приподнял брови плетельщик.

— Случайно оказались с собой.

— Зачем? — вырвалось изумлённое у Стоцкого.

— Я же не спрашиваю, как вы предпочитаете разнообразить свою личную жизнь. — Дрянин угрожающе осклабился в ответ, чтобы с гарантией отбить у всех желание расспрашивать дальше — с его наружностью, он знал, подобные гримасы выходили особенно впечатляющими. — И да, не стоит распространяться о моём внешнем виде. Командование не одобрит разговоров.

— Да ну вас к бесам с вашими секретами! — вознегодовал плетельщик. — Если всё нормально, то я пошёл, зря только бежал.

— И правда что, — смущённо кашлянул Яков, привычным жестом потёр скулу, глядя на адмирала чуть искоса, отклонив голову к плечу.

У Евы промелькнуло смутное чувство дежавю, будто что-то подобное она уже когда-то видела, когда-то такое было. Мелькнуло — и пропало, когда трое преподавателей ушли, попрощавшись и с лёгкой насмешкой пожелав хорошего вечера.

Шаги ещё не стихли, когда Серафим вернулся к поискам. Оказалось, что крест отлетел в сторону, когда он подбирал одежду. Цепочка была целой, просто аккуратно расстёгнутой, — хоть одна приятная новость, потому что попытки загнуть растянутое звено при таком свете могли добить его чудом обретённый самоконтроль, сдерживавший прямо сейчас от убийства.

— Давай сниму артефакты, — шагнула ближе Ева, когда он закончил с маскировкой.

Дрянин молча протянул ей руки. Пара мгновений, и кандалы разомкнулись.

— Сеф, прости, я надеялась…

— Катись к дьяволу, — поморщился он, недослушав, и, на ходу сматывая цепи, двинулся к выходу.

— Подожди! — она поспешила следом, поймала его за локоть, но тут же, опомнившись, выпустила руку. — Если хочешь, я…

— Я неясно выразился? — Он всё-таки остановился и обернулся.

— Прости, я правда не придумала другого способа, и…

— Почему ты говоришь это теперь? — Серафим слегка склонил голову к плечу, меряя её таким взглядом, что хотелось втянуть голову в плечи.

Он вёл себя не так, как Ева ожидала, и это сбивало с толку. Она ожидала ярости, попыток воплотить угрозы, а он сейчас… Нет, злостью это не было, она успела неплохо изучить его повадки. Что-то новое, непривычное. Но такое, что лучше бы злился.

— Что ты имеешь в виду? А когда?..

— Перед ритуалом. Или цепи и неведение — обязательное условие?

— Я не понимаю… — нахмурилась Ева, хотя до неё потихоньку начало доходить, насколько она на самом деле ошиблась.

— Если ритуальное перерезание мне горла не входило в обязательный план, можно было попросить о помощи. Как ты там говорила? Неприятно в один прекрасный момент оказаться посреди ритуального круга в цепях, да?

— И ты согласился бы? — пробормотала она, холодея.

— Уже неважно, — он брезгливо дёрнул щекой и опять зашагал прочь, и на этот раз удерживать его Ева не стала, осталась стоять одна посреди пыльного пустого зала.

Она наконец поняла, что это были за незнакомые эмоции. Обида и разочарование. Вполне справедливые. А напоминание о её собственных словах — о её собственных воспоминаниях — оказалось ударом под дых.

Ева до боли закусила губу, пытаясь отвлечься от горячего колючего кома в горле. Только теперь она всерьёз задумалась, а как это вообще выглядело со стороны Дрянина, и ничего хорошего о своём поведении сказать не могла. Хуже всего, что это была не только глупость, а подлость.

И неважно, чем она руководствовалась, неважно, что привыкла действовать в одиночку, не привыкла просить помощи, не привыкла кому-то доверять — даже в малом. Отец и муж быстро приучили к внимательности и осмотрительности, а последние несколько лет она была вовсе одна…

Всё это неважно, всё это перечёркивалось пониманием единственного обстоятельства: Сеф ей доверял. Иначе у неё ничего бы не получилось. Посвятил в расследование, снял браслеты, посчитал, что она прикроет спину. А вот этот последний его поступок, когда он промолчал и про ритуал, и про степень вины Евы в произошедшем, заставил её почувствовать себя… Отвратительно почувствовать. Её подлости не оправдывали никакие черты его характера.

Женщина прерывисто вздохнула и только теперь ощутила влагу на щеках.

Всё-таки слёзы. Как будто они могут чем-то помочь и что-то изменить!

Ева тряхнула головой и тоже поспешила к выходу. Так нельзя. Всё нельзя. Стоять тут, смаковать вину и оплакивать собственную дурость…

Пойти к себе. Не забыть тщательно запереть дверь церкви, благо она приловчилась управляться с этим замком без ключа. Для немногочисленных, уже расходящихся зевак сделать вид, что ничего странного не происходит, и продержать на лице спокойную маску до самой комнаты.

У себя — душ и горячий чай, потому что на ужин среди толпы народа сил точно не хватит, а потом уже думать, что со всем этим делать. С ритуалом и его последствиями, с новыми идеями по поводу него, с Серафимом, а самое главное — с горьким комком в горле и режущим, мучительным ощущением совершённой огромной и непоправимой ошибки.

В справедливости расхожей мысли о том, что понять подлинную значимость какой-то вещи можно, лишь потеряв её, Серафим за свою жизнь убеждался неоднократно. Вообще вся его жизнь, начиная с перерождения, словно задалась целью намертво вбить в голову эту истину. Мелочи, которых не замечал, переставали казаться мелочами, стоило только лишиться их.

Правда, понимание всего этого ещё ни разу не спасло от разочарования, но он, по крайней мере, научился делать выводы из таких потерь. Вывод из поступка Евы следовал самый неутешительный.

Оказалось неожиданно неприятно обнаружить, насколько сильно он привык к её присутствию и насколько в этом самом присутствии было хорошо. Смутное и сложное ощущение неодиночества. Её смех, её голос, мягкое пламя волос и чуткие пальцы, пикировки, обсуждение учебного плана и расследования… И суток не прошло после драки в заброшенной церкви, а ему уже остро этого не хватало. Мучительно остро.

Хуже того, не получалось сосредоточиться на деле, не получалось думать вообще ни о чём, кроме неё. Сказать, что это злило, — ничего не сказать, но Сеф на этот раз старался с собой бороться. Одно дело — зло глянуть и осадить студента, но сейчас он здорово сомневался, что в случае чего сумеет удержаться от удара.

Кажется, свою способность к благожелательному общению с незнакомыми людьми он исчерпал окончательно. Спасибо старому другу за то, что решил встряхнуть, ага. Встряхнул. Побил свой же прошлый рекорд, когда без предупреждения нагрянул в гости с младшими внуками — десятилетними мальчишками-близнецами.

Впрочем, справедливости ради, Максим-то не виноват, основные контакты с людьми должен был взять на себя Каверин, и если бы не эта авария…

Судьба. Больше ни на что не спишешь.

Студенты словно чувствовали настрой преподавателя и вели себя примерно, и даже практикумы прошли спокойно — настолько, насколько это вообще возможно в нынешней ситуации. Ева, кажется, пару раз порывалась заговорить, но своевременно сдавала назад. Студенты после этого начали поглядывать на них двоих с любопытством и шушукаться, но поскольку они не наглели и делали это тихо, Дрянин предпочитал их игнорировать.