Ливонское наследие (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 18

А там можно увеличить строительство столь нужных кораблей, ведь они имели еще одну важную особенность — вместительный трюм, куда можно загрузить массу полезного с «призов», подлежащих утоплению. Только с пиратской вольницей нужно кончать в зародыше — Магнус намеревался создать регулярный военно-морской флот, от которого напрямую зависело существование его островного государства…

Глава 16

— Как уснешь тут, если от желания некий орган прямо «дымится». Будто в «учебку» снова попал…

Магнус ворочался с бока на бок вот уже добрый час — спалось на новом месте не просто плохо, скверно. Мягкая перина обволокла все тело — не аскетическое ложе обязанного укрощать плоть пожилого прелата, а прямо-таки обитель порока и разврата для любовника. До скрежета зубовного хотелось женщину — все время в этом мире он «постился», хотя смазливых служанок видел уйму, и все, судя по блудливым глазкам, были не прочь совратить молодого епископа с праведного пути.

Потому то он выбрал двух служанок в замке, которые у него плотского желания не вызывали — Линду, а педофилией он не страдал, ребенок ведь совсем, и с ней старую беззубую Марту, прачку — от ежедневного лицезрения последней пропадало всякое плотское желание. Зато эти две эстонки были ему преданны всей душою, а старуха пробовала все блюда на предмет отравы. Да и за обстановкой в замке бдительно наблюдали эстонки, уже имея множество «стукачей».

Вот только ночи ему никто не скрашивал — подходы к нему просто отрубались, причем по его собственной воле. Но на то было непреодолимое обстоятельство, называемое политической целесообразностью. Необходимо было набрать определенное влияние, а для этого строгое соблюдение целибата хотя бы в течение года, и на том заработать репутацию. А тут даже легкий «альянс» со служанкой мог породить досужие разговоры и сплетни, что было чревато осложнениями. Ибо общество не поймет столь стремительный спуск с сословной лестницы вниз, и дворяне могут не на шутку озадачиться вопросом — почему их дочери или жены не стали объектом страсти молодого датского принца. Настоящим прелатом его никто не считал, просто принимали в расчет покупку епископств.

Дворянки, среди которых было много молодых вдов (война немилосердно забирала свои жертвы, что брали в руки мечи), откровенно пугали возможным адюльтером с замужней дамой, которые строгостью нравов не отличались, несмотря на страх наказания.

Да оно и понятно — они видели перед собой не клирика с фанатично горящими глазами. Нет, юного датского принца, с роскошной гривой русых волос и гладкой кожей. Совершенного несмышленыша в женских хитростях и интригах — но весьма перспективного с их точки зрения.

Не Ален Делон, понятное дело, но на фоне других мужчин настоящий красавчик, да еще со столь высоким статусом. Тем более, все прекрасно понимали, что случись с его старшим братом нехорошее, а ведь люди смертны, в том числе и короли, то на датский престол вступит именно Магнус, тут его персона обсуждению не подлежала.

Впрочем, не только женщины такое брали в расчет. Все влиятельные политики, от герцогов, ландмейстера, королей и до русского царя вынуждены были считаться с этим обстоятельством в своих планах. Ведь с Данией лучше дружить, чем воевать, ибо под ее контролем пролив Эресунн из Северного моря в Балтийское, и в казну исправно взымают «зундскую пошлину» за проход с каждого торгового судна.

Настоящая золотая жила, Клондайк, сказочное Эльдорадо, вызывавшее лютую зависть у всех соседей!

— Эх, горе наше, дела тяжкие, — Магнус поднялся с кровати, поддернул длинную ночную рубаху и сделал несколько шагов к столику, где стоял серебряный кувшин с вином и вместительный кубок с позолотой и гравировкой. Захотелось смочить горло, а там может и удастся уснуть. Подняв кувшин правой рукою — внутри булькнуло — он стал наливать темную струю вина в кубок, который держал в левой руке.

— Матерь Божья! Ох, ни хрена себе…

Выкрик на русском языке застрял в горле — прямо перед глазами поплыло белое облако, что выступило из стены, превращаясь…

Да в женщину оно превратилось, почти с него ростом, изящную. Разглядеть знаменитое приведение он толком не смог — призрак взмахнул ручками и кувшин с кубком упали на пол со звоном, а Магнус отпрыгнул к кровати — теперь между ним и «Белой дамой» была лужа вина, которая выглядела кровавой, и в ней кубок с кувшином.

И тут, как в первую ночь, дверь отлетела с треском, и в спальню ворвались телохранители, с обнаженными мечами в руках. И громкий вскрик издали все трое, более похожий на всхлип.

— Ох!

Белая фигурка стала таять, но Магнус вытаращенными от изумления глазами увидел, что призрак поднял руку, и сделал характерное движение, вроде как отмахиваясь от него.

— Матерь Божья! Да она благословила вас, государь! Чтобы мои глаза лопнули, мать твою…

Регенбах уже стоял рядом с ним, пусть в одних подштанниках, в белой нательной рубахе, но с мечом в руках. Глаза комтура диаметром распахнуты чуть ли не в талеры, а вот вместе со словами молитвы рейтар начал изрыгать ругательства, неописуемая смесь. И ворвавшиеся вмести с ним рейтары, полуодетые, но вооруженные до зубов, налагали на себя крестные знамения, кто молился, но большинство «псов войны» ругалось на всех языках. Проскакивали даже русские слова, не потерявшие свою актуальность даже спустя много веков — такие родные слова, приветливые. И что характерно — никто «Патер Ностер» или «Отче наш» не произносил, нет, кроме него самого — Магнус сам не заметил, как стал читать молитву — просто привык за эти дни часто совершать требуемые согласно положению ритуалы, вот и сработал чисто на рефлексе.

— Государь, что произошло?

Регенбах пришел в себя, голос спокойный, но взгляд колючий, цепкий, его словно что-то сильно обеспокоило. Магнус пожал плечами, и принялся обстоятельно отвечать:

— Не спалось, ворочался, место новое, непривычное, да перина мягкая, прямо душила. Встал, решил выпить вина. Только взял кувшин и стал наливать в кубок, вот тут и появилась «Белая дама»…

Припомнив явление призрака, Магнуса побрала дрожь, и он непроизвольно лязгнул зубами. Регенбах напрягся.

— Она выбила у вас кувшин из рук?

— Можно сказать и так, он просто упал. Рука могла уронить…

— Нет, государь, руки у вас к мечу привычные, крепкие — только бы одно уронили. А тут и кувшин и кубок и вино на полу. Уве! Уве!

— Я здесь, комтур, — из сгрудившейся у двери толпы наемников выступил небольшого роста мужчина с поседевшей шевелюрой, носом крючком и цепким взглядом. Без промедления лег на каменный пол, обнюхал лужу вина, затем поднял кувшин и тоже стал его обнюхивать, что служебная собака — деловито, внимательно, с профессионализмом.

— Уве Феллер, я его от костра спас, — на ухо прошептал Магнусу комтур, — ученик аптекаря в Нюрнберге был. Хозяин яды делал, да женам продавал, чтобы те опостылевших мужей на тот свет пораньше спроваживали. Вот отравительниц на костер вместе с аптекарем и возвели, и Уве хотели — только малый тогда пронырлив был, и сбежал вовремя. У меня в отряде лекарем, да по разным делам. Всяким…

Уточнять комтур не стал, но так и понятно какими делами с такой «похвальной» репутацией заниматься можно. В это время бывший ученик аптекаря уже обнюхал все что мог, проводя экспертизу, поднялся, держа кувшин в руке. А вид крайне задумчивый, глаза блестят с возбуждением.

— Думаю, что отрава — запах мне немного знакомый, но на вкус пробовать не советую. Нужно напоить этой дрянью свинью, они в отличие от собак, яд воспринимают как люди. И посмотреть, как умирать будет — тогда понятно многое станет.

— Иди проверь, потом вернись и расскажи, что думаешь!

Регенбах взмахом руки отправил во двор бывшего работника «сферы здравоохранения» для проведения «следственного эксперимента», и тут же стал опрашивать телохранителей — и главного из них, что ходил тенью за Магнусом, старого знакомого Юргена.