Самый лучший комсомолец. Том пятый (СИ) - Смолин Павел - Страница 19

— Культурное взаимодействие с Францией было решено усилить, — поведала она о причине вызова. — Сейчас снимаем сериал о Наде Леже — у нее была интересная жизнь, даже Дали́ и Пикассо лично знает, поэтому сценарий написали замечательный.

— С удовольствием посмотрю, когда будет готов, — улыбнулся я. — Песня нужна?

— Не песня, а песни! — обрадовалась пониманию Фурцева. — Даже больше — нам нужна Советская певица с франкоязычным репертуаром. Я предлагаю Эдиту Станиславовну Пьеху — она в детстве жила во Франции, поэтому языком владеет.

— Нужны записи речи и ее пения на требуемом языке, — попросил я. — Но вообще, извините, Екатерина Алексеевна, французы у нас нация куртуазная, на красоту и молодость падкая, а Эдите Станиславовне, при всех ее достоинствах, тридцать три, и выдающимися внешними данными она не владеет. Давайте лучше по проверенной схеме, — кивнул на Виталину.

— Записи у меня есть, — пожевав губами, решила посопротивляться Фурцева. — Послушай.

Воткнув бобину в проигрыватель, она нажала кнопку, и мы прослушали как Эдита Станиславовна на французском говорит с кем-то о погоде.

— Не очень, — поморщился я. — Это, извините, не язык Парижской интеллигенции, а народно-крестьянский диалект.

— Сергей прав, Екатерина Алексеевна, так французская богема не разговаривает, — поддакнула Виталина.

— Давайте найдем очередного младшего лейтенанта Госбезопасности лет восемнадцати-девятнадцати, — снова предложил я. — Вы же видите — с ними нигде и никогда проблем не возникает, спокойно работают. А Эдита Станиславовна, получив всефранцузскую славу, вполне может повторить «маневр Растраповича» — в этом Париже будто мёдом для наших интеллигентов намазано, будто проклятие какое-то. Кроме того — в песнях-то язык будет другой, академический, а когда она будет общаться с богемой, над ней будут потешаться, называя выскочкой из деревни. Она же не глупая, поэтому в какой-то момент ситуацию осознает и может словить на этой почве нервный срыв. С творческими людьми я работать не хочу, извините, Екатерина Алексеевна — ненадежный материал.

— А еще Эдита Станиславовна урожденная полька, — вставила Виталина свои пять копеек.

— Что ж, КГБ так КГБ, — вздохнула Фурцева. — Постарайся управиться с песнями до отъезда, — выдала мне наказ.

— Успею, — пообещал я.

Потому что времени еще полно. Улыбнувшись, баба Катя выдала еще один наказ:

— И к дедушке зайди, прямо сейчас — дело у него к тебе.

— Спасибо, — поблагодарили мы, попрощались и двинулись по ковровой дорожке к кабинету Генерального.

Проблем поди подкинет.

* * *

Дед выглядел отлично, с поправкой на внешность, конечно — бодр, весел, розовощек.

— Чего это ты такой довольный? — спросил я.

Вилочка осталась ждать в приемной, так что мы в кабинете вдвоем.

— Стараниями Игоря — почку мне отдал, представляешь? Теперь всю жизнь на диете сидеть будет, — последняя фраза прозвучала виновато.

— Такому отцу отдать не жалко, — успокоил его я. — А деду — тем более. Если еще понадобится, после совершеннолетия поделюсь.

— Не понадобится, — хлопнул он меня по плечу. — Но ценю.

— Подтвердил «внучество» научно? — спросил я.

— Подтвердил, — хмыкнул он. — Теперь внедряем генетическую экспертизу в систему поддержания правопорядка — Николай Анисимович на радостях в запой ушел — это ж какие перспективы! Сейчас всем зэкам генетические карты заводим, потом на всех граждан аккуратно масштабируем. Мощностей не хватает, два новых института открываем.

— Хочу третий, у себя под боком, — попросил я. — Узкоспециализированный — будем технологии клонирования разрабатывать. Прикинь какие перспективы?

— Будет не один мальчик-гений у нас, а пять? — предположил Андропов.

— На людей пока лучше не применять — проблем так целая куча, — покачал я головой. — Первая из них — человека формирует социум. При полном физическом соответствии клон сознанием оригинала обладать не будет, вплоть до технологии копирования содержимого мозгов в компьютер. К этому с какого конца подступиться я даже не представляю, поэтому для начала клонируем, например, овечку. Секретно, не афишируя — мировое сообщество, в первую очередь — религиозное, этого не оценит и начнет визжать про запреты. Взрослую особь мы в пробирке пока выращивать не можем, поэтому клоны будут рождаться естественным способом. До полноценного копирования человека нам копать и копать, но, как по мне, оно того стоит. А не применяя к человеку можно будет, например, возродить мамонтов — их целиком время от времени находят, замерзших, значит генетический материал собрать можно.

— Если бы у меня был клон, почку сына забирать бы не пришлось.

— Возникает мощная этическая проблема — если клон будет полноценным человеком, получится, что мы его как скотину на набор органов выращиваем, — поморщился я. — А дядя Игорь почку тебе от сыновьей любви отдал, по своему личному выбору.

— Давай пока овечек и мамонтов, а там сам разберешься, когда мое место займешь, — улыбнулся дед.

— Класс! — обрадовался я новой игрушке.

Тут меня немного попараноило — оно, конечно, перчатки, но генетический материал с «инфобомбы» могли собрать. С другой стороны — сам Андропов ее стопудово полистать успел, так что спишут на него. Да и если бы так случилось, на меня бы сейчас любимые дедушки применяли спецсредства, выпотрошив как следует.

— График тебе придется немного перекроить, — расстроил он, усевшись на диван и кивком пригласив сесть рядом.

— В положительном смысле или потому что проблемы? — уточнил я, послушно сев.

— Тебе не понравится, — ухмыльнулся он. — В Китай поедешь, с официальной делегацией.

— Цитатник Мао куплю, — гоготнул я. — Вместе почитаем, наберемся мудрости.

— У меня есть, кстати, — Андропов оживился, порылся в шкафах и протянул мне книжечку с профилем Великого Кормчего.

— С автографом? — я заглянул внутрь. — Ага, «Дорогому другу Андропову Ю. В., с коммунистическим приветом!». Как-то простовато, не?

— Сложное официальным письмом пришло, с подарками, — хохотнул деда Юра. — Вот там половина китаистов над переводом билась. Сложный язык, — развел руками.

— В следующий раз мне присылай, я все тамошние диалекты выучил, — похвастался я. — Вот тоже проблема, кстати: Китай хочет объединяться и освобождаться от колониального прошлого, поэтому что-то придется делать с языком — когда на одном конце страны китаец не понимает приехавшего с другого конца, как-то государственное строительство усложняется.

— Реформы проводят, — кивнул дед. — В шестьдесят четвертом, кажется, «Сводную таблицу упрощенных иероглифов» ввели. Но все равно я учить даже пытаться не буду.

— Клинопись тупо, — поддакнул я. — Что у них, что у остальных — одним символом целую кучу смыслов передавать это странно. Сделали бы уже себе нормальную письменность, всем бы лучше было. Нам, ляо-ваням, не понять короче.

— Для них каллиграфия — это искусство.

— Все так. Зачем еду-то?

— Как всегда — с читателями встретиться, на приеме в посольстве щеки понадувать, интервью дать «Жэнминь жибао» — это их аналог «Правды».

— Честь велика, — вздохнул я.

— Там восстания хунвэйбинов недавно отгремели, поэтому обстановка неспокойная, — понагнетал дед Юра саспенса. — Поэтому без самодеятельности.

— Я ж всегда без самодеятельности, — обиделся я. — Неприятности сами на меня лезут. Китайскую стену посмотреть дадут?

— Не дадут, — обломал он меня. — Но в музей сводят, даже два: Музей Китайской революции и Национальный музей китайской истории — они в одном здании расположены, удобно.

— Музей это замечательно, — одобрил я. — Что у них купить можно?

— Тебе — ничего, — пожал плечами Андропов. — Строителей тоже нанимать нельзя — город у тебя будет закрытый, и им там делать нечего. Китай не Северная Корея, и в любой момент могут переметнуться к врагам. Мао — стар, и вместо него могут прийти либо левые радикалы — они нам условно-выгодны, либо так называемые «прагматики». Вот последние со всей прагматичностью под США и лягут, за инвестиции.