День Святого Никогда - Фарб Антон - Страница 23

А выглядело все это очень и очень странно. Менее всего на свете Феликс ожидал увидеть этих двух людей в Школе в день, отличный от Дня Героя, и уж совсем немыслимо было представить себе, каким образом им удалось навлечь на себя гнев Сигизмунда. Оставался только один, и очень простой способ это выяснить…

— Опять?! — проскрежетал Неумолимый Пилигрим, когда Феликс отворил дверь деканата. — Ох, Феликс, голубчик, извини, — быстро смягчился он. — Я было подумал, что эти скудоумцы решили вернуться… Чтоб их Хтон побрал! — снова повысил голос он.

«Ого! — мысленно присвистнул Феликс, украдкой разглядывая лицо Сигизмунда. — Поминать Хтона всуе старик ой как не любит… Как же это они умудрились-то? — Он постарался вспомнить заученные со студенческой скамьи приметы: — Правое веко не дергается, жилка на виске пульсирует, но не сильно, поясницу он не потирает… пожалуй, можно рискнуть!»

— А чего им было надо? — спросил Феликс и тут же пожалел, что спросил: жилка на виске Сигизмунда снова затрепыхалась, и веко опасно прищурилось, а хуже всего было то, что старик оскалил желтые зубы и заговорил саркастическим тоном.

— Надо? Ты спрашиваешь, что им от меня было надо?! — Годы взяли свое: рецидива приступа ярости не вышло, и Сигизмунд, вздохнув, сбавил обороты: — Ладно. Я тебе расскажу. Ты мне, конечно, не поверишь, я и сам до конца поверить не могу, но я тебе расскажу. Ты готов? Тогда слушай. Эти… эти… эти безмозглые, пустоголовые, самоуверенные, напыщенные… — со вкусом начал перечислять он, — зазнавшиеся и окончательно обнаглевшие кретины явились ко мне за помощью!

— Ну и?..

— Не нукай, я тебе не лошадь! — окрысился старик.

— Извините…

— Кгхм, — прочистил горло Сигизмунд. — А, чего уж! Это ты меня, старика, извини. Кричу тут на тебя, злость срываю… — Он пригладил рукой растрепавшиеся волосы и сказал совсем уже спокойно: — Давно меня так никто не выводил… В общем, слушай. Минут эдак десять назад, сюда, в деканат Школы героев, заявляются префект жандармерии и глава Цеха механиков. Без, разумеется, предварительной договоренности. Они отрывают меня от работы и доводят до моего сведения, что сегодня, в семь часов вечера, в Городе состоится некое массовое мероприятие. Причем настолько массовое, что жандармерия не в состоянии обеспечить порядок на улицах…

— Какое еще мероприятие? — нахмурился Феликс.

— Феликс, мальчик мой, ну откуда мне знать? То ли демонстрация, то ли народные гуляния… Да и какая разница?! Ты меня не перебивай, пожалуйста, а то я еще раз сорвусь… Словом, господину префекту пришло в голову обратиться за помощью ко мне. Не могу ли я, в виду особых обстоятельств, поспособствовать силам охраны правопорядка? Каким же образом, вопрошаю я? О, от вас потребуется сущая малость, отвечают они мне. Я, всего-навсего, должен приказать студентам Школы (желательно всем) при оружии и в полной боевой готовности поступить в распоряжение самого господина префекта.

Феликс так и сел.

— В качестве… э… как же он назвал… вот: добровольных дружинников! А уж за префектом дело не станет, он ими распорядится по своему усмотрению и на благо общества. Тут в разговор вступил этот заморыш из Цеха механиков, и пообещал утроить финансирование Школы, если я соглашусь на предложение господина префекта. Вот и все. Остальное тебе известно.

Феликс почесал бровь и попытался осмыслить услышанное. Получалось плохо.

— Они что… совсем? — сказал он с недоумением и покрутил пальцем у виска. — Или наполовину? Они нас за наемников держат?!

Сигизмунд благосклонно покивал.

— Я и сам удивляюсь, — сказал он, — как я их с лестницы не спустил?

— Погодите… — проговорил Феликс. — А что за гуляния-то? В смысле, массовое мероприятие? Я первый раз слышу…

— А, — махнул рукой Сигизмунд. — Декабрь! — изрек он таким тоном, словно это все объясняло.

— Что — декабрь?

Сигизмунд раздраженно крякнул и снизошел до пояснений:

— Конец года. Начало холодов. Лучшее время для массовых психозов: зима уже началась, а конца-края ей не видать, и неизвестно даже, будет ли он, этот конец. Вспомни историю: в декабре друиды отмечали зимнее солнцестояние, римляне устраивали сатурналии, у иудеев была ханука, у мусульман — рамадан, а христиане праздновали рождество своего мессии. Тенденция налицо. И то, что мы считаем себя цивилизованными людьми, вовсе не мешает устраивать декабрьские гуляния с факелами, плясками и песнопениями… А впрочем, это все мои домыслы, но выяснять, насколько они далеки от истины, я не намерен!

— Вы все еще изучаете древние формы мракобесия?

— Не такие уж они и древние… Все названные секты существуют до сих пор, и хотя не обладают таким влиянием, как прежде, но сдается мне, они просто ждут своего часа… Прямо как я — ты же знаешь, заговаривать со мной о религиях, это все равно что спрашивать Бальтазара о драконах. Потом будешь жалеть, что связался, — усмехнулся Сигизмунд.

— Да, — вдруг вспомнил Феликс, — а Бальтазар еще не ушел?

Вытянув шею и проведя длинным желтым пальцем по строчкам, Сигизмунд изучил расписание, лежавшее под стеклом на столе, и сказал:

— У него сегодня четвертая пара. Фехтование. — Он пошамкал губами и добавил, насупившись: — И если ты намерен с ним встретиться, окажи мне услугу, напомни ему, пожалуйста, что книги в библиотеку надо возвращать вовремя! — В конце фразы его голос опять поднялся до скрежета.

— Сделаю, — кивнул Феликс, пряча улыбку. Среди многих привычек старого педанта, успевших войти в фольклор Школы, именно строгая требовательность по части библиотечного фонда пользовалась наименьшей популярностью среди студентов; и если Бальтазар по наивности полагал, что звание героя и драконоубийцы дает ему какие-либо привилегии в пользовании библиотекой, то в самом скором времени ему предстояло жестоко разочароваться. И Феликс втайне обрадовался, что именно ему выпала возможность поставить на место зазнавшегося испанца.

«А нечего лезть в живые легенды!» — мысленно ухмыльнулся Феликс.

3

Поразмыслив, Феликс решил обождать до конца четвертой пары и перехватить Бальтазара на выходе: во-первых, испанец терпеть не мог, когда его отрывали от занятий, а во-вторых, стопка контрольных требовала к себе внимания, и откладывать проверку на завтра не было резона, а брать работу домой он всегда считал верхом идиотизма. Дом — это место, где надо отдыхать.

Феликс примостился за столом у окна, разложил контрольные на три аккуратные стопки, достал красный карандаш, придирчиво осмотрел грифель, после чего извлек из ящика стола перочинный ножик и стал затачивать свой главный рабочий инструмент с тем же тщанием, с каким, бывало, водил оселком по лезвию меча. В другом конце комнаты Сигизмунд энергично клацал дыроколом и шелестел бумагами. В остальном же тишина в деканате, к вящему удовольствию Феликса, стояла поистине гробовая.

Спустя некоторое время он попробовал пальцем остроту грифеля, смахнул стружку в корзину для бумаг и приступил к самой рутинной и однообразной учительской работе. Благо, из-за этих своих качеств работа почти не требовала умственных усилий и позволяла параллельно размышлять о чем угодно.

Например, о том, что тупая зубрежка давно устаревших учебников никакой практической пользы студентам не приносит, если, конечно, не считать таковой тренировку памяти и выработку усидчивости. Все кодексы и уложения Ойкумены были написаны около двух столетий назад, одновременно с конвенцией о магах, и к реально существующему положению дел отношение имели весьма и весьма косвенное, как и сама конвенция. Но программа Школы недвусмысленно указывала на то, что каждый студент был обязан обогатить свой разум четкими представлениями об истории, законах и политической географии Ойкумены, и Феликс, на чьи плечи была возложена ответственность за эти дисциплины, честно старался программе следовать, иногда — как сегодня — утешая себя надеждой, что вместе с ворохом бесполезных фактов ему удается передать студентам крупицы своего бесценного опыта.