Холодные песни - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич - Страница 80

Я поплелся назад, думая о том, кто остался в подвале. О бездомном… кто еще мог там быть?

При виде бездомных я всегда испытывал тревогу, граничащую со страхом, словно смотрел на одну из вероятностей своего будущего. Наверное, дело в том, что я никогда твердо не стоял на ногах. Тянулся к самостоятельности: в семнадцать лет ушел из родительского дома на съемную комнату, за которую платил из стипендии, в двадцать два, окончив университет, перебрался по распределению в другой город, три раза увольнялся по собственному желанию, чтобы найти любимое дело. Но все эти порывы не приносили чувства опоры, стабильности.

Быстро темнело, я не заметил, как пролетело время. На пустыре лежали бетонные колодезные кольца. Я почему-то был уверен, что если посмотреть на пустырь с высоты жилой панельки, то кольца сложатся в слово…

Я плутал по пустынным дворам и не мог найти остановку. Не узнавал улицы с раскидистыми шелестящими – шепчущими – кленами. Я испугался своего одиночества. Меня будто схватили за руку и протащили по всем его декорациям, затхлым и замусоренным.

Почти на ощупь нашел покосившийся знак «Автобусная остановка», навеса не было. Автобус пришел через пять минут.

Я ехал через мост и смотрел на исписанные граффити склады. Длинные кирпичные фасады несли рисунки людей со звериными головами. Фигуры были изображены в троичном изломе: голова, торс и ноги в разных плоскостях. Так изображали божеств в традиционной индусской скульптуре.

Моя последняя девушка ненавидела граффити. Почти физически не могла на них смотреть. Как и на меня, когда между нами все закончилось. Разочарование. Они всегда говорили о разочаровании. А потом уходили.

Я вышел за мостом и направился вдоль складов. Горели высокие фонари. На глаза попадались каракули – «Ззолет». Слишком часто, я сбился со счета. А что, если это не просто надпись, а тег? Метка.

Нажать.

Перейти.

Куда?

Меня привлекло фосфоресцирующее свечение. «Ззолет» на всю стену двухэтажного склада. Одиночество ушло. Сменилось мягким уединением. Я был рад, что рядом никого нет, что все это… для меня.

Через несколько дней пришло сообщение от админа. Археологический музей открывался после реконструкции – админ хотел статью.

Ровно в восемнадцать ноль-ноль я был на месте. Бесплатный вход, нарядный директор музея в роли экскурсовода, жиденькая группа интересующихся. Я включил диктофон, сунул в нагрудный карман рубашки и пошел за группой, поглядывая на экспозицию через объектив камеры.

Музейный павильон был построен вокруг древнерусского детинца. Галерея окольцовывала главный экспонат – археологический раскоп, в чаше которого лежал ремесленный квартал: законсервированные срубы, частокол, мостовые – то, что от них осталось. Квадратные жилища теснились вдоль узких улиц. Крошечные окна, двери на высоту шести венцов – наши предки были карликами.

Мы двигались по залам, я фотографировал. Кузнечные молоты, топоры и скобели, замки и бритвы, височные кольца и привески… Ко мне подошел мужчина лет пятидесяти с вытянутым лицом, обрамленным длинными седыми волосами. Смутно знакомый. Он кивнул, приветствуя, встал рядом, поднял к лицу фотоаппарат со сменной оптикой и сделал несколько снимков. Ну конечно! Мой заказчик, админ и владелец веб-портала в одном лице. Я узнал его по сетевым фотографиям.

– Здравствуйте, – запоздало сказал я.

Группа задвигалась, и я поспешил в следующий зал.

Реконструкцию средневекового жилища освещала электрическая «лучина». Стол с деревянной посудой, полка, лавка, лежанка, слева от двери – глинобитная печь. Двор, частокол… Показалось, что кто-то притаился в темном углу клети.

Админ щелкал ковшики и кувшины, детали ткацкого станка и веретена, сошники и наральники, долго обхаживал камерой самшитовый гребень с вырезанной кириллицей.

Зачем он послал меня сюда, если приперся сам? Хочет использовать свои фотографии для моей заметки? Вряд ли, невелики и новость, и размах. Тогда что? Подойти и спросить?

Я не решался. Словно боялся, что мой вопрос отменит заказ.

А может, это своеобразный знак расположения – админ пришел познакомиться лично? Сомнительно, но я заметил, что держусь поближе к седовласому, стараюсь попасться на глаза, чтобы сгладить растерянность первого взгляда.

Экскурсовод остановился у витрины с религиозными экспонатами. Ложечка для причастия, янтарные крестики, иконки-вставки. Мое внимание привлек полый металлический крест, внутри которого, как в ковчеге, лежали клок шерсти и желтый осколок клыка. Рассказ экскурсовода дошел до необычного креста.

– В нательных крестах-энколпионах хранились мощи святых, они оберегали в дальних странствиях…

Святых? Но в кресте зуб и шерсть животного!

Видимо, я сказал это вслух, а рядом оказался админ.

– Именно так. – Он мелко закивал. Седые нити спадали на угловатое лицо. – Чего только не случалось в раннее средневековье. Монастыри укрывали преступников, воровали друг у друга святых, назначали новых.

Я внимательно слушал, глядя на его косой рот. Сам себе казался студентом, которого от хорошей оценки отделяет самая малость – напутственное слово преподавателя.

– Доходило до того, что святым мог оказаться пес, который спас ребенка.

– Или волк, – сказал я. Волк, который его съел.

Админ кивнул и отвернулся.

Я закончил с последним залом, отснял раскоп и вышел из музея. Пока я был внутри, пробежали тучки и полили дождем, пахло мокрым асфальтом, свежей зеленью. Чистое синее небо заслоняла громада павильона, смахивавшего очертаниями на древнее жилище, только из стекла и бетона. Над острой крышей перекинулась радуга.

Я обошел здание, по привычке высматривая надписи «Ззолет». Остановился и присел. Дорожку пересекал ручеек из муравьев: насекомые петляли по сладкому следу, наверное, кто-то разлил шипучку. Кривая их движения складывалась в знакомое слово.

Я развернулся и пошел прочь.

– Значит, писать нравится больше, чем чертить? – спросил главред крошечной газеты, в которой я собеседовался три года назад.

– Только писать и нравится, – честно ответил я. В проектной фирме я не чертил, а печатал – работал в отделе выпуска, но не суть…

– Опыт в журналистике есть?

– Не совсем. Статьи, новости, тексты для сайтов.

Редактор дал мне пробное задание. Потом второе. Третье. Разумеется, все бесплатные. Марафон роллеров. Фестиваль стекла. Выставка бумажных кораблей в детской библиотеке. «Надо поднабраться опыта», – твердил редактор. Я ушел из проектной фирмы, писал технические тексты для одного заказчика и «поднабирался опыта». Брать в штат меня не спешили. Тогда я постучался в двери других редакций. В одной газете попросили прийти через полгодика – сотрудница собиралась в декрет. В другой – завалили пробными заданиями. Вскоре я плюнул и подался в веб-журналистику.

Прошла неделя. Админ опубликовал мою заметку об открытии археологического музея, добавив к ней свои фотографии надписей «Ззолет», которые покрывали дорожку вокруг павильона. Неделю назад их не было.

Заметка собрала восторженные комментарии. В каждом втором звучало «Вечность Ззолету!». Админ прислал мне удостоверение штатного журналиста: картонный прямоугольник с моим именем и названием портала, обклеенный тонким скотчем. Он что, вырезал его из упаковочной коробки? Удостоверение вызывало брезгливость, но я положил его в бумажник.

Прошел месяц. Моя зарплата состояла из твердой ставки и гонорарной части. Админ предоставил полную творческую свободу, единственным условием было пополнение веб-галереи «Ззолет», открывшейся на сайте. Я бродил по городу, щелкал и пополнял.

Пересек двор и увидел «Ззолет» на старом металлическом гараже; коррозия промяла ржавые стены и крышу.

Ззолет.

Под словом лежал мертвец. Тело присыпали плоскими дикими камнями. Из кургана торчали ноги: голая ступня с черной пяткой и грязный ботинок.

Я сделал шаг, и тут из-за гаража вышли люди. Мужчина в деловом костюме, парень с выбритыми висками в коротких джинсах и высоких кедах, толстая девушка со сложенным зонтом и маленькая старушка в черном платке. Они обступили каменную насыпь и принялись что-то нашептывать. Я не мог понять, что свело их вместе – кроме странного ритуала.