Мастиф (СИ) - Огнелис Елизавета - Страница 69

Саша зашел в мастерскую. Постоял минутку и вышел — ему вдруг захотелось еще раз посмотреть на дом. Он встал перед подъездом, глянул в пустые окна, критически окинул взглядом искореженные двери, царапины от пуль и здоровенный проем, оставшийся от снаряда. Потом поднялся на крышу, прошел по вырванным балкам, скинул перегоревший пласт гидроизола. Спустился в подвал — в тишине и мокром холоде молчали генератор и топливный котел. Все вокруг — до боли родное и знакомое, сделанное и установленное руками, с любовью. Жить здесь и жить. У Шпаковых самодельный комод-шкаф-стенка, здоровущая, во всю стену — и не пострадала почти. Только стекла побило, да пара дырок от пуль — почти незаметно, калибр пять-сорок пять… Огонь дерева не тронул, может — испугался. Ведь придет богатырь с поля, и спросит:

— Кто?

Но не придет Шпак: мало простой силы для того, чтобы остаться в живых.

У Андрея Павина сгорело почти все — и шкаф с книгами, и рояль, и резной стол на кухне. Хорошо, что тетрадь Саша хранил в надежном месте. У Наиля обнаружилось два ящика патронов под кроватью. Вот это запасливость — подумал Александр устало.

А к себе он заходить не стал. Тошно.

Мастиф загрузил оружие в кузов старенького «уродца», грузовика из металлолома, собранного сверхчеловеком по имени Гаврила. Семейная реликвия, повидавшая виды, насквозь прошитая пулями и осколками… Но все-таки бегал грузовичок, или как его теперь назвать — сверхгрузовичок? Не ломается, бензина ест три литра на сто километров, в огне не горит, в воде не тонет, по любому болоту пройдет — уже испытано. Не машина, а монстр какой-то. Если трос за клык уцепить, этот «уродец» и двадцатитонный БТР без колес с места сдвинет, а потом — уволочет в лес. Любую тягу, какая бы ни была — утащит, только бы троса хватило…

Мастиф решил поступить так же, как и его предшественники. Может, конечно, это жестоко и некрасиво, но всегда делали так. Он нашел крепкие веревки, подъезжал к трупам, зацеплял их за ноги, волочил за собой — к новому трупу, пока не собрал всех. Так всегда поступали — надо соблюдать традицию. Война — она всегда война, нет в ней некрасивого и жестокого, она рациональна. Либо проиграл — либо выиграл, хотя в чем разница? Главное — напугать, устрашить, любым способом, пусть оружие из рук само падает. Особенно это на новичков хорошо влияет… Добродушие как рукой снимает…

Александр понимал, что в его четком и хорошо выверенном плане все же есть изъян. Слишком много он на себя взвалил, не справится, в одиночку точно не потянет. Но сомневаться не хотелось. Сомнения — удел слабых. Пока эсеры сомневались да прикидывали — надо или не надо бросать бомбу вон в того генерал-губернатора, социалисты уже целое сословие к смерти приговорили — без всяких оправдательных слушаний. Чингисхан татар всех вырезал, современные татары — это так, иллюзия, калмыки больше, а не татары. Святослав хазар вытравил под корень, испанцы — инков, англичане — австралийцев, римляне — этрусков, греки — троянцев. Ахилл, кстати, с Гектором точно так же поступил, как и Мастиф с группой захвата. Захватчики, ё-моё…

Глава 37

Он выволок их на центральную площадь утром следующего дня, поднялся на пожарную каланчу — местную достопримечательность, вытянул трос, перекинул на другой конец башни, снова спустился. Редкие прохожие бежали, только завидев страшную ношу за грузовиком. Да и сам Мастиф, честно говоря, никого видеть не хотел. Мотор взревел, поднимая тонны мертвого мяса на тридцатиметровую высоту, Александр сделал широкий круг, украшая каланчу словно новогоднюю елку. Хорошо получилось. Своевременно, злободневно, а главное — адекватно.

Меч. Куда деть меч? Немного поколебавшись, Саша выбросил его в канаву. Потом напряг ладонь, ощущая рукоятку — и голубая сталь снова перед глазами, улыбается зеркальной гладью, надежная, послушная, хорошая. Мастиф улыбнулся еще шире и снова выбросил подарок Полеслава. Сейчас лишняя тяга ни к чему, а там… посмотрим…

Котенок только урчал, будто соглашался: «Пр-равильно, пр-равильно»…

Эпилог

Мастиф пропал. Поначалу многие вздохнули с облегчением. Может, его сверхчеловеки забрали? И черт-то с ними!

Но иногда, очень редко, приносились вести. То там его видели, то здесь. То литровый баллон с кислородом сопрет из хозяйственного магазина в деревне, то дорогущую видеокамеру — из центрального городского универмага. Ходит один, ни с кем не разговаривает, живет, по всей видимости — в лесу. Пару раз вызывали войска, и обшаривали целые районы — но бандит словно сквозь землю проваливался.

И стало забываться страшное имя, многие решили — что он сошел с ума; что решил удалиться от людей. Это только на руку всем. Надо пережить, вздохнуть, плюнуть и забыть. Не было никогда… А за что он там реки крови лил… да мало ли крови течет? Даже сейчас. Взять, например, странную ситуацию с татарами. Или же со братьями-славянами — хохлами да малороссами. Да что там — и свой, русский мужик из узды вышел. За восемь лет, словно грибы из-под дождя, появились сотни странных поселений, десятки областей, где вновь хотел возродиться неистребимый дух. И откуда только это чудное, почти первобытное желание русского мужика — быть хозяином всего? Словно весь мир принадлежит ему одному, сам себе на уме, никого не слушает, все по-своему… Но с этими просто, опыт есть. Вооруженные экспедиции, чересчур прытких — в железо, пусть себе дальше работают. Нельзя, чтобы хлеб и мясо у всех было — да еще за копейки… Пусть Ванька лежит на печи, пьет горькую, надирается и надрывается помаленьку — за то, чтобы продналог или оброк сдать, барщину отработать; а за себя думать не смей! Все уже придумано, и вообще, много таких умников — хозяев, блин, земли русской… А коли захотел землицы — так в Сибири ее множество, осваивай — не хочу.

Но Мастиф глубоко в лесах не сошел с ума и не чурался людей. С болью смотрел он на то, как вновь крепнет власть и государство, развивая вертикали и расширяя параллели. Вновь заработала беспроигрышная феодальная лотерея — таможня. Запели блатные песни на скамейках, появились патрули. Раньше, когда все ходили с оружием — на улице пьяных почти не было. Уж больно легко получить пулю из любого окна, когда идешь по главной дороге, горланя и размахивая автоматом. Мастиф сам снял двоих таких «викингов» — просто так, на всякий случай. Мало что у пьяного в голове, когда на плече «Калашников»? И орать песни в будни под окнами — тоже опасно. Пальнут за милую душу, или гранату бросят. Здороваться надо со всеми, чтобы знать соседей: чужаков, особенно на своей земле, опять же под прицелом подпускали. Даже «налево» сходить опасно. Не дай бог явится разъяренный тесть с гранатометом… Бывало такое — усмехнулся Александр.

Налоговики щеголяли черной влитой формой. Работали без передышек паспортные, регистрационные столы, надрывались центральные управления и всевозможные палаты, записывались акты, фотографировались лица и морды, выправлялись справки, все и вся регистрировалось, учитывалось, проверялось и перепроверялось, кассировалось, облагалось, датировалось, подписывалось, штампировалось, заверялось и подпечатывалось, документировалось, подтверждалось, передавалось и сдавалось, учреждалось, принималось и рассматривалось, дублировалось, ксерокопировалось, актировалось. Формировалось.

Лось — это зверь или суффикс с окончанием?

Мастиф сквозь объектив видеокамеры не спеша рассматривал город, который расстелился между сопками. Гиблое место, суровое. Но и здесь живут люди — несмотря на «полярную» ночь, мокрые морозы под пятьдесят градусов, и холодный, вечный ветер с моря. За два года Мастиф бывал здесь уже восемь раз. Летом, осенью, весной, зимой… Каждый раз — лежал на земле и смотрел, привыкал, осваивался. Время для своего дела он выбрал подходящее. Ненастный август, ночью уже подмерзают лужи, темнеет очень быстро и над городом висит непроницаемая полумгла. Сторожевые вышки по берегу — это для детей. Мастиф мог двигаться по земле почти незаметно, а на дело пойдет под утро, еще в темноте; спустится с сопки, проползет в такт ветру, ни одна душа, даже если очень захочет — не увидит и не поймет. Он уже проверил маршрут. Полтора километра — спуститься с дальней с сопки, два километра под водой, потом дно пойдет резко вверх, старая затопленная баржа, остатки противолодочной сети… Главное — держать азимут.