В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - Холланд Том - Страница 14

С началом сезона военных кампаний 484 г. огромная армия двинулась по равнине Гургана. Беспокойная пограничная зона тянулась к востоку от южной оконечности Каспийского моря. Теперь она стала границей влияния Персидской империи. За территориями, отмеченными очевидными знаками цивилизации – полями, печами для обжига и сушки, каналами, – раскинулись бесхозные бесплодные земли. Люди называли их «царством волков» – с намеком на исходившую от них угрозу. Когда поросшие лесом склоны великой горной цепи Эльбурс постепенно скрылись вдали, воины увидели казавшиеся бесконечными поля дикого ячменя и овса – это начались степи. Пейзаж был абсолютно невыразительным, и нигде не было видно ничего, что персы назвали бы признаками цивилизации. Это не могло не разочаровывать будущих завоевателей. Однако для любого, кто видел эту огромную массу людей, коней и слонов, уверенно двигавшуюся вперед, картина была устрашающей. Персидская армия, готовая к сражению, – зрелище не для слабонервных. Везде насколько хватало глаз, писал потрясенный наблюдатель, сверкало на солнце оружие. Равнины и склоны холмов заполнили всадники в кольчугах6. Все они были под знаменами. Ведь если персидский воин и почитал что-то превыше всего, это флаг, каждый кавалерийский отряд имел свой – с крестовин свисали большие тяжелые куски ткани, украшенные яркими геральдическими символами: звездами, львами, кабанами. Наиболее роскошным из них, конечно, был царский флаг – самым большим и богато украшенным. Увидев, как он гордо реет на ветру, сверкая золотом, серебром и драгоценными камнями, никто не мог усомниться в том, что экспедицию в царство эфталитов возглавлял сам «царь царей».

Шахиншах, как и все его царские предки, обладал некими сверхъестественными качествами. Все персы знали об этом и понимали причины таких свойств. Два с половиной века назад, когда их предки были рабами чужеземных хозяев, флаг независимости был поднят аристократом по имени Ардашир – могущественным героем, обладающим «мандатом» небес. Никто во всей Персии не пользовался такой благосклонностью богов. Один из предков Ардашира, человек по имени Сасан, явился верховным жрецом в самом святом и почитаемом храме – в Истахре. Здесь с древнейших времен было принято преподносить отрубленные головы поверженных врагов великой богине Анахите. Сам Ардашир показал себя достойным помощником грозного божества. К 224 г. он освободил Персию от правления чужеземцев, и теперь персы стали хозяевами поработителей. Неудивительно, что за столь славные деяния соотечественники стали считать его кем-то большим, чем простым человеком. Он имел фарр – знак божественной благодати, ставший фамильной ценностью. Шли годы, цари из семьи Сасана сменяли друг друга на троне Персии, и фарр осенял каждого нового царя. Иногда он имел форму овна, временами – золотого луча света, а бывало, что и человеческой фигуры, которая не отражалась в зеркале. Волшебство помогало укреплять грозную репутацию. Даже враги Сасанидов, люди, имевшие все основания ненавидеть персидских царей, помимо воли раболепствовали перед ними. Монархия гордая и в высшей степени могущественная, написал чужеземец о династии. Монархия старая и грозная для всех, кто населяет этот мир7.

Пероз, царь, который ввел армию в Гурган, как и все его предшественники, являлся потомком Сасана. Во многих отношениях он был самым совершенным представителем Сасанидов: высокий, красивый, внушительный – каким и должен быть персидский царь, и большой щеголь, даже по меркам его предков. Огромный флаг, развевавшийся над его шатром, мерцал сказочными украшениями, и сам царь от него не отставал. В дополнение ко всем драгоценностям он имел обыкновение носить «жемчужину необычайной белизны и размера»8 как пуссету в ухе. Иностранцы могли посчитать такую тягу к украшениям признаком женственности, но персам было лучше знать. Надменность и изысканная утонченность манер, плавная походка с покачиванием бедер, нежелание, чтобы его видели «отошедшим в сторону, подчиняясь зову природы», – все это в Персии считалось признаками храброго воина9. Все, имевшие необходимые средства, обязывались одеваться и украшать себя, как павлины, – так было принято. Редко встречается перс, который намеренно одевался недостаточно пышно. Вычурная одежда персов была общеизвестна. «Большинство из них, – так было сказано о богатых персах, – чрезвычайно ярко одеваются. Хотя их одеяния открыты впереди и по бокам и развеваются на ветру, ни одна часть тела – с головы до пят – не видна неприкрытой»10. Сам Пероз, несмотря на явную склонность выделиться, стал известен не только своей приверженностью к моде. Не менее важной в глазах его подданных считалась забота об их благосостоянии. Возможно, он был тщеславным, но также, соблюдая благородные традиции своих предков, оказался полон решимости бороться с хаосом, поддерживать порядок и творить правосудие. Будет только справедливо отметить, что характерной чертой двадцатипятилетнего правления Пероза были и неприятности, и попытки царя с ними справиться.

Все началось с засухи. Когда Пероза короновали, в его стране погиб урожай и начался голод. Юный царь отреагировал энергично и решительно: резко сократил налоги, стал выдавать бедным государственные субсидии, заставил богачей делиться с голодными и отчаявшимися массами своими запасами продовольствия. Много веков спустя об этой программе реформ все еще помнили и говорили не иначе как в восхищенных выражениях. «Только один человек… умер от голода во всей империи»11, свидетельство показательное, пусть даже не совсем правдивое.

Затем, обратив свой взор на северо-восточную границу, Пероз проявил ничуть не меньшую решимость сражаться с растущей угрозой со стороны эфталитов. Этой цели он посвятил и себя, и ресурсы империи – больше, чем любой Сасанид до него, – с учетом сложного взаимодействия между племенами Центральной Азии. Мерв – древний город, расположенный на полпути между Гиндукушем и Каспийским морем, имевший потенциал господства над северо-восточной частью Персии, был трансформирован в могучий бастион царской власти: массивные валы, увенчанные кирпичными башнями с бойницами для стрел, были построены вокруг большой круглой крепости.

Одновременно создали с нуля крепости в стратегически важных точках вдоль границы. На фортификацию, комплектование гарнизонов и склады снабжения тратились гигантские средства12. К примеру, на полях Гургана была построена стена из красного кирпича протяженностью 150 миль – величайшее сооружение такого рода, когда-либо построенное на Ближнем Востоке13. К тому времени, как Пероз, имея за плечами четверть века такой работы, вышел в степи через ворота в стене из красного кирпича, он уже был генералом с репутацией отважного и грозного воина14.

Но и в случае с Перозом не обошлось без темной стороны. «Наших царей, – любили хвастаться персы, – никогда не обвиняли в вероломстве»15. Только это было слишком громко сказано. Известно, что даже в общении с белыми гуннами Пероз периодически не брезговал сотрудничеством. Он был младшим сыном в семье и сумел захватить трон только при поддержке эфталитов. Но значительно больший ущерб его доброму имени нанесли катастрофические последствия ранней экспедиции, которую он повел во владения белых гуннов, расположенные восточнее степей, – в район, именуемый Бактрия. Там он попал в засаду на заросшей лесом равнине, был окружен и согласился на условия противника. Понятно, что пострадала и его репутация, и гордость. Несколько персидских крепостей враг окружил, потребовал огромный выкуп, а сам «царь царей» был вынужден пасть ниц перед ханом эфталитов. Вступая в сражение во второй раз, Пероз, несомненно, был ведом не только геополитическими соображениями, но и личной местью. Оскорбленное достоинство требовало, чтобы он отправился на войну в окружении пышного великолепия, соответствовавшего положению «царя царей». Его сопровождала огромная свита домашней челяди, за ним везли бесчисленные сундуки с одеждой и серебряными монетами. В боевой поход прихватили даже принцессу или двух. Пероз намеревался укротить диких эфталитов не только силой оружия – он желал их ослепить великолепием.