Князь Рысев 4 (СИ) - Лисицин Евгений - Страница 20

Кровожадные ухмылки отразились на зубастых ртах — чувство скорого пира затуманивало их разум.

Я дернул спуск еще раз в надежде разогнать проклятую клику: курок клацнул по пустоте. Биска если и хотела помочь, то не знала как — истуканом застыла там, где и стояла.

Она не знала, но прекрасно знал я.

— Перезаряди!

Я швырнул ей Подбирина вместе с обоймой, на ходу выхватывая образок.

— Именем отца, и сына, и святого духа! — громоподобно провозгласил я, выставив образок перед собой.

Нечисть грянула в разные стороны, словно их с ног до головы окатили святой водой. Завывая на все лады, они оставили старика. Знаменуя божественные, заключенные внутри него силы, иконостас засиял священным огнем. Вот бы, мелькнула у меня мысль, он еще святостью стрелял…

С этим не сложилось. Покойницы, прянувшие прочь, вновь обрели желание отведать свежей человечинки. Лог оказался жесток в своей прямолинейности — образок истратил заключенный внутри него заряд и должен был уйти на отдых, обратившись из действенного орудия в сборник красивых наладонных картинок.

— Лови! — отозвалась дьяволица. Кондратьич же лишь с раскрытым ртом наблюдал, как пистолет заправил в самого себя обойму, передернул затвором — и метнулся прямо мне в руку.

Передо мной в миг возникла лупоглазая, ожесточенная морда. Лицо мертвячки вытянулось, зубы из бесовских обращались акульими клычищами. Стройными рядами, идя по спирали, они уходили в раззявленную передо мной пасть.

Я ударил наотмашь — теневой хват стеганул несчастную, словно плетью. Ужаленной егозой она перетекла прочь — боль была ей не по вкусу, но сдаваться мерзавка не собиралась.

Пистолет едва ли не пролетел мимо меня, но мягко, почти по-родному лег в руку — я же лишь умолял провидение, чтобы первым патроном был магический.

Он был.

Призрак растаял, словно угодившая в печь свеча, жидкой лужицей какой-то дряни оседая на полу.

Призрачные девицы решили собраться вновь. Их осталось всего лишь четверо. Видя, как погибают сестры, они желали лишь одного — нашей смерти.

— Мать честная… Да что ж такое творится-то, барин? — Кондратьич не удержался, осенил себя крестным знамением. На наших глазах девы, словно лишившись стыда, скинув тряпки одеяний, переплелись в единое целое. Комок жизни рос, менялся и бурлил — словно служил коконом для кого-то упрятанного внутри.

У меня не было ответа на вопрос мастера-слуги, вместо этого, стиснув зубы, я жал на спуск до тех самых пор, пока по моим ушам не застучал щелкающий по пустоте курок.

Пули Подбирина вгрызались в призрачную плоть, отрывая от нового комка жизни целые куски. Еще один магический импульс сорвался со ствола пистолета, зашелся огненным вихрем, словно жар-птица, обнял получившееся месиво пламенными крылами.

Этого хватило. Тишина храмовой залы не выдержала — до того она воспринимала нашу стрельбу, охи-ахи-раскоряхи как досадное, но все одно неспособное поколебать ее монолитность. Теперь же она хрустнула от почти живого, душераздирающего женского крика.

Комок плоти, объятый пламенем, рухнул наземь — не знаю, что там было в задумках у этих стерв, но выглядело оно крайне отвратно.

И беспомощно.

Шар ничуть не сопротивлялся огню, не пытался сбить его, прокатившись по земле, даже не допускал мысли о том, чтобы раздавить нас.

Ликовать было рано.

— Дело дрянь, — сказала Биска, и я вздрогнул, расслышав в ее голосе самый что ни на есть неподдельный испуг. Прикрыв рот рукой, она медленно попятилась. И я мог ее понять.

— М-мать… — Кондратьич проглотил ругательство, пялился широко раскрытыми глазами на поднимающуюся фигуру.

Месиво лопнуло, словно яичная скорлупа. Осколками битого стекла, затвердев, рушилась некогда призрачная плоть.

Я был полностью согласен с Кондратьичем — тут в самом деле никаких слов не хватит.

Хватаясь за края уже расколотого кокона, вылезла гигантских размеров ладонь, целиком состоящая из сплетенных меж собой рук. Великанша, возносившаяся над нами, была прекрасна и ужасно одновременно. Сотканная, будто вязаное одеяло, из мертвых тел, она была величественна. На груди, из рук, ног, искаженных туловищ бугорками сосков торчали лысые головы. Вместо рта — беззубый, шамкающий разрыв. Пустые черные глазницы взирали на нас бесконечным оскорблением, будто вопрошая, как мы посмели.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Волосы волнистой струей дыма ниспадали на плечи, исходили рваными облаками теней.

От топота ее ног задрожали стены, кусками повалились остатки потолка.

Я сглотнул, глянул на пистолет в своих руках.

Нет, здесь нужна была пушка побольше…

* * *

Налетай, не скупись! Награду подарил, демоницу к себе на страницу пригласил!

Глава 10

Мне не в первый раз доводилось драться с исполинами.

Словно Кратос, загоняя собственный страх в глубины Тартара, заревев медведем, я горазд был броситься в атаку.

При битве с воплощением поэзии в моих руках покоилась кисть мироздания — невесть какое оружие, но все-таки…

Когда я сражался с огромным Мрачным Жнецом, при мне была боевая великанша Славя.

Наверное, если хорошенько потрясти память за последние недели, там выищется еще какой-нибудь трансформер.

Но всякий раз в моих руках оказывалось нечто, чем можно оказать сопротивление.

Кто-то скажет — удача. Что ж, пускай будет удача, я ж разве против? Только куда эта паршивка подевалась сейчас, когда нужна больше всего на свете?

Пистолет, разрывавший в клочья тишину одним выстрелом за другим, теперь лишь казался детским пугачом.

Кондратьич попался ей под руку первым — крохотной, почти кукольной фигуркой он стоял перед ней, не желая пропускать к хозяину. Отвага толкала его на глупость, но он оказался все еще достаточно ловок. Легко перескочил через попытавшуюся схватить его руку, занозой вклинил нож в мертвую плоть — та ответила лишь брызгами давно омертвевшей, густой крови.

Терпеть подобного жуткий Вольтрон не собиралась — второй рукой хлестнула по старику размашистой затрещиной. Бедолага ухнул: нырнул в сторону, но торчащий ноготь, словно мороженое ложкой, содрал кожу с руки, обнажил растерзанный бицепс. Старик рухнул на колено, пытаясь уйти в сторону — резкая боль ударила по хладному рассудку, заставила спасаться. Словно не желая более церемониться с жалкой букашкой, расставив руки в стороны, исполин занесла над ним ногу — Ибрагима ждала участь жалкой букашки.

Не сговариваясь, мы с Биской заспешили ему на выручку.

Подбирин плюнул очередным заклинанием — но сплоченность мертвых тел лишь проглотила снаряд. То, что заставляло разъединенных покойниц падать замертво, лишь толкнуло мертвое месиво, заставило неловко попятиться.

Ага, сказал я самому себе, сработало — решив, что израненного старика можно будет растоптать в лепешку попозже, она переключила все внимание на меня.

Словно кувалдой, припав на колено, она врезала кулаком оземь — в воздух тотчас же поднялись клубы серой пыли. Я прыгал больше на удачу, чем от уверенности. Здравый смысл уже не спрашивал, что я творю, лишь махнул рукой. Сколько раз уже вот так рисковал? Он сбился со счета, а я и подавно.

Ноги ударились в мягкое — словно я запрыгнул на диван. Мертвая плоть под моими шагами мялась, рвалась, источала кровавые, густые потеки. Руки, ноги, разверстые в ужасе пасти — все, из чего была сплетена великанша, норовило схватить меня за штанины, укусить, задержать.

Не помня самого себя, я выстрелил себе под ноги — растопыренная пятерня, готовая меня удержать, тут же взорвалась, сосисками полетели наземь оторванные пасти.

Я спешил наверх, к голове этой погани — где-то внутри покоилась вера, что если изрешетить то, что у нее вместо головы, победа будет за нами.

Внезапный поток воздуха ударил по спине, предупреждая о надвигающейся опасности. Я чуял себя юрким тараканом, по которому лениво и тщетно пытается попасть тапком хозяин дома.