Князь Рысев 3 (СИ) - Лисицин Евгений - Страница 24

Отложил пистолет в сторону. Тень, юркнувшая со спины, подхватила его, взвесила в руке, приняла дар с благодарностью. Благо, что там, в кабинете с Менделеевой, мне хватило ума сменить обойму.

Получив приказ, тень слилась с товарками, умело прячась в ночной мгле.

Разодетая в черные плащи моя погибель была неспешна, но промедлений не терпела. Я не видел, но чувствовал, как они перешептываются друг с другом, меняют позиции, отдают один сигнал за другим.

Жизнь учила их осторожности, потому что неосторожных смерть забирала в числе первых. Воображение, подзуженное и взбудораженное, зачем-то упорствовало, потворствуя страху, рисуя картины того, что моя задумка не оправдается, что я не успею, что на меня вот-вот выскочит один из этой бригады и даст очередь.

Пару мгновений дьявольская эгида выдержит, а что потом? Ответа я не знал и знать не желал...

Ботинок, словно назло, не желал покидать мою ногу. Словно так и говорил: пусть мы умрем, зато умрем вместе!

Я был с ним категорически не согласен. Едва ли не с корнем, зло сорвав его со стопы, швырнул его из-за стойки.

Снарядом и красиво вращаясь, он мягко шмякнулся на весь тот разгром, что был учинен мной и ангелицей. Группа быстрого реагирования успела лишь грязно ругнуться, сдавая позиции.

Сегодня старая байка оказалась мудрее опыта и сильней подготовки. Наука жизни сыграла злую шутку.

Спешно отступая, прячась за уцелевшими перекрытиями и колоннами, они на миг залегли, ожидая оглушительного грохота.

Он последовал, но не там, где его ждали: вынырнувшая, сумевшая обойти их тень выскочила прямо у них за спиной. Подбирин грязно ругался, раздавая им свинцовые приветы. Словно скошенный, вскинув руки, успев разве что привстать от удивления, рухнул тот, что был ближе ко мне. Тень свое дело знала хорошо, хотела, чтобы я остался жив.

Еще три патрона достались вскинувшему автомат поганцу — он принял их грудью, и, обмякший, скатился спиной вниз.

Я выкатился из своего укрытия до того, как пистолет в руках моего отвлекающего маневра вместо привычного лязганья затвора выдал глухой щелчок — кончились патроны.

Труп убийцы стискивал оружие, будто не желая им делиться даже в своем посмертии. Мертвая хватка оказалась слабее моего желания жить — и я тут же использовал тело покойника, как хорошее укрытие и опору для моей новой игрушки.

Я никогда не стрелял из чего-то подобного, но разобрался быстро. Есть вращательный рычаг, нет прицела — стреляй как бог на душу положит.

Я заверещал, явив злобный оскал, не хуже Рэмбо. Отдача — сильнее, чем ожидал, — ударила по рукам. Автомат тотчас же разразился певучей трелью. Затвор, словно заведенный, исторгал из чрева пулеметательной машины горячие, пышущие жаром гильзы. Зашаркала по плитам пола патронная лента.

Смерть забирала себе позволивших себе роскошь удивления и не успевших среагировать. Я срезал очередью высунувшегося молодчика, уложил рядом с ним все еще палившего в уже не сопротивлявшуюся тень. Третьего, словно нечаянно, подрезал в темном углу — скошенной травой он повалился наземь.

Дьявольская эгида успела съесть четыре попадания. Пули вгрызались в мой дьявольский щит, давая столь нужные три секунды на смену позиции.

Руки жгло горячим стволом, автомат оказался тяжелее, чем представлялось.

Резная колонна, на треть порушенная после встречи с Катько-монстром пообещала мне пусть и кратковременное, но укрытие.

Я принял ее дар с благодарностью.

В ленте осталось патронов пять-шесть, противников — еще четверо. Даже если окажусь лучшим стрелком «на Диком Западе», уложиться ровнехонько в пять выстрелов не смогу. Да и не было у этой бандуры режима одиночной стрельбы...

Блядство.

Вчетвером они меня разделают, как бог черепаху. Проснись Славя и яви свой божественный техпром — возможно, у меня и был бы шанс. Вот только, несмотря на свое презрение к чужой жизни, стала бы она их убивать?

С лестницы, откуда еще совсем недавно я спрыгнул, послышался грохот, заставивший меня обернуться. Наемник, обозначило его ясночтение и тут же добавило: не жилец.

С свернутой шеей, безжизненным взглядом он рассматривал потолок над собой. Я сглотнул — эти пидрилы пытались обойти меня со спины. Кто, в конце концов, сказал, что машин было всего лишь три?

Менделеева приняла бой. То ли вооруженные головорезы оказались не столь прыткими, как я, то ли она умела хорошо прятаться, но птичья свирель выстрелов прозвучала сначала с третьего, а затем и со второго этажа.

Мои противники не ждали, когда я нагляжусь на их павшего собрата. В их глазах пылала сама решительность воздать мне по заслугам за павших товарищей.

Первый выскочил прямо передо мной, начав стрелять еще до того, как я его увидел. Рука бешено вращала ручку, стиснув зубы, он горел желанием одарить меня парой-тройкой новых дыр в теле.

Я сделал несколько шагов назад, кляня себя, что упустил момент — и теперь я труп.

Нелепо попытался закрыться руками, чуть пригнувшись. Не успевшая откатиться по кулдауну дьявольская эгида разве что не помахала мне ручкой на прощание.

Смерть не спешила. Привыкшая, что я всякий раз умудряюсь вырваться из ее цепкой хватки, в этот раз она решила немного выждать — может, и идти не придется?

Ей не пришлось.

Наемник высадил в меня всю патронную ленту, отчаянно вопя и видя перед собой лишь то, как свинцовые жала смерти врезаются в возникший передо мной полупрозрачный щит.

Меня с ног до головы, будто заботой матери, укутало золотым сиянием. Святой щит был ласков, будто сама Славя, и пожирал чужой боезапас как не в себя.

Ангел, пришедшая в себя, воздавала мне сторицей за свое спасение.

Я не ведал, что там творилось в ее голове, но она умела быстро ориентироваться в ситуации.

Небесной карой мой новоявленный щит ответил мерзавцу, плюнув в него его же пулями. Несчастному разворотило грудь, словно игрушку, швырнуло назад. С широко раскрытыми глазами он испустил дух.

Победа, ушедшая было от нас, одумалась и теперь с извинениями бежала в наши объятия. Не хуже Биски ангелица убивала пытавшихся отобрать у нее жизнь поганцев. Священная стрела пригвоздила одного из выживших наемников к огромной декоративной кукле. Лук в руках ангела тотчас же обратился клинком, вмиг располовинившим автомат противника. Клевец, коим меч обратился через мгновение, врезался несчастному промеж глаз.

Завернутая в занавеску, все же решившая прикрыться, спустилась Катька вниз. У нее кровило плечо, правая рука повисла плетью. В левой она стискивала выдохшийся на боезапас револьвер.

Облегченно выдохнув, выронив его из рук, она села на ступеньки— кажется, даже ей нужен был отдых.

— Надо уходить, — подытожила Славя, глядя на меня. Катька в ее планы не входила: гордую дочь Менделеевых она собиралась бросить тут.

Я метался между благородством, здравым смыслом и любопытством.

У меня все еще стучали зубы — если бы Славя не поставила щит, я бы уже общался с ее подружками, но в другом месте.

— Кто это были, мать их за ногу?

— Уральцы, — выдохнула Катька. Найдя в себе силы, покачав головой, она встала, оторвала шеврон с плеча одного из наемников, швырнула мне. Я поймал на лету, даже не подумав, что это может быть ловушкой или трюком.

К моему счастью, желание безобразничать вышло из Катьки напрочь, а на ладони у меня лежал необычный знак отличия.

Славя подошла ко мне ближе — шеврон ее нисколько не интересовал, а вот желание слинять — со мной или без меня — читалось по глазам. Она как будто выполнила свой долг — не передо мной, перед своими собратьями: убила того, кто очернял технологии ее рода. Точнее, даже не убила — лишь удостоверилась. И теперь с чистой совестью могла идти прочь. Только что пролитая кровь и убитые люди нисколько не тревожили ее совесть.

От ее душевного холода даже мне было не по себе. Я почему-то представлял себе ангелов бесконечно добрыми и зацикленными на сохранности чужой жизни.

Этой было плевать.