Красная линия метро - Евменов Владимир - Страница 10

«Сегодня у меня только слежка, а все удовольствия оставлю на потом, — подбадривал он себя, одновременно и успокаивая. — Но когда все будет готово…»

От этой мысли он ощутил приятное возбуждение, хотя и понимал, что это было явно не к месту. Сладостные позывы наверняка вызовут эротические фантазии, а те непременно станут отвлекать его от главного на сегодня дела — выяснить домашний адрес рабыни.

Чтобы немного отвлечься от похотливых мыслей, Колкин включил радио. Два разгоряченных от собственных «перлов» радиоведущих оголтело спорили о новом саундтреке группы «Black Eyed Peas», под названием «Let's Get It Started».

Вслушиваясь в их пустой треп, Александр начал понемногу успокаиваться и незаметно для себя углубился в детские воспоминания.

Спустя месяц после того, как отец «откинулся» с зоны — хотя, как узнал Александр позднее, все это время батя находился в психиатрической больнице специального типа с интенсивным наблюдением (ПБСТИН), — он решил «взяться за ум». Для этого по паспорту своего двоюродного брата он устроился на работу в спецавтобазу Тимирязевского района по санитарной очистке города. Как рассказала Сашке потом мать — внешне отец и брат были на одно лицо.

«Колкинская порода», — любил обычно гордиться этим фактом Колкин-старший в сильном подпитии.

Сам же его двоюродный брат — Сергей Николаевич Колкин — на тот момент числился без вести пропавшим. Его жену, кстати, тоже через год выловили из речки Лобня в ближнем Подмосковье. Но это так, к слову. Сашку в ту пору такие мелочи не интересовали. Для него важнее было то, что у него объявился отец-«сиделец». Результат не заставил себя ждать. Вскоре все дворовые мальчишки поменяли к нему свое отношение. Они стали относиться к Сашке с заметной опаской, сразу же перестав задирать и дразнить.

Одним словом, жизнь в доме Колкиных забурлила. Работал отец посменно: то на мусоровозе, то на грузовике ЗИЛ, оснащенном будкой-«душегубкой» для перевозки бродячих животных. Из-за такой специфики работы после каждой смены от него отвратительно пахло. Но, в отличие от Сашки, мать зловония словно не замечала: чем грязней и вонючей отец возвращался с работы, тем сильнее она о нем заботилась. А то — труженик ведь домой вернулся!

Но это было бы еще полбеды. Через некоторое время до нее стали доходить слухи, что батя вновь взялся за старое, из-за чего, собственно, и загремел в свое время в тюрягу. Дело в том, что помимо патологической тяги к пожилым женщинам, после каждого акта изнасилования он считал необходимым обязательно осмотреть старушке рот. Если там он находил гнилой зуб, то все — держись бабуля! — непременно выдергивал его подручным инструментом. Обычно для этого он пользовался плоскогубцами, которые всегда носил с собой. Именно на этом он и погорел в семьдесят пятом. Когда милиция нагрянула к нему в квартиру, то в целлофановом пакетике, запрятанном глубоко на антресоли, обнаружилась коллекция человеческих зубов. С легкой журналистской подачи его тогда так и окрестили — «Тимирязевский стоматолог».

Да только проведя долгие восемь лет в спецпсихлечебнице, отец значительно поумнел. Коллекцию зубов больше не собирал, да и с обычных старушенций переключился на иной контингент. Бомжихи, алкоголички и нищенки, все те, кто в немалом количестве обитал вокруг мусорных полигонов, вот они-то и стали теперь для него законной добычей.

Однако долго скрывать свои похождения он это не смог, мать догадалась, зачем муженек устроился на такую грязную работу. Правда, истерик она не закатывала, а тихо смирившись со своей участью, продолжила безропотно сносить новые отцовские «подвиги».

Только один раз — это произошло на второй год его «похождений», — когда он наградил ее сифилисом, она не выдержала и в порыве отчаяния глотнула уксусной эссеценции. Умереть ей врачи не дали, зато Юцевич заработала жутчайший ожог пищевода, который, дав осложнение, перешел в стриктуру.

Теперь каждый прием пищи стал для нее сущим мучением. Надо отдать ей должное, она долго крепилась, принимая исключительно жидкую пищу. И все же, спустя несколько лет, впав в очередную депрессию, так и не смогла из нее выкарабкаться. Она повесилась на лоджии на бельевом шнуре: Сашке тогда шел пятнадцатый год.

На поминках отец напился как свинья, даже скупую слезу пустил. Однако на следующий день, как ни в чем не бывало, торжественно объявил сыну, что теперь они заживут еще лучше, и что главное — значительно богаче.

Во-первых, как он сказал, ему удалось, наконец-таки, найти достойную работу, о какой он всегда мечтал.

— Деньги сами рекой потекут в мой карман, — громогласно заявил батя. — Меня, сынок, взяли не куда-нибудь, на стройку-помойку, а в самое наилучшее место на свете. С понедельника я приступаю к работе кочегаром в крематории на «Юго-Западной».

А поскольку на дворе стоял одна тысяча девятьсот девяносто первый год, то выводы относительно перспективности такой работенки отец сделал на удивление правильные. Эпоха, которую затем с чьей-то легкой руки окрестили «лихими девяностыми», только-только набирала обороты. А потому, скажем так: немалое количество неизвестных тел с тех пор сгорело в печи того самого крематория.

— А во-вторых, — победоносно продолжил отец и как-то странно подмигнул сыну, — неделю назад померла тетя Тамара. Сечешь, о чем я?

Сообразительный шестнадцатилетний подросток быстро сделал правильные выводы, хотя и благоразумно промолчал. Да и зачем будить в отце зверя? Ну померла родная сестра матери, туда ей и дорога. Для него же ведь батя старается… для единственного наследника рода Колкиных.

— Вот, Сашко, такие дела. Наследство на нас свалилось. У тети Тамары детей-то не было, да и мужа она давно похоронила. Значит, что получается?.. А то и получается, что ты и единственный законный наследник ее капиталов и «двушки» на Преображенской площади. А чего? Райончик хороший, обжитой. Метро, опять-таки, под боком. Как восемнадцать тебе, обалдую, стукнет, так туда и переедешь. Будешь жить, как кум королю. А я, пожалуй, тут останусь… — мечтательно вздохнул бывший зек. — Нравятся мне эти места. Есть что вспомнить…

И с безмятежной улыбкой задымил любимой Астрой.

Противный звук навязчивой рекламы вывел Александра из детских воспоминаний. Он тряхнул головой и шумно отхлебнул из трубочки густой молочный коктейль. Вкус клубники и молока сразу же приятно защекотал небо.

«Надо бы позвонить бате и спросить у него про спеца. Интересно, остался ли кто в обойме из «старых»? — напомнил он сам себе и усмехнулся. — Сам-то батя специалист исключительно по лохматым сейфам. А мне требуется опытный «медвежатник», чтобы ключики к Катиной квартирке подобрать».

Взяв в руки сотовый, он набрал знакомый номер.

— Привет, старый хрен! Спишь что ли уже? — в привычной для себя манере начал он разговор с отцом. — Дело у меня к тебе. Мне ключики к одному замочку подобрать требуется.

В трубке раздалось недовольное кряхтение.

— Да не ссы ты, оплачу твоему человеку как надо. И тебе, пенсионеру, естественно, за помощь обломится.

Абонент на том конце стал заметно повышать голос.

— Ладно, старый, ты, давай, не пыли. Пошукай лучше нужного человечка… Лады? — Александр отставил от уха телефон и нажал кнопку громкой связи.

Не прошло и секунды, как салон автомобиля огласился прокуренным старческим голосом:

— Сашко, вот ты, дятел! Опять куда-то влип?.. Ладно, хрен с тобой, помогу еще разок.

И абонент отключился.

Молодой мужчина самодовольно улыбнулся, опустил боковое стекло и ловким щелчком пальцев выкинул очередной окурок на мокрый асфальт. Немного подумав, он открыл бардачок и достал оттуда затемненные очки. Он их примерил, покрутил головой перед зеркалом заднего вида и, оставшись доволен результатом, натянул на голову вязаную шапочку. Однако этого ему показалось мало, и тогда в довесок к ней он набросил на голову капюшон.