Трудовые будни барышни-попаданки 3 (СИ) - Дэвлин Джейд - Страница 43

И причина понятна. Экипаж был незнакомый, но правил Еремей, а из саней выскочил Миша.

— Я вынужден обратиться к вам, «сударь», как официальное лицо, осуществляющее арест… — начал муж.

Вот зачем эта театральщина?

— Взять его! Прикончить! — отдал котик противоречивые команды и, честное слово, похоже, сегодня впервые вышел из себя.

Слуги отпустили меня и шагнули вперед, выхватив пистолеты. Миша одним прыжком оказался рядом. Я разглядела его оружие, о котором забыла расспросить вчера, — непривычную короткую, но мощную саблю. Одним взмахом он дотянулся до руки ближайшего негодяя и ударил — хоть не лезвием, но достаточно, чтобы выбить пистолет и заставить противника думать только о руке, похоже сломанной.

Я же толкнула второго, ствол поднялся, и пуля улетела в небо. Сама выхватила пистолет и наставила на дядю-котика, уже державшего в руке то же оружие и направившего его на Мишу.

— Странно, — сказал муж, — вы еще не лишены дворянства, а собираетесь стрелять в вооруженного холодным оружием?

И опять отдам должное хотя бы здравому смыслу: котик перевел взгляд на меня, вооруженную, бросил пистолет, выхватил шпагу, как я уже убедилась, в те времена положенную каждому чиновнику, и кинулся в бой. Миша, похоже ждавший такого развития событий, мгновенно скинул шинель, намотал на левую руку, создав подобие щита, уравняв шансы своего короткого клинка против длинного.

Я решила уделить внимание не раненому слуге, но этого не понадобилось: Еремей проявил инициативу — двинул того по башке и начал вязать руки.

Мне-то что делать? Пальнуть в негодяя? Не смогу, просто побоюсь попасть в мужа. Я ни разу не снайпер.

Фехтовальная битва шла некоторое время без явного преимущества. Я восхитилась мужем, буквально реконструировавшим тело капитана-исправника за прошедший год: это был не прежний Портос, способный умять порося, а, скорее, юный гасконец. Уже скоро он приноровился, в очередной раз отразил клинок своей саблей, а «щитом» двинул противника как нескладной боксерской перчаткой, и его тезка рухнул в снег.

— Прекратить побоище! — донесся властный голос.

Глава 48

Наверное, мне предстояло волноваться, как скромной провинциальной дворянке. За прошедший год доводилось общаться с уездными помещиками и чиновниками не самого высокого полета. Наиболее статусным администратором был нижегородский вице-губернатор, ныне с разбитым носом дожидавшийся, чем закончится наш совместный визит к лицу не просто знатному, но историческому — генерал-губернатору Москвы Александру Тормасову. Уже скоро я увижу человека, удостоенного портрета кисти Доу в галерее 1812 года в Зимнем дворце. Когда бывала в Эрмитаже, видела, конечно, только особого внимания не обращала.

Пригласил нас дежурный офицер, прибывший к особняку графа Безсонова во главе небольшого конного отряда. Миша шепнул, что заранее сообщил в канцелярии губернатора о беспорядках в особняке, и драгуны удачно прибыли в самый разгар.

О том же, как супруг освободился, могла бы и не расспрашивать, но Миша все равно кратко рассказал.

Мы провернули простенькую комбинацию: Еремей, зная адрес гостиницы «Орел», помчался к графине Салтыковой, привез Демьяна, а тот за гривенник договорился с гостиничным служителем, что отнесет чай в номер постояльца. Супротив двери сидел слуга котика, с газетой, накрывавшей пистолет. Он сказал, что сам отнесет чай, дал Демьяну рубль, велел убираться — «а то свинцом одарю». На глазах Демьяна что-то всыпал в чай, отворил дверь, вошел. Демьян дрожал от страха, но все же шагнул следом, предупредив Мишу. Ковер в номере был испорчен, пистолет — выбит, а негодяй — связан с помощью Демьяна. Когда прибежали слуги и хозяин, Миша показал бумагу, велел сохранить остатки чая: «Это улика, что на каторгу ведет».

— Демьян тебе вернул «злодейский рубль», — со смехом прошептал Миша. — Сказал, что «барыня сама меня от разбойников выручила, теперь я был рад за нее страстей натерпеться».

Я улыбнулась и сама себя похвалила, что не бросила тогда простодушного, но верного парня.

Что же касается событий у особняка Безсонова, Миша сказал офицеру, что господин с разбитым носом подозревается в убиении лиц, состоявших на военной и гражданской службе, а также частных. Кроме того — в попытке завладеть чужим имуществом через брачную аферу. Поэтому он рекомендует офицеру «ограничить свободу передвижения данной персоны». Ошарашенный котик не возражал, а лишь держал у носа комок снега. Офицер посадил особого чиновника и двух связанных слуг в отдельный экипаж, и мы поехали на Тверскую. В наших санях был еще один пассажир, со связанными руками и мешком на голове. Миша сказал, что это «решающий сюрприз».

Когда мы вышли, я удивилась, правда умеренно. Знакомый красный дом Моссовета был желтоватый и значительно ниже привычного. Конечно же, площадь без Юрия Долгорукого. И все равно это место в Москве выглядело самым знакомым из всех.

Я даже не успела понять, в каком мы статусе — визитеров или задержанных, как адъютант пригласил нас в кабинет. Всех, кроме слуг. Похоже, его сиятельству не терпелось разобраться с любопытным происшествием.

— Дамы и господа, — сказал он, — прошу представиться и садиться, так как разговор будет долгим.

За время путешествия и недолгого ожидания дядя-котик не только остановил кровь, но и восстановил душевное спокойствие.

— Чиновник пятого класса, вице-губернатор Нижегородской губернии Михаил Федорович Соколов, — отрекомендовался он засушенным тоном. — Также здесь присутствует моя законная супруга Эмма Марковна Соколова.

Я закусила губу, чтобы не возопить в ответ.

— Бывший земской пристав, служащий Министерства полиции Михаил Федорович Орлов, — весомо сказал Миша и тотчас добавил: — Представьтесь и вы, Эмма Марковна.

— Вдова капитана гвардии Михаила Шторма, Эмма Марковна Шторм, — сказала я, надеясь, что спокойно. — Готова заявить под присягой, что после утраты мужа не вступала в новый брак. Если этот господин готов повторить свое… странное утверждение, то пусть укажет, в какой день и час произошло это не имевшее место бракосочетание, после чего я в кратчайший срок представлю свидетелей, способных подтвердить мое присутствие в другом месте.

— Заблаговременное алиби всегда производит двойственное впечатление, — бросил дядя-котик.

Я взглянула на генерал-губернатора. На лице Александра Петровича отразилась тень недовольства. Я поняла: ему хотелось поскорее разобраться в запутанной истории. Если же понадобятся свидетели, то «кратчайший срок» — явно не сегодняшний вечер.

— Готова подтвердить под присягой, готова дать любую клятву, что присутствующий здесь господин не является моим мужем, — сказала я, чувствуя, что слегка повторяюсь.

— Ваше сиятельство, — тотчас ответил дядя-котик, — если позволите, я достаточно кратко охарактеризую эту особу, чтобы вы сами пришли к выводу, стоит ли доверять ее словам, как под присягой, так и без.

«Не верьте этому лгуну!» — хотела сказать я, но сдержалась. Еще бы и заорала: «Запомните, я не истеричка и не психопатка!»

Спокойнее, Эммочка, готовься держать удар.

Между тем его сиятельство изволил кивнуть, и дядя-котик начал рассказывать, жонглируя фактами и вымыслом с изяществом опытного адвоката.

— Прежде всего, я считаю, что наш долг отнестись с пониманием и снисхождением к уважаемой юной Эмме… Марковне.

Артист, блин! Будто задумался, имею ли я по своему возрасту право на отчество? Да, я тут самая молодая, кто поспорит.

— Обучение девушки в благородном Институте совпало с трагическим годом нашествия двунадесяти языков. На дорогах войны и бегства загорелась трепетная, хоть и легкомысленная любовь. Увы, новое потрясение: супруг спешит на поле брани, где геройски погибает.

У меня чуть слезы не навернулись. С таким зачином можно и убийство оправдать.

— Так началась столичная жизнь молодой вдовы, не заслужившей такой участи. Но это был лишь первый глоток из чаши страдания. Прошлой осенью в силу некоторых обстоятельств ей пришлось удалиться из блистательной столицы в провинциальную глушь… и даже не успеть проститься с безвременно ушедшей матерью. Состояние рассудка бедняжки может объяснить странный инцидент: проезжая речку, она выскочила из коляски и перепрыгнула перила, но, к счастью, была спасена.