Дело о Черном Удильщике (СИ) - Карапетян Мария - Страница 52

— На сегодня тебе достаточно, — Сивуч решительно убрал стакан на полку. — Ты выпил двадцать две бутылки, дружище. Не понимаю, как ты всё ещё держишься на ногах.

Хозяин таверны сгреб монеты себе в ладонь и протянул их странному гостю:

— Бери и уходи отсюда. Не хочу быть повинным в твоей смерти.

Мужчина в дорогом костюме захохотал и махнул рукой. Внимательно оглядел детектива, медленно слез со стула и направился к выходу.

— Оставь эти железяки себе, — он накинул на голову капюшон. — Всё равно от них толку нет.

Дверь за незнакомцем закрылась, и Хек, сдвинув брови, спросил:

— Это еще кто такой?

Сивуч пожал плечами, убирая в карман пригоршню монет.

— Не имею понятия. Этот сумасшедший выпил дневной запас алкоголя и сожрал восемь порций жареной рыбы. — Стеллер наполнил стакан, пододвинул его Мерлузе, положил локти на стойку и наклонился к завсегдатаю: — Я сначала подумал, что он из коалиции «Благой медузы». Хотел уж было пристрелить ублюдка.

Хек глотнул холодного крепкого жмыха и жестом велел Сивучу продолжать.

— Странный парень. Сначала совал мне в карман мореоны, а после начал рассказывать небылицы о морских божествах, о Создателе, — хозяин таверны сморщился. — Восхищался красотой и грацией тюленей… Ну, я и не стал его трогать. Сжалился: видно, случилось у парня что-то плохое, совсем умом тронулся.

Детектив хохотнул и одним глотком выпил содержимое кружки.

— Какая ты, оказывается, нежная и продажная душа, Сивуч! — он сложил губы в поцелуе, и хозяин таверны грозно замахнулся на него.

— Ах ты, щучий сын, Мерлуза! — Детектив уклонился от удара и ловко спрыгнул со стула. — А ну, пошел прочь! Чтоб неделю тебя видно не было!

Хек достал из кармана последнюю монетку и подкинул её, надеясь, что Сивуч поймает сверкающий мореон. Но тот угодил хозяину таверны прямо в лоб, а после со звоном упал на пол. Глаза Стеллера налились кровью, ноздри раздулись, щеки покраснели, а густые седые брови поползли на лоб.

Мерлуза трусцой побежал к выходу. Обернувшись через плечо, он, не удержавшись, крикнул:

— Не такой уж ты и грациозный, как говорят!

С этими словами Хек открыл дверь и вышел на улицу. Улыбка тотчас сползла с губ, а лицо приняло болезненный, усталый вид — таким детектив мог быть только наедине с собой. В животе урчало, но денег на еду уже не осталось — последние монеты он спустил на выпивку. Мужчина тяжело вздохнул, вспоминая события сегодняшнего дня. Ему не хотелось возвращаться в пустоту неубранной квартиры, и он решил, что, перед тем как отправиться спать, совершит привычный ритуал — проведает Риту.

После того как детектив открыл возлюбленной правду, она почти перестала разговаривать с ним. Замкнулась в себе, стала тихой и в задумчивости нередко могла до крови обкусать кожу на кончиках пальцев. Хек понимал, что Рита мечется между двух огней и в силу возраста не может принять окончательное решение, о котором не пожалеет в будущем. Мерлуза хоть и оставил девушку наедине со своими мыслями, давая шанс самостоятельно разобраться в приоритетах, но сам так и не смог перестать незаметно опекать её. По вечерам он часто бродил возле дома Риты, всматриваясь в окна, за которыми теплились уют, любовь и благополучие. Только после того как жёлтый огонёк света гас и Рита засыпала в своей удобной, чистой кровати, мужчина мог позволить себе вернуться домой.

Дурное предчувствие проснулось, подняло маленькую чёрную змеиную голову и высунуло раздвоенный язык. Зашипело, предупреждая о надвигающейся опасности, и Хек, прислушавшись к его зову, ускорился, переходя на бег.

Глава 27

Морской бог, нареченный создателем

Авель Аствац был упрям, вспыльчив и злопамятен. Если ему в голову приходила какая-то идея, он без промедления старался воплотить её в жизнь, и до определенного момента ему это удавалось. Удача отвернула от него своё прекрасное лицо, когда появилась она — единственная и до одури желанная душа. Она пахла, как прибой, сияла, словно экворея[1], и имела шелковистую структуру. Её хотелось касаться губами, держать в руках, наблюдая за плавностью движений, и никому никогда не рассказывать об этом. Но однажды всё изменилось: Аствац упал в объятия гнева и в бездумном порыве ревности изуродовал любимую душу. Теперь, глядя на Марван, он мог наконец узреть плоды своих мерзких трудов: сознание её исказилось, почернело и больше не сияло, как прежде. Лишь одно осталось неизменным — притягательный аромат морской глубины. Авель облизнулся и покатал на языке имя, произнеся его шёпотом:

— Марван…

Он улыбнулся, посмотрел через плечо, желая убедиться, что за ним нет слежки, снял капюшон и нырнул вглубь тёмной улицы. Морской бог был очень голоден. Мирская еда не подходила ему. Жареная рыба не утоляла аппетит, а горькие напитки, хоть и приятно освежали ум, но совершенно не ослабляли жажды. Он вспомнил свой тихий холодный дом, где сладкие, насыщенные души сами заплывали в его пасть, желая переродиться и стать частью великого цикла вселенной. Сейчас он как никогда нуждался в пище, которая придала бы сил и помогла вернуть излюбленный облик. Но ждать, когда сознание умирающих в заводи отделится от тел, он не намеревался. Аствац желал быть красивым и сильным прямо сейчас. Ему нравилось выбранное воплощение: золотистые волосы, синие глаза, правильные черты лица, точеная фигура, великолепный рельеф рук, длинные пальцы… но в настоящее время энергии хватало лишь на неряшливого чернявого господина. Морской бог с отвращением пригладил сальные волосы и вытер ладонь о лацкан бежевого пальто. «Кому вообще может понравиться подобная внешность? Скоро я превращусь в чудовище, и тогда Марван никогда не посмотрит в мою сторону», — рассуждал он, проходя мимо единственного работающего фонаря. Аствац остановился в жёлтом кружке света и подытожил: «Нужно найти кого-то достойного, с изящным, полным воли духом, которого хватит на долгое время. Душа толстяка, которую я поглотил несколько дней назад, была совсем маленькой, хилой, до отвращения чёрствой и не помогла в полной мере восстановить силы».

Авель задержался возле небольшого домика, перелез через низкий, почти развалившийся забор и, осторожно ступая, подкрался к приоткрытому окну. Занавески были распахнуты, и морской бог заглянул внутрь. При свете нескольких зажженных ламп за большим деревянным столом, покрытым застиранной до дыр скатертью, сидела супружеская пара. Вокруг них, неустанно галдя, бегала свора маленьких детей. Женщина сильно хмурилась, и от этого её и без того несимпатичное лицо стало вовсе некрасивым: морщины сползли на лоб, брови опустились на веки, а уголки губ изогнулись вниз. Она ничего не ела и была молчалива. Мужчина же, напротив, был весел и болтлив. Не обращая на настроение жены никакого внимания, он с аппетитом жевал запеченную щуку и запивал всё большими глотками жмыха, постоянно подливая себе в бокал. К подбородку его прилипли крошки, а пальцы блестели от жира.

— Хорошие новости, Форель! У нас будет еще один малыш! — отец семейства потрепал по волосам пробежавшего мимо сына и вытер грязную руку о его голову. — Создатель благословил нас вновь!

— Болван! — женщина резко встала со своего места и стукнула по столу кухонным полотенцем. Дети тут же перестали бегать и притихли. Тяжело дыша полной грудью, она выкрикнула: — У нас уже есть шестеро детей! И Создатель не имеет к ним никакого отношения!

Авель тихо хохотнул. Людские проблемы всегда веселили его.

— Придержи язык! — гаркнул мужчина, перестав жевать. — Побойся бога!

Сквозь тугое сплетение мышц, костей, сосудов и бурлящей крови Аствац рассмотрел живые, трепещущиеся огоньки человеческих душ. Они были грязными, как застоявшаяся болотная вода, озлобленными, слишком маленькими и выглядели совершенно неаппетитно. Авель томно вздохнул. Женщина резко повернула голову и стремительно подлетела к окну. Морской бог присел, прячась за стеной, и затаился. Многодетная мать закрыла окно, даже не выглянув на улицу, и резко задёрнула шторы. Звуки ругани продолжились, но теперь звучали приглушеннее. Авель поднялся и, закатив глаза, произнёс: