Бессильные мира сего - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 62

- Значит, так, - решительно объявил папа Сережа, перехвативший этот обмен взглядами, но понявший его совершенно неправильно. - Будем все-таки лопать или будем в гляделки с дядей Андреем играть?

- Соку хочу, - объявило Луковое Горе, уклоняясь от прямого ответа на поставленный вопрос.

- Так. Желание законное. Подливаю соку. Пей. Но после - немедленно глотай то, что у тебя за щекой, и, черт с тобой, давай сюда эту котлету, и хлеб можешь оставить, положи на тарелку, я все уберу, только вот этот кусок котлеты доешь... который на вилке. Договорились, нет?

Это было похоже на полную и безоговорочную капитуляцию, каковой оно, по сути, и было. Андрей великодушно пропустил разгром опытного и умелого папы Сережи мимо внимания и спросил:

- Ну, хорошо. "Печальный рыцарь с длинными волосами". А поподробнее?

- "Печальный человек". Цитируешь, так цитируй.

- Виноват... "Человек". И что он, спрашивается, за человек? О нем же легенды ходят. Это все правда?

- Смотря что именно.

- Что он из людей делает овечек, например.

- Это как?

- Приходит к нему человек, - объяснил Андрей. - Мафиозо какой-нибудь. Людоед. А выходит - смирный, как овечка. Вегетарианец.

Эль-де-през покачал головой.

- Первый раз слышу.

- Что у него квартира - Эрмитаж пополам с Лувром. Сплошь увешана старинным оружием, латами там разнообразными, ятаганами...

- Не знаю. Дома у него никогда не был.

- А ты его вообще - видел когда-нибудь? - спросил Андрей мягко.

Эль-де-през только фыркнул с презрением, потом поднялся и, не говоря ни слова, вышел вдруг из кухни - неестественно бесшумный и легкий при такой-то массе. Андрей посмотрел на Горе Луковое и - не удержался все-таки - скорчил ему рожу в том смысле, что такие вот дела, друг мой, - какой у тебя папаня, оказывается, нервный и легковозбудимый... Впрочем, контакта никакого не получилось: парнишка отвел глаза в сторону и даже откусил от остатков котлеты, чтобы только не общаться с неприятным дядей. (Правая щека у него сразу сделалась еще больше.)

Эль-де-през вернулся (так же внезапно и так же бесшумно) и сунул Андрею под нос цветную фотографию неописуемой красоты: лето, зелень, роскошный белый лимузин аномальной длины, и какие-то люди рядом - стоят у распахнутых дверец.

- Это кто, по-твоему? - спросил Эль-де-през с невыразимым презрением.

- Ты.

- А это?

- Не знаю.

- Он. Между прочим, заметь: рядышком. Вась-вась.

- Понял. Сражен. Сдаюсь.

...А ведь и в самом деле: "печальный человек с длинными волосами". Бледное, слегка одутловатое лицо, уголки губ опущены, глаза чуть прищурены от солнца (в руках - темные очки). Все вокруг улыбаются, зубы напоказ, а он - нет. Ему - грустно. Или, может быть, скучно. Какой-то он... несовременный! Вот точное слово: несовременный. Несовременная одежда подержанная и мешком. Несовременное лицо... Выражение лица несовременное... И эта общая печальная расслабленность...

- А женщина кто?

- Супруга. Алена Григорьевна.

- Красивая.

- Ну дак!

- Краси-ивая... - повторил Андрей. - И дети есть?

- Есть. Сынишка. Алик. Это он нас как раз и фотографирует.

- А вот это кто, с тросточкой?

Эль-де-през протянул руку и отобрал у него фотографию.

- Много будешь знать, знаешь что будет?

- Гос-с-с... Подумаешь, тайны! Подожди, а что там у тебя написано? Покажи!

Эль-де-през показал, и с удовольствием. На обороте четким детским почерком написано было (фломастером): "Эль-де-презу - с благодарностью за все". И витиеватая неразборчивая подпись. И дата: июль прошлого года. Числа нет. Наверное потому, что снималось в один день, а надписывалось - в другой.

- А почему его зовут Аятолла?

- Его зовут Хан Автандилович, - резко сказал Эль-де-през. - Или господин Хусаинов. А ты не повторяй глупостей.

Андрей молча смотрел на него: какой он огромный, черный, грозный и праведно встопорщенный. Потом сказал:

- Кайлас помнишь?

- Ну, - ответил Эль-де-през, сразу же помягчев и сделавшись Серегой, Сержем, Серым, Щербатым.

- Черная гора. Долина Смерти. Титапури... - "Обитель голодного черта"... - Сережа уже больше не сердился, взгляд его сделался задумчив.

- Если бы я тогда самого господа бога назвал аятоллой, разве ты на меня обиделся бы?..

- Ну, я вообще-то неверующий... - Эль-де-през от внезапных воспоминаний совсем смягчился было, но тут же посуровел. - Все! - сказал он Горю Луковому. - Ты меня достал. Пошел с глаз моих, чтобы я тебя не видел. Игрушки убрать! Десять минут тебе на все... Дай сюда вилку...

Горе Луковое радостно отдало вилку с куском котлеты, съехало со стула и радостно затопало в глубь квартиры, мелькая вылезшей из рейтуз клетчатой фланелевой рубахой.

- Побеждает не сила, - сказал Андрей поучительно, - побеждает терпение.

- Это ты о чем? - спросил Эль-де-през с подозрением, но уточнять не стал - сунул в рот остаток котлеты, а вилку, не вставая и не прицеливаясь, с большой точностью переправил через всю кухню в мойку. С лязгом.

- Слушай, - сказал Андрей задумчиво, - как ты думаешь, почему меня детишки не любят?

- А кто тебя, такого, вообще любит?

- Гм. И то верно. Впрочем, женщины! Женщины меня любят.

- Это не любовь, - сказал Эль-де-през пренебрежительно. - Это похоть. При чем здесь любовь?..

Андрей почему-то сразу же вспомнил анекдот про мужика, который своей законной решил однажды показать по видику крутую порнуху, но рассказывать анекдот не стал: у Сережи всегда была некая затрудненка с юмором. Смешные истории он не воспринимал и ничего смешного в этой жизни никогда не замечал. "Ну, не знаю, не знаю, - говаривал он. - Со мной никогда ничего смешного не происходит..." Он был строгий парень. Но зато надежный как роллс-ройс.

- А откуда он знает, что ты - Эль-де-през? - спросил вдруг Андрей, и на этот раз был понят немедленно, хотя, казалось бы, речь шла уже совсем о другом.

- Сам удивляюсь, - признался Эль-де-през. - Знает откуда-то. Он вообще все знает.

- Но ты ему не говорил?

- Конечно, нет. Чего ради? Да и когда? Он со мной два раза всего разговаривал: когда я нанимался к нему и когда он меня отправлял в эту командировку...

- В какую еще командировку?

- Ну, в охрану к этому, к Профессору, к кандидату нашему.