Шесть голов Айдахара - Есенберлин Ильяс - Страница 28

Всадник появился неожиданно и совсем близко от того места, где затаился мирза. На фоне опускающейся к земле луны он показался Джанибеку огромным и тяжелым, словно высеченным из черного камня.

Всадник несколько мгновений смотрел на аул, потом соскочил с седла, легонько хлопнул коня ладонью по крупу, отпуская на волю, и, осторожно ступая по мелким камням, начал спускаться к аулу.

Джанибек хорошо видел широкую спину человека. Ни одна собака в ауле не подала голоса, и мирза понял, что пришелец не чужой. Но кто же он и действительно ли путь его лежит к юрте Жанбике?

Сердце Джанибека бешено колотилось. Даже сейчас не хотелось верить в измену жены. Мало ли в ауле девушек и молодых женщин, к одной из которых вот так, украдкой, ночью мог пробраться какой-нибудь отчаянный джигит? И когда сомнений не осталось, Джанибек успокоился и, привстав на колено, наложил стрелу на тетиву.

Человек остановился у юрты младшей жены и оглянулся вокруг. Мирза хорошо видел, что на нем простой чапан и островерхая шапка. Сомнений не оставалось: это был пастух. Так неужели Жанбике променяла его, сына могущественного Узбек-хана, на какого-то нищего?! Ярость душила мирзу. Джанибек начал медленно натягивать тетиву. Где-то еще теплилась надежда, что, как только незнакомец откинет полог, чтобы войти в юрту, раздастся испуганный, гневный крик Жанбике. Кто-то действительно нетерпеливо откинул полог, и мирза увидел жену. Протянув руки, с распущенными косами, она шагнула навстречу пастуху. Серебристый свет делал женщину удивительно красивой, неземной, похожей на райскую пери.

Пастух и женщина не успели обняться. Тонко свистнула стрела – и не то приглушенный крик боли, не то предсмертный стон услышал Джанибек. Человек покачнулся и рухнул лицом в истоптанную траву. Женский пронзительный вопль, полный ужаса, разнесся над предрассветной степью. Залаяли яростно собаки, послышался топот ног и бряцание оружия – это спешила на крик стража. Неодетыми выскакивали из юрт люди.

Джанибек, хищно сощурившись, еще несколько мгновений смотрел на растревоженный, похожий на муравейник аул, и на скулах его под туго натянутой серой кожей играли желваки.

Он неторопливо спустился в низину, снял путы с коня, взнуздал его, подтянул подпруги и, тяжело взобравшись в седло, поехал в сторону своей Орды.

Луна светила ему в глаза, потом она упала за гребень далекого увала, и наступила густая предрассветная тьма.

Долгим было правление Узбек-хана, и многое переменилось за эти годы в Золотой Орде. Если раньше всякие тяжбы между родами, дела о грабежах и насилиях, о драках и убийствах разбирали лица духовные – шейхи, кади, ишаны и кази, – то теперь это стали делать назначенные ханом судьи-бии.

Медлительна жизнь в степи, трудно поддается она переменам, хорошее и плохое часто прокатывается по степи, словно перекати-поле, не задерживаясь надолго, не останавливаясь, но и великая Дешт-и-Кипчак подвластная времени, и не в силах противиться ему ни древний уклад, ни человеческая душа.

К голосу биев стали прислушиваться эмиры и ханы, каждый старался перетянуть их на свою сторону, потому что за биями стоял род и, пусть небольшое, войско.

Бий Тюре имел большое тело и тихий голос. Никто и никогда не слышал, чтобы он закричал или оскорбил пришедшего к нему за справедливостью человека худым словом, но в решениях своих он был тверд и даже жесток. Тюре-бий любил смеяться, и в такие моменты лицо его становилось простецким и добрым, и незнающий человек никогда бы не подумал, что перед ним суровый и безжалостный судья. Никто еще не сумел прочитать его мысли, угадать, о чем он думает, глядя на собеседника. И если Тюре задумывал отомстить кому-нибудь, не было преград для властолюбивого бия. Разбирая тяжбу или оповещая народ о своем решении, он прежде всего думал о своей выгоде, о том, что это даст его роду и племени. Аллах не обидел его красноречием, и ему всегда удавалось убедить хана в правильности своего поступка.

Тюре-бий знал жизнь и умел поступать всегда так, как требовали того обстоятельства. Перед грозным Узбек-ханом он бывал мягче пуховой подушки, преданнее сторожевого пса, и никто лучше его не мог угодить желаниям повелителя Золотой Орды. Незаметно, подобно ужу, пробрался он в сердце хана и сделался его любимцем. В последние годы жизни Узбек нуждался в людях, говоривших ему угодливые слова, беспрестанно повторявших о его величии. Тюре-бий знал об этом и умел к месту сказать нужное слово.

Незадолго до своей скоропостижной кончины хан назначил его на должность субе-бия. Это было большое возвышение. Отныне Тюре становился вторым судьей – бием Золотой Орды. Выше него теперь был только Мангили, носивший звание тюбе-бия – первого судьи. Одной из причин назначения Тюре на эту должность явилось и то, что живущие в Дешт-и-Кипчак роды и племена стали в известной степени одной из прочных опор Узбек-хана.

Но ничто в этом мире не вечно. Стоило умереть Узбек-хану, и судьба отвернула свое лицо от Тюре. Он это почувствовал сразу. Но не таким человеком был бий, чтобы покориться обстоятельствам. На трон Золотой Орды сел новый хан, и надо было искать свой путь к его сердцу. Тюре отправил в ставку целый караван подарков, пообещал выдать за сына хана самую красивую девушку племени. Таныбек принял подарки, благосклонно отнесся к предложению женить своего сына на красавице, но своего отношения к Тюре не изменил.

Бий понял: с Таныбеком ему едва ли найти общий язык, едва ли тот станет прислушиваться к его советам. А что такое бий, которому не покровительствует повелитель Золотой Орды? Пройдет немного времени, и даже собственное племя, почувствовав, как ослабла узда, выйдет из повиновения, а это грозит потерей привычного уклада жизни.

Именно поэтому, спасая себя, и пригласил бий нынешней весной в свои владения среднего сына Узбек-хана – Джанибека. Длинно степное лето, и кто знает, как откроется при встречах мирза, – Тюре не знал ни одного чингизида, который бы легко смирился с потерей трона. Едва ли исключением в этом был и Джанибек. А если Джанибеку помочь, если он станет ханом?.. Мысль была дерзкой, заманчивой и страшной. Узнай о ней Таныбек – не сносить бию головы. Но трусливый никогда не добивается своего.

Утром того же дня, когда Джанибек совершил месть над пастухом, решившим опозорить его перед людьми, Тюре и мирза встретились. Чтобы никто не смог их подслушать, бий велел расстелить гостевой дастархан на вершине зеленой сопки в стороне от аула.

Не нарушая законов степного гостеприимства, Тюре не спешил с разговором. Он угощал мирзу сочным и жирным мясом яловой кобылы, заботливо подливал в его пиалу пахнущий степными травами кумыс, рассказывал новости, которые приносил в его аул степной узункулак.

Незаметно разговор перешел на дела Орды. Тюре умел задеть в человеке те струнки, которые сам же и выбирал. Недаром говорят, что если открытой раны касаться даже мягким шелком, все равно будет больно. Бий говорил о троне, о Таныбеке, и в голосе его слышалось то сожаление, то осуждение. И слова его достигли сердца Джанибека. Слушая Тюре, он поверил, что трон должен принадлежать только ему одному, и никому больше из сыновей Узбека. Править Золотой Ордой может только человек, который не боится переступить узы родства и который не останавливается ни перед какими препятствиями, появляющимися на его пути.

Прощаясь с мирзой, Тюре-бий многозначительно сказал:

– Если кто-то задумает тебя обидеть, то смелые мои джигиты будут на твоей стороне.

Это был уже не намек, а твердое обещание поддержки, если Джанибек решится выступить против брата.

Джанибек вернулся в Орду вечером. Еще издали увидел он, что перед каждой юртой воткнут шест с черным конским хвостом. Это была верная примета, что умер кто-то из уважаемых людей, принадлежащих к ханскому роду.