Отчаяние - Есенберлин Ильяс - Страница 9

Повод всегда найдется, были бы войска, которые можно привести с собой. А войск хан Хакназар взял тогда с собой не берега Жаика немало. Вся пойма реки в обе стороны от Сарайчика до самого горизонта дымилась кострами. Люди смотрели на скачущих всадников в полном боевом снаряжении и молчали. Что же великий хан Белой Орды в кои веки прибыл помолиться над прахом своего отца — грозного Касым-хана. И не приличествует ему разъезжать по степи одному. Чем больше всадников с ним, тем большее уважение вызывает он у подданных и соседей. Таковы законы степи…

Но разве Бог не услышит шепот, как говорят в степи. Кочующие в пойме Жаика и Едиля роды и племена мангит, алшин, байулы, алимулы, жагалбайлы прекрасно понимали, что ханская набожность всегда связана с земными интересами. Вечерами в кочевьях гадали, что влечет за собой для их аулов прибытие хана. Наиболее недальновидные и горячие головы считали себя свободными от любого подчинения и думали прожить в таком неспокойном краю сами по себе, без чьей бы то ни было помощи и поддержки. Другие считали себя подданными астраханских ханов, которые, впрочем, сами числились в подданстве Белой Орды. Но в самом Астраханском ханстве после смерти Тимур-бея уже десять лет происходили смуты и волнения…

Свое веское слово произнес тогда знаменитый народный певец Шалкииз.

— Как бы по-разному ни думали все мы, ближе всего нам по духу и родству Белая Орда! — сказал мудрый жырау. — Встретим же как близкого родственника Хакназара и послушаем, что он скажет нам…

Хана и сопровождающих его людей поселили в главном дворце ногайлинских биев, быстро приведя его в порядок. Прямо на берегу Жаика, кроме того, были разбиты белые юрты, потому что не привыкли степные властители к каменным стенам и чувствовали себя лучше в привычной обстановке. Огромные табуны коней, тысячные отары овец пригнали для пропитания войска. И, как всегда, устроили состязания джигитов с последующими празднествами, где соревновались уже певцы и сказители. А пока все это отвлекало внимание, в тишине велись переговоры с местными биями и султанами…

Издревле в стране казахов подобные переговоры начинают мудрые бии. Где бы это ни происходило: в Сары-Арке, в Семиречье-Джетысу или в присырдаринских кочевьях, первым берет слово тобе-бий, то есть верховный бий. И сидит он в соответствии со своим положением на возвышенном месте. За ним начинают говорить толе-бий, то есть его помощники. То же самое происходило и здесь, на берегах Жаика, только главный бий назывался в этих краях бас-бием или казык-бием, а помощники его — урымтал-бием и ушымды-бием. В задачу урымтал-бия входило примечать слабости в позиции другой договаривающейся стороны и острым словом выделять их из общего строя переговоров. Стремительный ушымды-бий должен был немедленно подхватывать мысль напарника и развивать ее в выгодном направлении.

Так как престарелый Шалкииз-жырау к этому времени уже не участвовал в таких советах, его место занял главный столбовой бий Ногайлинского края — по имени Койсары-бий из рода алшин.

— Окунешься в пучину мыслей, и сразу сжимается сердце от душевных страданий, теряется сон и есть не хочется. Окунешься в море веселья, и сердце расправляется, спишь спокойно и ешь с радостью!.. — так начал этот непревзойденный мастер слова свою речь. — Вот уже много лет мы живем в дружбе и радости с вами, дорогой хан Хакназар. Дружны наши пастухи на джайляу, дружны наши караванщики в дальних странствиях. Вот почему мы не спрашиваем действительную причину твоего появления в наших краях с таким большим войском. Я не хочу начинать свою речь с вопросов дорогому гостю. К тому же мои старые уши уловили людскую молву, что пришел ты сюда с достойной целью помолиться на отцовской могиле и построить над ней мавзолей с куполами, как это приличествует высокому хану…

Все присутствующие бии из местных родов согласно закивали головами:

— Все правильно, наш высокий бий!..

— Хорошо сказал наш златоуст!..

— Да, если был тебе отцом великий Касым-хан, то мы чтили его и как покровителя страны Ногайлы. Посмотри, мы не дали потускнеть полумесяцу на его могиле! — Койсары-бий протянул руку в ту сторону, где покоились ханы и мудрецы ногайлинцев, тонко намекнув таким образом гостю, что ради украшения отцовской могилы не стоило бы приводить с собой такое большое войско. — К нашему несчастью, мы не смогли когда-то уберечь его. Но разве быстротечное время и ненасытная земля щадят кого-нибудь? Мало ли поглотила она великих людей, с тех пор, как стоит мир? Каков бы ни был длинен путь, впереди все равно смерть!..

Грустно завздыхали, закачали головами бии и аксакалы. А Койсары-бий, выждав положенное время, приступил к следующему колену своей речи.

— Не будем же говорить о прошлом, о всех неприятностях и тяжбах, которые случались между нами. Пора подумать о грядущем. Вся наша надежда на будущее. И мы думаем: именно для того, чтобы поговорить о будущем над старыми могилами, проделали такой длинный и тяжкий путь через всю степь наши братья. Благословим же их приход!..

И все знатные и уважаемые люди из местных родов и племен коснулись руками бород, зашептали божье благословение.

Потом слов взял тюбе-бий Белой Орды Аксопы-бий:

— Очень удачно начал ты свою речь, Койсары-бий, напомнив о минувших временах. Мы знаем, что некоторым недалеким людям показалось, что растаяло в тумане времен единое Казахское ханство, за которое проливали кровь наши и ваши предки. Но когда превращается в бурелом могучий бор, то разве не остаются от него черенки? И разве не зазеленеет он первыми дождями? Будет это, и на вершине самого могучего дуба, как и прежде, угнездится степной орел с сильными неутомимыми крыльями… А если иссякло море, то только слепец не видит того родника, который остался и шумит, предвещая в будущем могучие волны!.. Умирает аргамак, но остается тонконогий жеребенок, который растет и скачет все дальше и дальше в степь!..

Разве не по тем же законам живем мы, казахи?.. Почил вечным сном в этой земле орел Белой Орды Касым-хан, но оседлал его коня Хакназар-оглан. Родные мои казахи — с севера и юга, с востока и запада, все вы видели, как свирепый ураган ломал стойки юрты нашей Белой Орды, которую ставили Джаныбек, Керей и Касым-хан. Стены уже начали разверзаться, и черный вихрь подхватил белое войлочное покрытие, чтобы унести его в небо. И тогда, в самую трудную минуту, достойный сын Касым-хана взялся сильной рукой за остов, поставил твердую подпорку к накренившемуся вбок решетчатому куполу, и уцелел наш общий дом…

Немало лет прошло с тех пор. И не успели мы еще наложить заплаты на прорванные стены, как новые ветры зарождаются по границам степи. Много желающих поживиться обломками наших кочевий. А первый среди них — шейбанид Абдуллах-хан Бухарский, сумевший взять верх над другими владыками в своих землях и уже грозящий нашим кочевьям на востоке полным порабощением. С ним идут не только хищные потомки хана Абулхаира и многие тимуриды, но и наш брат Шагай-султан. Вы можете сказать, что наши дома и пастбища далеки от этого коварного и беспощадного врага. Но и Улытау также далек от нас. А кто из вас не понимает, аксакалы, что если на протяжении столетия не уничтожили здесь нас могущественные враги, то только потому, что в глубине степи всегда наготове была грозная конница Белой Орды. И они знали, наши здешние враги, что эта конница в ту же минуту двинется к нам на выручку, считая нас частью единого Казахского ханства!.. Я спрашиваю вас, бии и аксакалы, что станет завтра с нами, если падет там в Сары-Арке, наше общее знамя под ударами хищных шейбанидов?!

Наступило молчание. Бии и аксакалы ногайлинских кочевий думали. И вдруг раздался относительно молодой голос:

— Все хорошо ты сказал, мудрый Аксопы-бий. Но зачем для того, чтобы сказать нам это, они привели с собой такое большое войско?

Осуждающе качнулись головы у аксакалов. Все они прекрасно понимали, что от века в степи не имели силы самые мудрые слова и добрые пожелания, если не стояло за ними войско. И теперь кто-то из них проявил свою глупость, выразив сомнение в этом непреложном правиле.