Отчаяние - Есенберлин Ильяс - Страница 10

— О нет, дорогой бий… — Тонкая улыбка появилась на губах у Аксопы-бия, когда тот повернулся к спросившему. — Если мы пришли сюда с войском, то это не для того, чтобы напугать вас, а лишь для того, чтобы обрадовать своих братьев нашей силой и могуществом!

И все головы одобрительно склонились, приветствуя такой мудрый и вежливый ответ.

— Мы безмерно рады вашему прибытию! — сказал Койсары-бий широко повел рукой, показывая тем самым, что местные роды и племена готовы восстановить тот союз, который существовал между ними и Белой Ордой в предшествующее столетие.

После него говорили бии, выступая по старшинству, за ними пришла очередь простых аксакалов и батыров. Три дня еще продолжались эти разговоры, ибо по-настоящему не обговоренное дело считалось необязательным. Лишь в конце произнес свою речь сам Хакназар.

— Хивинские и бухарские владыки хотят навсегда растоптать наше ханство, — сказал он, указывая на юг. — От наших колен происходят все они, ибо из нашей степи пришли туда Абулхаир и Хромой Тимур. Но такие дети всегда полны неблагодарности, и нечего ждать нам от них пощады. Другая жизнь у них и другие интересы. Нам же некуда уходить из своей степи!

Так была улажена старая распря, связанная со смертью Касым-хана, который погиб когда-то именно здесь от рук ногайлинских казахов. Десять тысяч всадников обязались выделить здешние кочевья для борьбы за присырдарьинские земли и города с Абдуллах-ханом. Принятое решение как бы подтверждало воссоединение этих земель с Казахским ханством. А в знак верности и незыблемости союза самый богатый и родовитый человек Карасай из рода жагалбайлы согласился выдать свою дочь за Хакназар-хана. Так повелось от предков…

От знатных башкирских родов были жагалбайлы, и девушки из этого рода всегда отличались неотразимой красотой. Но дочери Карасая — Акторгын и Акбала, казалось, затмили все слухи и легенды. Такие тонкие талии, такие ниспадавшие от пят толщиной в руку косы, такой жгучий румянец на щеках и огромные лучистые глаза были у обеих, что невольно вспоминались древние сказания о небесных девах, разивших могучих батыров одним своим видом…

Одну из них, старшую, черноокую Акторгын, ногайлинцы решили отдать за хана Белой Орды как выкуп за некогда убитого его отца.

Но почему же столь озабочен сейчас хан Белой Орды?.. Исполнилось то, ради чего двинулся он сюда со своим войском. Страна Ногайлы, населенная разнородными степными племенами, снова признала свое подданство Белой Орды и выставляет десять тысяч воинов для общего дела. И произошло это без обычного кровополития, а по доброму согласию. Во всяком случае, хан увидел, что наиболее дальновидные и мудрые люди здесь отлично понимают важность сохранения единого Казахского ханства для всех без исключения степных родов и племен.

Сегодня утром начались свадебные торжества. Как растревоженный улей выглядел Сарайчик. На невиданные цветы были похожи разодетые в шелка девушки и джигиты. Из всех караван-сараев и подворий неслись звуки труб и барабанов. А на свободных площадках уже происходили состязания борцов, неизменные конные игры с козлодранием, стрельбы из лука по мешочкам с золотом и серебром.

В полдень к главному дворцу, где находились уже хан Хакназар, старец Шалкииз, ведущие бии обеих сторон Койсары и Аксопы, а также Карасай-бий со своими родственниками, стали съезжаться высокородные влиятельные люди — люди «белой кости» — от всех родов и племен страны Ногайлы. А Хакназар направился в юрту невесты.

По старинному обычаю, жениху следовало еще исполнить шутовскую роль в игре «тюйебас» — «верблюжья голова». И хан исполнил бы ее, чтобы показать свою простоту и вежливость возвратившимся под его знамя родам, но женщины сами не позволили ему сделать это. Они лишь усадили его опять на шелковые подушки и ограничились скоромными шутками. Хан повернул голову направо и тут только увидел свою будущую седьмую жену. Она полностью оправдывала свое имя Акторгын, что значит «Белая кисея». В белоснежной накидке и поддевке с золотым позументом, она едва слышно перебирала струны маленькой домбры, и целая охапка перьев филина мягко колыхалась на ее круглой шапке в такт звукам. Да еще тихо вздрагивали длинные ресницы, прикрывающие большие черные глаза…

— Ах, забыли мы задернуть полог! — Молодая и красивая тетушка невесты вскочила и плавным движением белой руки скрыла девушку от мужских взоров. — Раньше вознаградите меня, дорогой зятек, за такое удовольствие!..

Все засмеялись. Теперь и у хана Хакназара повеселили глаза. Морщины на его суровом лице разгладились, и сразу стало видно, что он еще относительно молод. Глаза его невольно стрельнули в сторону задернутой зановески. И в этот момент в юрту вбежал шабарман — гонец. По одежде его можно было сразу догадаться, что он из присырдарьинских родов, а по слою пыли на ней — что он скакал без отдыха день и ночь, чтобы доставить хану важное известие. Прищуренным взглядом окинув присутствующих, шабарман склонился перед ханом:

— Мой хан-государь, срочная весть!..

Хан впился в него взглядом, припоминая:

— О, ты не Кияк-батыр?!

— Да, это я, мой повелитель-хан!

Молча поклонившись прекрасной родственнице, хан Хакназар вышел с гонцом в сад. Присутствующие зашептались. Откуда-то стало известно, что Кияк-батыр прискакал из далекого Каратала. Но какую весть привез он, никто не знал. Вскоре хан вернулся, а гонец, сменив взмыленного коня, тут же поскакал назад в Белую Орду…

— Обычное донесение, так что не нарушайте торжества! — сказал вполголоса хан, и все продолжалось в приятном порядке.

Глубоко задумался Хакназар…

Бухар-жырау прервал свой рассказ. Как раз в этот момент раб Ораз пошел вторично готовить еду для гостей. Он сгреб угли табылги в одну горстку, и в юрте стало светлее. Юный Абулмансур не мигая смотрел на огонь. Вдруг он сказал:

— Хан Хакназар зря доверился рабу.

— Почему? — удивленно спросил Бухар-жырау.

— Кияк-батыр из рабов, а раб, знающий сокровенные мысли хозяина, подобен змее за пазухой.

Снова холодок пробежал по спине жырау. Неужели этот юноша и впрямь лишен человеческого сердца? Он не ошибся в своих предчувствиях — над головой того, кто готовит им сейчас пищу, повис топор!..

Вернулся Ораз с кувшином и тазом для омовения рук. Бухар-жырау продолжал наблюдать за Абулмансуром. Если тот выдает себя за младшего табунщика, то ему не мешало бы быть поскромней. Только слепой не заметит, что в то время, когда старший хлопочет возле заблудившихся на охоте путников, подросток ведет себя со знатными гостями как равный. Вместе с ними подошел он к тазу, и раб предупредительно полили ему на руки воду…

Они молча поели, передохнули после еды. Ханские туленгуты не появлялись, и жырау продолжил свой рассказ о прошлом…

Хану Белой Орды Хакназару было над чем подумать… Давно уже испортились отношения между ханом Хакназаром и султаном Шагаем. А когда Шагай положил начало расколу Белой Орды, совсем еще юный Хакназар объявил его вне закона. Воспользовавшись малолетством Хакназара и безмерным деспотизмом Тахир-хана, Шагай в то время отделил от Казахского ханства большую часть Туркестана и в нарушение всех законов степи провозгласил себя самостоятельным правителем.

Но с этим можно было бы смириться и образовать хотя бы общий союз родственных государств. Однако самозванец пошел дальше в своем вероломстве, заключив соглашение с самыми лютыми врагами Казахского ханства — шейбанидами, потомками кровавого Абулхаира. Простить это было уже невозможно. Так и случилось, что сыновья Касыма и Жадика — прямые отпрыски хана Джаныбека — превратились в кровных врагов.

И вот, как-то возвращаясь из очередного набега, султан Шагай остановился передохнуть в ауле одного бывшего абулхаировского батыра из рода конрад. Был он в скромной одежде, и никто не узнал его. В степи не принято расспрашивать остановившегося на ночлег человека, кто он и откуда.