Отчаяние - Есенберлин Ильяс - Страница 45

Да, ни одна серьезная деловая просьба хана Абулхаира не была удовлетворена. Хоть и был обещан ему «казенный харч» и право посещения всех крепостей и воинских команд Российской империи, внутри у него все горело от обиды, и ехал он по своей земле, словно пробирался на ощупь во тьме подземелья…

А в это время хан Абильмамбет, считающий, что Россия во всем отдает предпочтение хану Младшего жуза Абулхаиру и хочет сделать его главным ханом казахов, послал в аманаты джунгарскому контайчи своего сына-наследника Абильфаиза. До него уже дошли сведения, что подвластный ему жуз представлял на совещании у губернатора Неплюева Джаныбек-батыр, которому присвоено звание тархана. Это, а также заверения Галден-Церена в том, что казахам будут возвращены Туркестан с прилегающими к нему тридцатью двумя городами, ускорило его решение отдаться под покровительство контайчи. Немалую роль сыграло и то, что у джунгар в это время находился в плену молодой султан Аблай. Так или иначе, а этим решением хан Среднего жуза помогал злейшему врагу в деле полного закабаления казахских земель.

Убедившись в серьезности действия хана Абильмамбета, Галден-Церен уже в 1745 году начал строить военную дорогу через степные солончаки и приготовил на самой границе с подвластными России казахскими землями двадцатитысячное отборное войско. Все чаще джунгарские авангарды нападали на приграничные казахские кочевья, разоряя их и уводя пленных.

Новая волна казахских беженцев прокатилась через степь. Но, согласно договоренности, казахским аулам запрещено было перекочевывать на западный берег Жаика. Тех, кто по древней степной привычке не обращал внимания на установленные границы, нарушал этот запрет и переправлялся через Жаик, судили по указу сената от 5 марта 1744 года, в котором предписывалось таковых нарушителей «схватить и отправить из Оренбурга в Роговик или же в Сибирь, на Нерчинские рудники и заводы». Мало того, в письме от 11 мая 1747 года Коллегия иностранных дел предписала выжечь все травы на правобережье Жаика до самого Каспийского моря. Незадолго до этого — 20 сентября 1743 года сенат издал указ о передаче охраны пограничной линии Яицкому казачьему войску. По существу, яицкие казачьи старшины становились в этих краях полными хозяевами. Была передана в руки Сибирского казачьего войска и вся пограничная «горькая» линия по рекам Тоболу, Иртышу, Ишиму. Положение казахских племен и родов вблизи этой линии сразу ухудшилось. Началась первая стадия осуществления царской колонизаторской политики, от которой прежде всего страдали неимущие слои кочевого населения. Все сильнее становится гнет царизма и в русских переселенческих районах. Несладко приходилось и казачьей голытьбе. Приближалась великая пугачевщина, в которой впервые в истории побратались и выступили плечом к плечу против своего исконного врага — царизма — русский народ и народы окраин.

Правда, генерал Неплюев сознавал, что наиболее правильный путь дальнейшей колонизации края — это мирные переговоры и расширение торговли. Он даже писал в своем рапорте в Коллегию иностранных дел о том, что «надо изыскивать возможности подчинения этого народа не только путем насилия и угроз, но и путем благодеяний через расширение торговых отношений». Но наряду с этим тот же Неплюев не преминул попросить войскового начальника на Уильской дороге генерал-лейтенанта Штокмана выделить для насильственного подчинения казахского населения, если таковое окажет сопротивление, две тысячи казаков и пять тысяч солдат из Орской крепости. В дополнение, если в этом возникает необходимость, предлагалось выделить еще десять тысяч вооруженных людей из числа подвластных России «инородцев», как-то: калмыки, башкиры, крещенные татары, черемисы и прочие.

Куда было отступать казахским родам и племенам, если с другой стороны стоял наготове со своей конницей кровавый контайчи? Ханы и султаны быстро нашли свой путь, приспособившись если не к одной, то к другой стороне, а несчастный народ заметался, как зверь в капкане, неистово и слепо дергаясь в разные стороны и с каждым движением теряя кровь и силы. Снова появились сотни больших и малых отрядов, которыми чаще всего руководили неродовитые батыры, а то и просто табунщики. Эти отряды нападали на царские воинские команды, обозы, караваны и на богатые байские табуны и кочевья. Их называли в различных документах разбойниками, но первая, еще не организованная стадия народного сопротивления всегда и везде принимала такие формы. В движение Степана Разина тоже вливались когда-то такие крестьянские ватаги.

Отряды, которыми руководили батыры Баян, Малайсары, Елчибек и другие, продолжали наносить непрерывные удары по захватившим их земли джунгарским нойонам. В степи разгорался пожар народной войны…

А хан Абулхаир чем дальше, тем все больше отдалялся от дел. Так и не добившись у оренбургского губернатора ни регулярных войск в свое подчинение, ни права на самостоятельные действия на юге против Надир-шаха, ни пастбищных угодий за Жаиком, ни даже возвращения своего сына из аманатов, он быстро терял в степи свой авторитет. Это, пожалуй, было не так его собственным просчетом, как просчетом самого губернатора, ибо хан Абулхаир, заслуженный степной вождь и военачальник, олицетворял политику присоединения к России.

Теперь постаревший хан Младшего жуза метался по степи, не зная, что предпринять. Он докатился до того, что принялся подталкивать некоторые казахские роды к уходу на земли среднеазиатских ханств. При этом он надеялся, что, увидев, такое непослушание новых подданных, губернатор снова призовет его и даст ему войска для возвращения беглецов. Когда и это не помогло, потому что в любом случае казахские аулы чувствовали себя в большей безопасности на подвластной России территории, хан Младшего жуза начал исподтишка, а затем открыто выступать против российских властей.

По наущению хана Абулхаира в середине зимы 1746-1747 годов два отряда казахских джигитов перешли по льду через Жаик и в урочище Кзыл-жар разгромили калмыцкие кочевья и поселок русских рыбаков, угнав много скота и свыше шестисот пленных, среди которых были и русские. Вслед за этим большой казахский отряд дошел уже до Волги, разгромив по дороге ряд мирных поселений. Но на обратном пути лихие джигиты наткнулись на засаду и еле спаслись, потеряв немало убитых и пленных, которых судили потом по законам военного времени. Петляющий по бескрайней степи хан Абулхаир подумывал уже о новых больших походах на российские укрепления, которые сам разрешил когда-то строить. Вокруг него начали объединяться другие обиженные родовые вожди, примыкать летучие отряды батыров…

И все же хан Абулхаир прекрасно понимал, что невозможно осилить такую великую державу, как Россия. Все эти действия предпринимались в надежде повысить себе цену в торге с губернатором. Именно поэтому, да еще оглядываясь на своего сына Кожахмета, остающегося в аманатах, он приказал разыскать и немедленно отпустить всех русских пленных. «Поняв тщету своих действий против русских, Абулхаир сделался еще смирнее, чем прежде», — писал генерал Неплюев в Коллегию иностранных дел. Царские власти опять поняли превратно хана Абулхаира.

Совсем по-другому складывались в это время дела Среднего жуза. Тамошние вожди поняли, что нельзя безоговорочно доверяться джунгарскому контайчи, желающему навечно поработить казахские земли. Единственной силой, способной противостоять джунгарским завоевателям, была Россия. И теперь, когда стало ясно, что Абулхаир не получит полной русской поддержки в своих династических устремлениях, Абильмамбет и все султаны Среднего жуза начали быстро склоняться в сторону России. Губернатор Неплюев, в свою очередь, тактично напомнил вождям Среднего жуза о их клятве на верность царице и не преминул намекнуть самому строптивому из них — султану Бараку — о том, что он недоволен старым Абулхаиром. Неплюеву уже было известно о вспыхнувшей между ханом Абулхаиром и Барак-султаном прямой ссоре. Совсем недавно джигиты Абулхаира дочиста ограбили большой караван, направленный к Барак-султану из Хивы его сыном. Зная крутой нрав Барак-султана, оставалось лишь ждать развития событий.