Черноглазая блондинкат (ЛП) - Бэнвилл Джон - Страница 32

— Вы думаете, он жив? — спросил я, всё ещё пытаясь выиграть время. Он изобразил злорадствующую, жизнерадостную улыбку, которая сморщила уголки его блестящих маленьких глазок.

— Да ладно вам, мистер Марлоу, — сказал он. — Я занятой человек, и вы, конечно, тоже. Мы так резво начали, а теперь вы определенно начали волочить ноги.

Он пошевелился, как выброшенный на берег кит, достал из кармана большой белый носовой платок и громко высморкался.

— Смог в этом городе, — сказал он, убирая платок и качая головой. — Он разрушает мои дыхательные пути. — Он пристально посмотрел на меня. — А вас это беспокоит?

— Немного, — ответил я. — У меня уже есть с этим проблемы.

— Ах, да?

Внезапно ему стало не до того, чтобы тратить время впустую.

— Сломанная носовая перегородка, — сказал я, постукивая пальцем по переносице.

— Ну-ну, это, должно быть, было больно. Как это случилось?

— Студенческие годы, футбольный мяч, потом доктор-шутник, который пытаясь всё исправить снова сломал нос, сделав всё ещё хуже.

— Боже мой, — Хендрикс вздрогнул. — Мне невыносимо думать об этом, — и всё же я видел, что он хочет услышать больше. Я вспомнил его репутацию ипохондрика.[80] Как же получается, что преступная жизнь порождает столько неподдельных чудаков?

— Вы же знаете, что убили сестру Питерсона, — сказал я.

— Да, конечно. Как я слышал, столкнулась с двумя грубыми личностями с юга.

— Вы очень хорошо информированы, мистер Хендрикс. В газетах не говорилось, откуда взялись убийцы.

Он ухмыльнулся, как будто я отпустил ему большой комплимент.

— О, я держу ухо востро, — скромно сказал он. — Вы же знаете, как это бывает, — он стёр невидимое пятнышко с рукава своего костюма. — Вы думаете, эти южные джентльмены также охотились за её братом? Вы наткнулись на них, не так ли? — Он снова покачал головой. — Или, точнее, я думаю, это они наткнулись на вас — этот синяк на вашей щеке говорит о многом.

Он посмотрел на меня с сочувствием. Он был человеком, который знал о боли — о той, которую причиняют другим. Затем он принял деловой вид.

— Как бы то ни было, вернёмся к нашему делу — я был бы очень признателен нашему другу Нико, если, конечно, он всё ещё с нами. Видите ли, он регулярно выполнял для меня поручения в стране сомбреро и мула — ничего серьёзного, так, кое-какие мелочи, которые трудно достать здесь, где законы так излишне строги. В момент его предполагаемой смерти у него было кое-что моё, что с тех пор пропало.

— Чемодан? — спросил я.

Хендрикс одарил меня долгим, внимательным взглядом, его глаза заблестели. Затем он расслабился, позволив своему квадратному, задрапированному лавандой телу откинуться на мягкую кожу сиденья.

— Может, прокатимся? — спросил он и обратился к чернокожему, сидевшему впереди. — Седрик, покатай нас по парку, ладно?

Седрик снова встретился со мной взглядом в зеркале заднего вида. На этот раз он казался немного менее недружелюбным. Думаю, теперь он уже знал, что во мне нет ничего такого, на что ему стоило бы обижаться. Он отвёл машину от тротуара. Двигатель, должно быть, все время работал на холостом ходу, но я не слышал ни звука. Англичане точно знают, как строить автомобили. Обернувшись, я мельком увидел, как парнишка в шляпе отскочил от стены и настойчиво поднял руку, но ни Седрик, ни его хозяин не обратили на него никакого внимания. Таких как он здесь по дюжине на десять центов.

Мы с шуршанием влились в поток машин на Кауэнге, направляясь на юг со скоростью двадцать пять миль в час. Было немного странно двигаться так тихо в такой большой машине. В таких машинах обычно передвигаешься в мечтах. Хендрикс открыл шкафчик орехового дерева, встроенный в дверь рядом с ним, достал оттуда тюбик с чем-то, отвинтил крышку, выдавил дюйм густой белой мази и начал втирать её в руки. Аромат, исходивший от этого вещества, казался знакомым. Я взглянул на этикетку: «Лосьон для рук "Ландыш" от Лэнгриш». Это могло бы показаться интересным совпадением, если бы не тот факт, что большинство людей в этом городе, которые жили над чертой бедности, пользовались продуктами «Лэнгриш». Во всяком случае, мне так казалось — с тех пор как я познакомился с Клэр Кавендиш, эти проклятые духи были повсюду.

— Скажите, — спросил Хендрикс, — как вы узнали, что меня интересует именно чемодан?

Я отвернулся от него и посмотрел на дома и витрины магазинов, мимо которых мы проезжали по Кауэнге. Что я мог ему сказать? Я сам не знал, откуда взялось это слово; оно просто выскочило, удивив даже меня. На самом деле мне пришло в голову не «чемодан», а испанское слово «малета»,[81] и я автоматически перевёл его.

Малета. От кого я это слышал? Это могли быть только мексиканцы. Должно быть, я всё ещё каким-то образом мог что-то слышать после того, как Гомес ударил меня своим здоровенным серебристым пистолетом в доме Нико, свалив на пол в кучу. Должно быть, они начали поджаривать Линн Питерсон, когда я лежал у их ног со звёздочками и щебечущими птицами, кружащимися вокруг моей головы, как у кота Сильвестра после того, как его ударила Твити Пай.[82]

Хендрикс начал барабанить своими сосисочными пальцами по кожаному подлокотнику рядом с ним.

— Я жду вашего ответа, мистер Марлоу, — сказал он всё так же любезно. — Откуда вы узнали, что речь идёт о чемодане? Может быть, вы разговаривали с Нико? Вы видели предмет, о котором идёт речь?

— Я догадался, — запинаясь, ответил я и снова отвернулся.

— Тогда вы, должно быть, ясновидящий. Это полезный дар.

Седрик вывез нас из Кауэнги, и теперь мы ехали на запад по бульвару Чандлер. Хорошая улица Чандлер, ничего плохого в ней нет: широкая, чистая и хорошо освещенная ночью. Впрочем, это был не парк, а просто одна из маленьких причуд Хендрикса. Он был игривым парнем, я это видел.

— Послушайте, Хендрикс, — сказал я, — скажите, пожалуйста, в чём дело? Скажите, ваш чемодан был у Питерсона, он умер, и вы его потеряли, или что он не умер и забрал его с собой. Какое это имеет отношение ко мне?

Он бросил на меня печальный взгляд, казалось, принадлежащий глубоко оскорблённому.

— Я же сказал, — сказал он. — Питерсон погибает, потом вдруг оказывается, что он не умер, а потом я слышу, что вы идёте по его следу. Это меня заинтересовало. Когда у меня возникает зуд любопытства, я должен его удовлетворить — если вы простите мне нескромность.

— Что было в чемодане?

— Я об этом тоже сказал.

— Нет, это не так.

— Вам нужна подробная опись, так что ли?

— Не обязательно вдаваться в подробности.

Его лицо внезапно стало уродливым, и он напомнил мне толстого парня, которого я знал в колледже, по имени Марксон, если не ошибаюсь. Марксон был сыном богача, избалованным и вспыльчивым. Он легко краснел, как и Хендрикс, особенно когда был раздражен, или когда ему говорили, что он не сможет получить то, чего хочет. Через пару семестров он уехал — его выгнали, как рассказывали некоторые, за то, что он привёл в свою комнату девушку и там её избил. Мне не нравятся Марксоны этого мира; на самом деле, они — одна из причин, по которой я занимаюсь своим делом.

— Вы собираетесь сказать мне то, что я хочу знать? — спросил Хендрикс.

— Скажите мне, что это, и, может быть, я скажу. А может, и нет.

Он смотрел на меня и качал головой.

— Вы упрямый человек, мистер Марлоу.

— Так мне говорят.

— Я могу серьезно разозлиться на вас — на ваши манеры, если не ещё на что-нибудь. Я думаю, может стоит сказать Седрику, чтобы он вернулся и подобрал Джимми. Джимми — это тот молодой человек в прискорбной шляпе, который пригласил вас в машину. Джимми выполняет для меня в большей степени — как бы выразиться? — грязную работу.

— Если этот бандит тронет меня хоть пальцем, я сломаю ему спину, — сказал я.