Черноглазая блондинкат (ЛП) - Бэнвилл Джон - Страница 31

— Я домой, Берни, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и даже уважительно. — У меня был долгий и трудный день, и мне нужно прилечь и отдохнуть. Если я узнаю что-нибудь о Нико Питерсоне, или его сестре, или о ком-нибудь из его семьи или друзей, и если я думаю, что это имеет отношение к этому делу, я обещаю, что не буду это скрывать от вас. Хорошо?

— Иди и свари свою голову,[78] — ответил он. Затем он отвернулся от меня и отправился назад, туда, где Торренс-медик руководил укладкой изувеченного тела Линн Питерсон в заднюю часть машины «скорой помощи».

Я думал, что на этом дело и закончилось. Берни, как я и предполагал, не уделил мексиканцам должного внимания. Он сказал, что связался со своим другом из пограничной полиции в Тихуане на предмет возможного местонахождения Гомеса и Лопеса, но тот ничем не помочь не смог. Кое-что меня в этом удивило. Во-первых, что у Берни есть друг, причём именно в Тихуане. Во-вторых, оказывается, там была пограничная полиция. Так вот кто эти парни на переходе, те самые в рубашках цвета хаки с потными подмышками, которые смотрят на тебя скучающими глазами и машут тебе рукой, едва вынимая зубочистки изо рта. Я должен не забыть проявить к ним больше уважения, когда в следующий раз буду медленно двигаться в сторону Мексики.

Во всяком случае, я не знаю, насколько Берни старался выследить убийц Линн Питерсон. Она не была заметной фигурой вроде Клэр Кавендиш, например. Оказалось, что Линн была танцовщицей и работала в клубах Бэй-Сити. Я кое-что знал об этой жизни, о жульничестве и его оттачивании. Я мог себе представить, каково это было для неё. Парни с волосатыми ладонями всё время пытаются тебя лапать. Ночные менеджеры со своими, негласными условия труда. Выпивка и наркотики, мутная ночная усталость и пепельные рассветы в дешёвых гостиничных номерах. Она мне понравилась, то немногое, что я успел заметить. Она заслуживала лучшего и от жизни, и от смерти.

Мне пришлось заставить себя перестать думать о двух мексиканцах. Тлеющая ярость, которую я испытывал к ним, сжигала мне душу. Вы должны забыть о потерях и двигаться дальше. Рана на моей щеке быстро заживала, а шишка на затылке уменьшилась до размеров голубиного яйца.

Через пару дней я поехал на похороны Линн. Её тело хранили в похоронном бюро в Глендейле, не знаю почему — может быть, потому, что она там жила. Её кремировали, как и брата. Церемония заняла около трёх минут. На похоронах присутствовали двое: я и рассеянная старушка с волосами из стальной ваты и криво нанесённым губной помадой ртом поверх настоящего. Потом я попытался заговорить с ней, но она отшатнулась от меня, как будто думала, что я могу быть продавцом щёток. Она сказала, что ей надо домой, что её кошка должно быть уже проголодалась. Когда она не говорила, то продолжала шевелить своим нарисованным ртом в каком-то беззвучном бормотании. Интересно, кто она такая — не мать Линн, в этом я был совершенно уверен. Может быть, тётя, а может, просто её квартирная хозяйка. Я хотел расспросить её о Линн, но она не захотела остаться, а я и не пытался её удержать. Голодную кошку надо кормить.

Я вернулся в офис и припарковал «олдс». За дверью здания «Кауэнга» тощий молодой парень в красно-зеленой клетчатой куртке и шляпе «порк-пай»[79] отделился от стены и встал передо мной.

— Ты Марлоу? — У него было худое, желтоватое лицо с выступающими скулами и бесцветными глазами.

— Я Марлоу, — сказал я. — А ты кто?

— Босс хочет поговорить с тобой. — Он посмотрел через моё плечо туда, где у тротуара была припаркована большая чёрная машина.

Я вздохнул. Когда такой парень останавливает вас по дороге на работу и сообщает, что его работодатель хочет с вами поговорить, вы понимаете, что у вас неприятности.

— А кто твой босс? — спросил я.

— Просто садись в машину, ладно? — Он распахнул вправо на дюйм или два пиджак, и я увидел там что-то чёрное и блестящее, плотно сидящее в наплечной кобуре.

Я подошёл к машине. Это был праворульный «бентли». Должно быть, кто-то привёз его из Англии. Парнишка со средством убеждения под мышкой открыл заднюю дверцу и отступил, пропуская меня внутрь. Наклонившись, я на секунду подумал, что он положит руку мне на макушку, как это делают копы в кино, но что-то в моём взгляде подсказало ему не заходить слишком далеко. Он закрыл за мной дверь. Она издала громкий, тяжёлый лязг, словно захлопнулась дверь банковского сейфа. Затем парень вернулся на свой насест у стены.

Я огляделся. Внутри было много хрома и полированного ореха. Бледно-кремовая обивка имела тот запах новой кожи, который всегда особенно силён в этих дорогих английских моделях. Впереди, за рулем, сидел чернокожий мужчина в шоферской фуражке. Он даже не пошевелился, когда я сел, и продолжал смотреть прямо перед собой, через ветровое стекло, хотя я на секунду поймал его взгляд в зеркале заднего вида. Это не был дружелюбный взгляд.

Я повернулся к парню, который оказался рядом со мной.

— Итак, — сказал я. — О чём вы хотите поговорить?

Он улыбнулся. Это была тёплая и широкая улыбка, улыбка счастливого и преуспевающего человека.

— Вы знаете, кто я? — вежливо осведомился он.

— Да, — сказал я, — я знаю, кто вы. Вы — Лу Хендрикс.

— Хорошо! — Улыбка стала ещё шире. — Ненавижу представляться, а вы? — него был сочный, натренированный британский акцент. — Такая пустая трата драгоценного времени.

— Конечно, — сказал я, — очень скучно для таких занятых парней, как мы.

Он, казалось, не возражал против немного пошутить.

— Да, — сказал он непринужденно. — Вы — Марлоу, всё в порядке, я слыхал о вашем остроумии.

Он был крупным мужчиной, достаточно большим, чтобы, казалось, заполнить всю заднюю часть этого огромного автомобиля. У него была голова в форме обувной коробки, сидевшая на трех или четырех складках жира в том месте, где раньше был подбородок, и клок густых окрашенных в цвет промасленного тика волос был приклеен сбоку к его плоскому черепу. Глаза у него были маленькие и весело блестели. На нем был двубортный костюм, сшитый из множества ярдов шёлка лавандового цвета, и распушенный малиновый галстук с жемчужной булавкой. Для бандита он определенно был модно одет. Я бы не удивился, если бы, взглянув вниз, обнаружил там гетры. «Великолепный Лу», — называли его за глаза. У него было казино в пустыне. Он был одним из больших парней в Вегасе, вместе с Рэнди Старром и парой других таких же крепких орешков игорного бизнеса. Говорили, что, кроме «Парамаунт Пэлэс», у него было много интересов: проститутки, наркотики и тому подобное. Он такой шалун, наш Лу.

— Мне достоверно известно, — сказал он, — что вы ищете человека, о котором мне было бы кое-что интересно узнать для себя.

— О? И кто бы это мог быть?

— Человек по имени Питерсон. Нико Питерсон. Имя звучит как звонкий колокольчик, не правда ли?

— Кажется, слышу звон, — сказал я. — Кто ваш надёжный информатор?

Его улыбка стала лукавой.

— Ах, мистер Марлоу, — вы же не станете раскрывать источник, почему же ждёте этого от меня?

— В этом вы правы. — Я вытащил портсигар, достал сигарету, но закуривать не стал. — Я уверен, вы знаете, — сказал я, — Нико Питерсон мёртв.

Он кивнул, отчего его дополнительные подбородки задрожали.

— Мы все так думали, — сказал он. — Но теперь мне кажется, что мы все ошибались.

Я играл с незажжённой сигаретой: вертел её в пальцах и тому подобное. Я пытался понять, как он узнал, что Питерсона засекли, хотя предполагалось, что он мёртв. Хендрикс был не из тех, кто знаком с Клэр Кавендиш. С кем ещё я разговаривал о Питерсоне? Джо Грин, Берни Олс, бармен Трэвис и старик, живший напротив дома на Нэйпир-стрит. Кто же ещё? Но, возможно, и этих было достаточно. Мир пористый, сведения просачиваются сами по себе, или так только кажется?