Разлом (СИ) - Островская Алина - Страница 13

Эдихард производил впечатление относительно развитого, торгового города. Некой точки, куда стекались товары с ближайших селений. От того и люди его наполняли самые разные. Казалось, словно все знакомые мне этнические группы, смешались между собой, порождая новых людей, с непривычными, запоминающимися чертами лица. В одном флаконе, по чуть-чуть, уникального фенотипа от каждой народности, да ещё и с отпечатком Аваллона, в виде крупного телосложения и высокого роста. Сложно представить, как в одном месте могло собраться столько разных общин и как они ужились вместе, дав потомство. Неужели общая беда сумела сплотить и стереть все различия?

Я искренне обрадовался разнообразию товаров и умельцев, их изготавливающих. Стало быть, отсталость и дремучесть Волдрекков всего лишь результат нежелания Кельвара что-либо менять в своём быту и быту своих людей. Странное решение, принимая во внимание суровый климат тех мест. Должно быть у него есть на то веская причина. Он, конечно, упрямый осел, но не глупый.

Свернув с торговой улицы в узкий проулок, мы попетляли между домами и вынырнули на площади, в сердце которой развернулась арена. На ней как раз в кулачном бою сошлись два воина, подбадриваемые возгласами зрителей.

— Добивай! Ещё удар!

— Бруни! Бруни! — скандировала толпа.

Бруни, судя по всему, это тот воин, который зажав голову противника под мышкой, сделал круг почёта по арене, показывая всем заплывшее лицо бедняги. Бой больше напоминал представление. Распорядитель собирал монеты у разгоряченных зевак, алчно скалясь.

— Добей! Добей! — в очередной раз взорвалась толпа, когда Бруни бросил противника прогибом, рухнув на него всей своей немалой массой. Боец сделал вид, будто не слышит оглушительный ор болельщиков, и они, ведомые на его уловку, снова проскандировали:

— Добей! Добей!

Тогда Бруни схватил противника за голову и со всей силы ударил своим лбом. Боец потеряв сознание, распластался на песке, а зрители восхищенно зааплодировали.

— Я же говорил, берсерки чудо, как хороши! А он ещё и южанин! — восторженно забасил Эйвар, пытаясь перекричать толпу. — Эх, получилось бы его заполучить, остальные бы точно согласилась пойти с нами. Рик, может тебе удастся уговорить его? Вы же земляки.

Я перевёл взгляд на побледневшую Алариэль, затем на рычащего Бруни, а потом на тело, от которого распорядитель боев приказал избавиться поскорее, чтобы не задерживать следующую пару. Как-то не продумал я этот момент с землячеством.

Прочистил горло, откашлявшись в кулак, и как можно беспечнее кивнул.

Победитель отирал кулаки от чужой крови и пробирался сквозь возбужденную толпу, направляясь к другим аренам. Помимо кулачных боев, тут соревновались в меткости, стреляя из луков и метая ножи; ловкости, уничтожая на время манекены противников, набитые соломой; силе, сгибая голыми руками стальные прутья.

Дилетантам здесь места не было. Воины в совершенстве владели оружием и своим телом. Кто-то даже поражал цель с завязанными глазами. И я задумался, как правитель Эдихарда не боится держать у себя под боком такое сосредоточение необузданной силы? А если взбунтуются? Им ведь не составит труда искромсать стражу города и захватит власть. Местную охрану я уже имел честь оценить. Они только со слабыми связываются.

А потом осмотрелся, и вдруг понял, что ни одного стража поблизости и не было. Эта площадь, как государство в государстве. Здесь свои порядки, устои и это устраивает обе стороны. В конце концов, есть ведущие и ведомые. Не всем нужна власть, некоторые находят счастье в простых вещах.

Признаться, я не представлял, как буду выкручиваться из сложившейся ситуации. У меня в рукаве лишь один козырь: потеря памяти. Надеюсь, этого будет достаточно.

Бруни приветствовал воинов, оттачивающих своё мастерство на аренах, вальяжно шествуя к бадьям с водой. Не утруждая себя крынками, плошками и черпаками, поднял бадью и стал пить прямиком из неё. По окончании откинул ее в сторону и вытер рукой рот.

— Ты плетёшься за мной с кулачной арены. Тебя желторотый прислал? Передай ему, это не мои ребята обокрали обоз. Я платить мзду не намерен, — отмахнулся он, внимательно разглядывая за моей спиной замерших тенью спутников.

— Не знаком с желторотым, — честно признался, подмечая, что вблизи этот Бруни оказался ещё больше.

— Нет? Тогда тем более проваливайте! — прорычал он, с хрустом разминая шею.

— Ты отличный боец. У меня для тебя есть выгодное предложение.

— Вы слышали, ребята? Кажется, этот хорёк решил, будто может нанять меня. Меня! Твердолобого Бруни! — он разразился хриплым смехом и его волну подхватили остальные, оставив все свои дела. — Ох, и повеселил. Ну все, валите отсюда. Не мозольте глаза.

Ну уж нет, зря я что ли принёс в жертву свой зад седлу?

— На севере начался передел власти. Если поможешь нам, то тебе и твоим людям наделят земли, сколько пожелаете. Вам не придётся больше жить в казармах этого города.

— С чего ты решил, северянин, будто нам здесь плохо?

— В гостях хорошо, а дома лучше.

— Он не северянин, — вдруг вмешался Эйвар. — Южанин, как и ты, Бруни.

— Южанин, говоришь? Хммм…, - он окинул меня оценивающим взглядом, в котором промелькнула лёгкая тень брезгливости. Мол, не достаточно бравый я для южанина. Ну, в семье не без урода, как говорится. — Своим принято помогать, но что-то я сомневаюсь в ваших словах. Больно ты хилый. Чей ты, говоришь?

— Русский, — вклинился вместо меня неугомонный Эйвар.

Зараза!

Бруни перевёл на меня чёрные, как смертельная бездна глаза, и недоверчиво прищурился. Я судорожно подбирал всевозможные оправдания отсутствия такого селения на юге, когда моя челюсть отвисла, цокнув о землю.

— Слыхал я про такой род… очень древний. Отец рассказывал, что вас почти не осталось. А что ж ты с северянами-то спутался? — Бруни по-дружески хлопнул меня по плечу, чуть не сломав ключицу.

— Головой стукнулся, веришь, почти ничего не помню, — облегченно выдохнул я, переводя взгляд на застывшую каменным изваянием ведунью.

— Мое имя тебе известно, а как тебя величают?

— Рюрик, а это Эйвар и Алариэль.

— Что ж, Рюрик, раз ты хочешь вести нас за собой, то по южной традиции, тебе придётся доказать, что ты этого достоин. Что дух твой крепок, разум чист, а тело наполнено силой.

Начинается…

— Альтажиб!* Альтажиб! — требовательно заскандировали воины, отстукивая в такт оружием.

— Ну, согласен?

— Согласен!

Других вариантов у меня и не было. Альтажиб так альтажиб, что бы это ни значило. Толпа радостно взорвалась, предвкушая нечто особенное. Берсерк оскалил губы в довольной улыбке и проревел, перекрикивая присутствующих:

— Выдайте ему щит и самую острую секиру!

— Знаешь, этот этрусс ещё подросток. Но агрессии в нем, как во взрослой особи. Растил и берег для себя, но мы ведь почти одной крови, а для родни ничего не жалко! — доверительно продолжил он, хлопнув меня по плечу.

Несмотря на то, что я не знал что такое этот этрусс, в голове уже складывались малоприятные картинки по обрывкам фраз. Слова «секира» и «агрессия взрослой особи» плохо сочетались в одном предложении и не сулили мне ничего доброго. Но на размышления мне времени не оставили. Подхватили на руки, и, как какого-то кумира, с протяжными, гортанными песнями, донесли до огромной арены, разительно отличающейся от остальных.

Дальше — все, как в тумане.

Вот мелькнули испуганные лица моих спутников; вот мне вручили щит, обтянутый гладкой кожей, и секиру с длинной рукоятью; вот за моей спиной опустились кованные ворота и я остался один посреди амфитеатра, зрительские места которого быстро заполнялись. В первых рядах я выхватил довольный вид Бруни и белые, как свет в конце тоннеля, лица Эйвара и Алариэль. Кажется, они знали чуточку больше меня.

— Выпускайте этрусса! — скомандовал Бруни и ворота на противоположной стороне со скрежетом поднялись вверх.

Первое, что увидел — два красных огонька, светящихся по ту сторону, в темноте клетки. Я изо всех сил старался не думать о том, что это чьи-то глаза. Ведь в таком случае, то, что скрывала тьма было в разы выше человеческого роста, а в моих руках всего лишь секира, а не, мать его, гранатомёт!