Алый флаг Аквилонии Спасите наши души - Михайловский Александр Борисович - Страница 20

- Спасибо, товарищ Акимов, - сказал я, - на этом наше импровизированное открытое партсобрание можно считать закрытым. Поздно уже. Всем спать - завтра будет новый день и новые труды.

Часть 26

От Босфора к Дарданеллам

14 апреля 3-го года миссии. Воскресенье. Вечер. Исток реки Босфор, азиатский берег, залив за мысом Анадолу, советская подводная лодка М-34.

Командир подводной лодки капитан-лейтенант Николай Иванович Голованов

Проделав путь от истока до устья, и убедившись, что для сплава «Малютки» по Босфору нет непреодолимых препятствий, наша команда дала себе один день отдыха на мысу, откуда открывался вид на простор Мраморного моря, после чего вернулась на мыс Ускюдар. Там я сказал подпоручику Акимову, что его подразделению лучше перебазироваться к устью и готовиться к переправе, а нам пора возвращаться обратно к истоку - к нашим товарищам и стоящей на якоре подводной лодке. А то они там в ожидании нашего возвращения небось, загибают пальцы, считая дни с момента нашего ухода. Времена тут такие, опасные, а потому из разведки мы можем и не вернуться.

Но чтобы по пути нас никто не «обидел», товарищ Акимов выделил нам в сопровождение отделение младшего унтера Неделина. Мол, мало ли кто еще вооруженный бродит по округе: в последнее время в прежде пустынной местности, где от одного кочевого поселения до другого два-три дня пути, стало тесно, как на восточном базаре. Хорошо, если это окажется еще какая-нибудь русская команда, а если попадутся турки или англичане из двадцатого года? Так что головной дозор и фланговое охранение со стороны суши должны быть обязательно. Я, собственно, и не возражал против такой заботы: дополнительных девять человек «Малютка» на борт поднять сможет.

Сначала парни с подозрением косились на Нату, но когда увидели, что ходок из нее хоть куда, то на нее про сто перестали обращать внимание. Местные всю свою жизнь проводят в кочевках, следуя за стадами животных, и не на лошадях, как народы нашего времени, а пешком, на своих двоих. Наш темп для нее был как легкая прогулка - знай иди себе и глазей по сторонам и на шагающего рядом лейтенанта Чечкина.

Эта деланая беззаботность дала сбой только раз, когда мы вышли к месту бывшей стоянки ее клана. А там не осталось ничего: местные унесли даже жерди от шатров, оставив только остывшее уже кострище да груду камней, в которую сверху был воткнут знакомый посох старика Монидиса. Отдав дочку в хорошие руки, этот человек наконец-то разрешил себе умереть.

Увидев этот посох, Ната сразу все поняла. Впрочем, с ее стороны обошлось без истерик или рыданий. Она упала возле могилы на колени, зачем-то потрогала холодные камни, и простояла так неподвижно минут пятнадцать, склонив голову. Мои люди сдернули с себя пилотки, морские пехотинцы тоже сняли головные уборы, а я шепотом объяснил унтеру Неделину, что за человек тут похоронен. Тот перекрестился, прочел короткую поминальную молитву, помянув «раба Божьего Константина» а потом послал своих людей в лесок, росший вдоль русла ручья, вырубить несколько жердей, чтобы соорудить православный крест, который потом и был установлен соседству с посохом старика. Мир твоему праху, Константин Монидис... И даже комиссар Якимчук то ли не захотел, то ли не посмел возразить против этого «мракобесия», ибо вид у морских пехотинцев императрицы Ольги во время этого действа был очень уж серьезный.

Останавливаться на этом месте на ночевку было немыслимо, и мы пошли дальше. Километрах в двух от бывшей стоянки, в ложбине между двумя холмами, мы нашли спуск к небольшой бухточке с галечным пляжем, где и остановились на ночевку. Вскоре на берегу уже горел костер, пережигая сушняк на угли, а краснофлотец Магелат и двое его помощников из числа морпехов бодро свежевали горного барана, подстреленного снайпером морпехов ефрейтором Кариметовым. Дальше у нас был ужин, а потом - неизменный для этого путешествия вечерний разговор «за жизнь». Мои люди рассказывали новым знакомым о том, как живется народу при советской власти, а те толковали нам о своем житье-бытье при молодой императрице, очень круто взявшейся за дело.

- Большое послабление вышло народу, - говорил ефрейтор Ершов, обнимая свой пулемет. - Выкупные платежи отменили - это раз. Денежную подать натуральным продналогом заменили - это два. Беспроцентную ссуду зерном на семена или пропитание дают - это три. А если вдруг недород, то от государыни в бедствующую губернию идет продовольственная помощь - это четыре. Опять же лишний народишко в Сибирь переселяют, освобождая землицу - это пять. Артели работать на стройки набирают и с оплатой не обижают - это шесть. Если мужик работящий да рукастый, то семью прокормить сможет. Так что с той поры мы и не голодовали ни разу, а при прежнем царе с весны и до жатвы одной лебедой, считай, и кормились...

Рассказали нам и о том, как свирепо имперская безопасность борется с казнокрадами и мздоимцами, как недавние «лучшие люди» (проворовавшиеся чиновники и спекулянты) выбритые на полголовы, звеня кандалами, отправляются по этапу туда, где у государства есть нужда в бесплатной рабочей силе. Так что товарищ Якимчук был и прав, и неправ одновременно. Звериный оскал молодая императрица показала сразу, но только направлен он был не в сторону простого народа, а на его вековых угнетателей.

Кстати, преинтереснейшим человеком оказался снайпер Александр Кариметов. Мать у него русская, а отец -казанский татарин, богатей средней руки, владелец механической мастерской и магазина скобяных товаров. Впрочем, папенька Александра богатеем не родился, начинал как кустарь-одиночка в унаследованной от отца маленькой кузнице, но оказался не без коммерческой сметки, да и крутился как белка в колесе, так что во второй половине жизни, как тогда говорили, «выбился в люди». И было у отца три сына, самый старший должен был получить в наследство механические мастерские, второй - магазин, а для младшего, Александра (по-татарски Искандера), была запланирована блестящая карьера юриста или, если повезет, государственного чиновника. С этой целью его сначала отдали в гимназию, а потом засунули учиться в Казанский университет на юридический факультет - тот самый, в котором на двадцать лет раньше учился товарищ Ленин.

Но Александра-Искандера карьера юриста или чиновника не интересовала. Ему хотелось стать офицером, но папенька-тиран этому категорически воспротивился. Прокляну, мол, и денег присылать не буду. А учиться во времена царизма за государственный счет в юнкерском училище Александр не имел права. Но он решил, что все равно добьется своего. Проучившись на родительские деньги в университете все четыре года и получив вожделенный диплом (папенька, твоя воля исполнена, а вот теперь все будет по-моему) новоиспеченный юрист отправился в Гатчину, где располагался пункт постоянной дислокации корпуса морской пехоты. Там его после прохождения собеседования и медосмотра зачислили вольноопределяющимся14 первого разряда в учебный полк, где он прошел подготовку на снайпера. Два года службы в этом статусе, один из которых Александр уже отслужил, давали ему право держать экзамен на первый офицерский чин - после чего либо увольняться в запас, либо продолжать службу в новом качестве.

Попадание сюда, в Каменный век, поставило крест на всех прежних мечтах, но Александр не унывал. Мол, хотел бы он тихой и мирной жизни, перекладывал бы сейчас бумажки в присутствии или служил бы помощником присяжного поверенного. А так даже интереснее: всю жизнь романтичный юноша хотел посмотреть мир, в детстве зачитывался приключенческими романами Фенимора Купера, Генри Хаггарда и Жюля Верна - и вот мечта сбылась... Путешествие такое далекое, что прежде нельзя было даже и представить. Правда, без обратного билета, но об этом Александр не задумывался. С прежней жизнью он порвал, когда записался в армию добровольцем, а какой будет новая жизнь и будет ли она вообще, решается прямо сейчас. Вроде бы, с точки зрения классической марксистской теории, ефрейтор Кариметов по своему происхождению и желанию стать царским офицером должен считаться для нас классовым врагом (и именно так на него смотрит товарищ Якимчук), но мне этот молодой человек чем-то напоминает нашего лейтенанта Чечкина, а потому симпатичен.