Алый флаг Аквилонии Спасите наши души - Михайловский Александр Борисович - Страница 19

Первым из нас заговорил старшина первой статьи Давыдов, тоже, как я и комиссар Якимчук, являющийся членом партии.

- Очень хорошо, товарищ Акимов, что вы тоже оказались большевиком, - не спеша, будто взвешивая каждое слово, сказал он. - Так нам с вами проще будет иметь дело. Правильно, товарищи?

Товарищи одобрительно загудели, а подпоручик сказал:

- Там, на том берегу, тоже есть наши товарищи-большевики. Среди советских бойцов наверняка, а среди морпехов царя Михаила - вполне возможно. В свете всего случившегося надо понимать, что эта Аквилония пока для нас как кот в мешке. Если ее руководство тоже состоит из истинных большевиков, пусть даже у этих людей нет партбилетов, то мы должны будем сплотиться вокруг него железной стеной, а если нет, то вы сами понимаете, что тогда нужно делать. Но в любом случае мы, большевики, прежде должны объединиться между собой в одну организацию и выбрать ее руководителя. Ваш нынешний комиссар на эту роль не годится категорически. Я думаю, что он как раз из тех людей, которые, прорвавшись к власти после войны, без войны угробили и партию, и страну.

Комиссар Якимчук хотел было вскочить с места, но старшина Давыдов рявкнул: «Сидеть, товарищ Якимчук!», а старшина Дубов и краснофлотец Магелат подкрепили это указание силой, усадив комиссара на место.

- У меня, честно сказать, по поводу товарища Якимчука тоже имеется такое же мнение, как и у товарища Акимова, - сказал товарищ Давыдов, когда порядок был восстановлен. - Настоящий коммунист должен служить людям образцом для подражания, как товарищ Голованов, но вы, товарищ Якимчук, воспринимаетесь командой как назойливая докука в больших чинах. А так нельзя. Впрочем, сейчас мы ничего делать с вами не будем, но непременно поднимем ваш персональный вопрос на объединенном партсобрании. Возглавлять партийную организацию должен человек, который действительно ведет коммунистов вперед, а не тот, кто только размахивает лозунгами. Теперь я хочу поговорить о товарище Акимове, которого товарищ Якимчук давеча не один раз назвал царским сатрапом. Но я вижу, как относится товарищ Акимов к своим бойцам, и как его бойцы относятся к своему командиру, и могу сказать, что сатрапом от товарища Акимова даже не пахнет, а пахнет от него нашим человеком. Добро бы в Красной Армии в каждом боевом коллективе были такие же отношения между людьми, как во взводе товарища Акимова.

- На меня подразделение товарища Акимова тоже произвело положительное впечатление, - сказал я. -И хоть слова «монархический социализм» для моего непривычного уха звучат дико, а информация о будущем крахе советской власти просто пугает, но все равно я считаю недопустимыми попытки товарища Якимчука настроить нашу команду против товарища Акимова и его людей.

- Монархический социализм нам сейчас неинтересен, - сказал товарищ Давыдов, - ибо здесь нет для него ни необходимой почвы, ни движущих сил. Гораздо опаснее описанный товарищем Акимовым процесс деградации партии большевиков и советского государства...

- Поправочка, Яков Антонович, - сказал подпоручик, - никакого советского государства отдельно от партии большевиков у вас там не существует. Когда в октябре семнадцатого товарищ Ленин доломал остатки старой государственной машины, еще не доломанные «временными», то на какое-то время завис между небом и землей. Старого буржуазно-феодального государства уже нет, а нового социалистического еще нет. Попытка построить государство рабочих и крестьян по самой передовой на тот момент американской республиканской схеме на основе консенсуса двух революционных партий большевиков и левых эсеров провалилась вместе с левоэсеровским мятежом. Эсерам, пусть даже и левым, привыкшим решать политические вопросы взрывами бомб и выстрелами из браунингов, консенсус был не нужен, они хотели всего и сразу. А новое государство товарищу Ленину нужно было срочно, потому что уже начиналась гражданская война. Единственной работоспособной структурой, имевшейся под рукой у вождя мирового пролетариата, была партия большевиков, и именно она стала становым хребтом советской государственной машины, а ее ЦК - монопольным источником абсолютной власти. Именно там принимаются все решения, которые потом утверждаются Верховым Советом и исполняются Совнаркомом.

- Да, товарищ Акимов, пожалуй, так и есть, - после некоторого размышления согласился товарищ Давыдов. - Но скажите, что, по вашему мнению, из этого следует?

- Во-первых, - сказал подпоручик, - абсолютная власть - это признак монархии, и неважно, что этот монарх - не царь из рода Романовых, а группа ответственных товарищей по партии. Во-вторых, абсолютная власть, с одной стороны, разлагает нестойких к соблазнам, а с другой стороны, членство в партии становится условием для карьерного роста, что притягивает к ней не только борцов и строителей коммунизма, но и беспринципных властолюбцев-интриганов. В-третьих, поскольку партия-монополист перестает быть союзом единомышленников, внутри ее руководства начинается формирование группировок-фракций, вступающих между собой в беспощадную подковерную борьбу, что ухудшает качество управления. Пока у вас там жив товарищ Сталин, своей силой воли он способен удерживать эти процессы под контролем, репрессируя самых наглых и глупых соратников. Но после его смерти управлять Советским Союзом станет уже не сильный лидер, а так называемое «большинство в ЦК», снимающее и назначающее генеральных секретарей. Эти люди будут больше озабочены сохранением своей власти и внутривидовой борьбой, чем вопросами развития страны. Первое, что они сделали, освободившись от власти вождя и учителя - выписали себе индульгенцию, объявив, что чисток в партии больше не будет. С этого момента человек, достигший определенного уровня в партийно-государственной иерархии, мог считать себя защищенным от уголовного преследования, что бы ни натворил, ибо «органам» было прямо запрещено вести следствие в отношении больших партийных начальников. И только «большинство ЦК», состоящее из множества фракций и группировок, способно было бросить проштрафившегося соратника под пресс следствия, исключив его из своих рядов. Но оно этого никогда не делало, потому что у каждого из них в таком случае возникала только одна мысль: «А вдруг я следующий?».

После этих слов настала тишина. Картина, описанная подпоручиком, была более чем вероятной, и пример идущих в партии негативных процессов сидел прямо рядом с нами.

«Не так ли, товарищ Якимчук? - подумал я. - Это про тебя и таких, как ты, товарищ Акимов говорил „властолюбцы-интриганы", это ты оказался в нашей команде случайно, подменяя заболевшего политрука Абрамова, это с тебя мне нельзя спускать глаз, чтобы ты не пустил свою власть в неправильном направлении. И ты в нашей партии такой не один: в то время как честные коммунисты стойко бьются на своих постах, вы безудержно стремитесь вверх по карьерной лестнице. У меня и мысли такой не было - стать членом ЦК, а ты, вступая в партию, наверняка поставил себе такую цель...»

- Значит так, товарищи, - сказал я, - все, что поведал нам товарищ Акимов, крайне печально, но для нас практический вывод из этого рассказа только один. То, что мы навсегда отрезаны от товарища Сталина и от ЦК, не лишает нас звания коммунистов и обязанности высоко нести знамя идей Ленина-Сталина. Помолчите, товарищ Якимчук, вам слова никто не давал. Мы должны сделать так, чтобы наша будущая объединенная парторганизация, которая со временем разовьется в самостоятельную коммунистическую партию, не повторила ошибок своих предшественников и избежала описанного товарищем Акимовым разложения. В этом наша обязанность перед будущими поколениями, которые за нами непременно последуют. Товарищ Акимов, вам слово.

- Товарищи, - сказал тот, - рецепт тут может быть только один. Наша партия не должна бороться за власть и стремиться подменить собой государство. Мы должны учить, убеждать, показывать личный пример, находясь на острие всех важных дел, но ни в коем случае не пытаться напрямую схватиться руками за государственный штурвал. И тогда в наши ряды будут стремиться строители лучшей жизни, борцы и защитники своей страны, а не интриганы и наушники. Все. Ничего другого я вам сказать не могу.