Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах - Солод Вадим - Страница 65

Председатель

Центрального солдатского комитета

Евгений Меркель,

Секретарь комитета Закис“».

Комитет находился под влиянием социалистов-революционеров и меньшевиков, что вполне объяснялось социальным составом личного состава школы; факты о том, что Маяковский и его товарищи в тот период симпатизировали большевикам, архивными документами не подтверждаются.

Неожиданно во Владимире Маяковском проснулся общественный деятель. Со всем своим бешеным темпераментом он включился в защиту памятников архитектуры и искусства от победившего народовластия. Временное правительство, состоящее в основном из представителей адвокатского сообщества, то есть людей, которые по определению сами делать ничего не будут, справедливо озаботилось вопросом о том, как сохранить культурное наследие прошлого, художественные сокровища музеев, картинных галерей, памятники, статуи, дворцы от расхищения и гибели, порчи и всякого вреда со стороны деклассированных элементов, составлявших основной боевой отряд революции, а также как организовать художественную жизнь в условиях неожиданной свободы.

Огромную роль в решении первой задачи сыграл Максим Горький. Маяковский относился к этой новой для него миссии с уважением, с глубоким пониманием её исключительного значения. На одном из первых собраний деятелей искусства в Михайловском театре 12 марта 1917 года поэт заявил: «Рука, поднятая над самодержавием, обрушилась на дворцы, и задача оградить дворцы от нападок была задачей тех людей, которые создали комиссию у Горького».

В состав оперативно созванной специальной комиссии входили:

— Александр Николаевич Бенуа — художник, историк искусства, художественный критик, основатель и главный идеолог объединения «Мир искусства»;

— Георгий Крескентьевич Лукомский — историк, искусствовед, художник;

— Натан Исаевич Альтман — художник-авангардист (кубист), скульптор и сценограф;

— Сергей Васильевич Чехонин — художник-график.

Как мы видим, её членами были люди более чем достойные. Правда, они вскоре эмигрировали из СССР. Натан Альтман был единственным, кто через несколько лет вернулся.

Выбор памятников для снятия дал повод обвинять членов комиссии в сведении счетов с творческими оппонентами. Алексей Максимович обеспокоенно сообщал коллегам: «Граждане, 4 марта в моей квартире собралось 50 человек художников… момент был тревожный — ходили слухи, что что-то ломают и пробовали ломать памятник Александру III. Эти художники служили охране предметов искусства и составили известное воззвание, которое теперь расклеивается по улицам».

Действительность превзошла все ожидания: появилась масса желающих уничтожить памятники павшего «кровавого режима». Сценарий оказался до боли знакомым и в 1968 году в Праге, и в августе 1991 года в Москве, и в январе 2014 года в Киеве.

Статья Александра Бенуа «О памятниках» появилась на страницах газеты «Новая жизнь» как ответ на новую волну споров по этому вопросу. Поводом стали радикальные публикации в журнале «Бич» (№№ 21–22 и 26), главным редактором которого был публицист Александр Амфитеатров[66]. Но если ранее, выступая в газете «Русская воля», журналист обрушивался на памятник Николаю I работы П. К. Клодта на Исаакиевской площади, то теперь объектом его агрессии сделался монумент другому императору — Петру I, — более известный как «Медный всадник».

В марте А. Амфитеатров писал: «Наиболее возмутительным памятником голштиноготорпской династии, который непременно надо убрать от глаз народных, и чем скорее, тем лучше, является монумент Николаю I на Исаакиевской площади… Обратите его в расплавленный металл, который сейчас надобен для военных целей, либо сдайте его в музейные чучела для любопытных, но — не надо быть ему! Уберите!..» [1. 4] Владимир Маяковский вместе с деятелями искусств самых разных направлений осуждал подобные демарши и как минимум сочувствовал всем разумным мерам по сохранению культурного наследия. Однако в том же выступлении в Михайловском театре, подчёркивая значение комиссии по охране памятников искусства и старины («Я уважаю всех лиц, состоящих в этой комиссии…»), Маяковский говорил: «Справиться с этой задачей легко — она может быть выполнена расстановкой солдат. Вторая задача более хитрая и более существенная…»

«Второй задачей» и был подъём художественных сил страны на новое творчество, нужное народу. В самом деле, она была «более хитрая».

Поэт предупреждал о необходимости борьбы с этими буржуазными авторитетами, призывал к бдительности, утверждая, что неминуемо в их среде «обнаружатся залежи реакционного духа»: «От имени художников, поднявших знамя революции, пришёл я — искусство в опасности».

Комиссар Временного правительства по делам искусств Ф. А. Головин поставил перед собранием вопрос об организации министерства искусств. Маяковский заявляет себя противником министерства искусств и заканчивает свою речь призывом: «Да здравствует политическая жизнь России и да здравствует свободное от политики искусство! (…) Я не отказываюсь от политики, только в области искусства не должно быть политики».

В апреле 1917 года А. М. Горький организовал в Петрограде выход газеты «Новая жизнь», куда молодой поэт был приглашён в качестве постоянного сотрудника. Уже 21 мая здесь была напечатана его поэтохроника «Революция». Вместе с ним в «Новую жизнь» пригласили Осипа Брика — он уже опубликовал в ней нескольких библиографических заметок.

В середине ноября 1917 года нарком по просвещению А. В. Луначарский обратился к Союзу деятелей искусств с призывом начать совместную работу, создав Государственный совет по делам искусств.

«Заслушав обращение тов. Луначарского, Союз Д. И. доводит до его сведения, что им уже предпринят ряд мер к созыву учредительного собора всех деятелей искусства, который выразит перед лицом всего народа организованное мнение художественного мира на устроение художественной жизни страны».

Прямого отказа от сотрудничества с новой властью нет, но очевидно желание деятелей искусства протащить вопрос «по процедуре»: только «учредительный собор» всех деятелей искусств, а не государственная власть может решать вопрос о формах организации художественной жизни в новых условиях.

17 (30) ноября 1917 года на пленарном заседании руководящего органа Союза деятелей искусств, где присутствовало 70 человек, вновь обсуждался всё тот же вопрос, поставленный Луначарским. Все собравшиеся решительно высказались не только против образования Государственного совета по делам искусств, но и против «какого бы то ни было общения с Луначарским». Особую активность проявлял в этом вопросе видный представитель символизма, культуртрегер Фёдор Кузьмич Сологуб: «Мы ничего не желаем отнимать у народа, как думает Луначарский, ибо Луначарский не народ, а только „господин в пиджаке“, от которого нужно оберегать искусство — достояние всего народа… Мы против Головина[67]и против Луначарского».

Как видно, декадентствующие литераторы, привыкшие к либеральному отношению к себе со стороны власти, пока ещё не поняли, с кем они имеют дело. Потребуется всего несколько месяцев для того, чтобы большевики окончательно определились, кто им нужен, а кто должен принять участие в пароходном круизе с билетом в один конец, правда, без права выбора маршрута и «налегке».

«Помню, в первые дни революции проходил я мимо худой, согнутой солдатской фигуры, греющейся у разложенного перед Зимним костра. Меня окликнули. Это был Блок. Мы дошли до Детского подъезда.

Спрашиваю: „Нравится?“ — „Хорошо, — сказал Блок, а потом прибавил: — У меня в деревне библиотеку сожгли“… Славить ли это „хорошо“, или стенать над пожарищем — Блок в своей поэзии не выбрал» (Перцов В. О. Маяковский в 1917 году).

Маяковский, в отличие от Александра Блока, свой выбор сделал: