Дитя короля (СИ) - Билык Диана - Страница 23

Маленькие маруньи от щелчка пальцев и тихого заклинания, которое я уже выучила назубок, собираются в танцующий пучок над моей головой и, по велению руки, летят вперед.

Король лежит на постели плашмя, укрыт белой простыней до пояса. Широкая грудь исполосована, будто его драли тигры, и кожа сочится кровью. Я прижимаю ладонь к губам, чтобы не закричать.

Страшно осознавать, что твоя пара застывает на краю Черты из реального мира в Темное Измерение, по нашему — стоит одной ногой в могиле. Стигма беснуется, крутит меня, обжигает, заставляя шагнуть ближе и едва не упасть рядом с Эмилианом на колени.

— Уходи, — говорит король слабо и не открывает заплывших глаз. Что с ним случилось? Кто его так избил? Почему это позволили?

Раненые губы открываются, и я слышу хриплое:

— Месс защитит тебя. Уходи, Дарайна.

Но я застываю, будто пригвожденная к кровати. В воздухе стынет невыносимый запах крови. Он вызывает в горле сильный спазм. Сглатываю, стараясь не паниковать, но выходит плохо: меня качает, в глазах темнеет. Это я виновата, что мужчина так себя довел… Отказался от жизни ради меня. Нужно было думать быстрее, решиться, подпустить его к себе, ведь у нас уже все случилось раньше, и мне нравились его объятия, жаркие поцелуи, прикосновения. Нравились! Я ведь мечтала о нем, ждала, что придет во сне, сделает счастливой, позволит на несколько мгновений забыть о боли, о жестоком муже. И Эмилиан давал мне это счастье, а я не признавала. Нельзя было закрываться от правды под сводом тепличных стекол, нельзя было терять драгоценные минуты, вот к чему это привело…

— Не могу, — говорю и, опускаясь на край кровати, веду ладонью над открытыми ранами.

Эмилиан слегка выгибается, будто чувствует руку на расстоянии.

— Мое время вышло, асмана, — шепчет он, тяжело приоткрывая глаза залитые кровью. — Тебе лучше уйти, я не хочу, чтобы ты это видела.

— Я… полечу тебя, Эмиль… Ты ведь просто ранен, эти порезы не смертельны… Меня девочки научили немного, показали, как нужно. Все получится, — лепечу, сама не понимая, что творю. Тянусь к его холодной ладони и, вспоминая заклинание излечения, дрожу, будто меня окатили ледяной водой. Иней забирается на кровать, укрывает короля тонкой коркой, с легким шорохом ползет по его телу.

Моя стигма терзает изнутри кожу, до резкой боли, будто ее ножом вырезают, а я прикусываю губы до яркого вкуса соли на языке.

Эмилиан шепчет. Тяжело и надрывно:

— Метка рассыпается… Ты тоже это чувствуешь, а я не могу больше тебя держать. Дара-а-а, — он слабо сжимает мои пальцы и откашливается. Глухо и слабо, а наша связь Древних жалит тело, будто под платье забралась ядовитая змея. Хочется содрать ткань и освободить себя от пламени, но не поможет это, я знаю.

Синие глубокие глаза короля багровеют, наливаются карминным глянцем, густые ресницы слипаются от слез. Ровные точеные скулы сильно распухли от увечий и покрылись жуткими глубокими ранами. Волосы распадаются по подушке, будто куски рваной черной ткани.

Мне страшно и холодно, пытаюсь вызвать искру дракона, вместо льда, чтобы согреть и его, и себя, но эмоции перехлестываются, скручиваются и вталкивают меня в состояние паралича. Мой холод распускается синим цветком вокруг нас, выталкивает облачко пара из раненых губ, а я не могу остановиться…

Эмилиан слабо что-то говорит, я с трудом наклоняюсь, преодолевая боль в пояснице, чтобы услышать:

— Я люблю тебя…

Глава 30. Эмилиан

Гул. Тягучий, мощный, непреодолимый.

Я бы прикрыл уши, если бы мог поднять руки, но они тяжелые, как камни. Я жив, но уже мертв. Кукла. Манекен из соломы. Нет, хуже. Эти хотя бы думать не могут об упущенных возможностях, а я перебираю в уме страницы своей жизни и ищу причины себя оправдать.

Я сделал все, что было в моих силах. Или не все? Спрятался, сбежал от Дары, дал ей свободу. Решил, что не могу больше принуждать и ждать от нее встречного шага, а нападение нечисти на пограничный город стало крайней точкой моей судьбы и воли. Я просто позволял им себя рубить, промахивался, допускал ошибки. Нарочно или нет, не знаю. Верный конь Индиго вывез меня с поля битвы едва живого, и в дороге у меня уже не хватило сил полечиться, а в замке я просто всех прогнал и приказал никого не пускать в покои.

Хватит уже лжи и бессмысленных надежд. Это единственный выход отпустить Дарайну с сыном — пожертвовать собой, ведь после закрепления нас ждали бы другие, более жестокие, испытания на силу чувств. А она не сможет полюбить, не сможет… Это видно по глазам.

Между нами всегда будет Мариан.

Проваливаясь в темноту, я слышу любимый голос. Наверное, брежу. Резкие боли стягивают раскаленным жгутом поясницу. Стигма рвет кожу, забирает силы, и у меня не получается кричать от боли, не получается двигаться. Я просто тихо ухожу за Грань, как камень, выброшенный на дорогу, что попал под колеса телеги и раскрошился.

Черные тени Измерения уже собрались над головой, будто туча перед бурей над Мемфрисом. Они воют, как дикие койоты, и тянут ко мне тонкие руки-ленты, а я лечу куда-то вниз. Плашмя. Падаю в бездну. В бесконечность, где смогу обрести покой. Туда, где моя боль станет незначительной, а любовь останется ясным воспоминанием.

Но сквозь плотный гул, прорывается тонкий голосок:

— Эмилиан, я сделала выбор. Я согласна закрепить метку. Ведь мы были вместе. Были счастливы… Не сдавайся так быстро.

Хочу что-то сказать в ответ сладкой иллюзии, но губы зажаты, горло обжигает горячая кислота.

Говори же. Скажи мне что-то еще. Прогони или пригласи. Подари надежду или обмани. Готов признать, что подсознание в последние минуты дарит мне настоящую радость слышать голос любимой и единственной.

Вслушиваюсь, но сквозь гул в ушах прорывается лишь редкий стук остывающего сердца.

Показалось. Это просто сон, галлюцинация, мираж… Ее здесь быть не может. Она ушла… Так правильно и так должно быть.

Моя Дарайна будет жить. Родит нашего сына, и он взойдет на трон. Месс поможет. Они вместе спасут Ялмез. Я свое предназначение выполнил, пусть Стихии не мучают и отпустят меня.

Я безумно устал.

— Открой глаза, Эмиль, — тепло скользит по плечам и опускается по груди на живот. Замирает ниже пупка прожигающей точкой и выкручивает, выкручивает, выкручивает меня до конца…

Потоки магии наполняют жилы, жгут, покалывают. Слабо восстанавливают, но мне хватает сил для вдоха.

Я выгибаюсь в спине и выныриваю из темноты, с трудом открывая глаза.

— Эмилиан, — шепчет Дарайна, наклонившись надо мной, положив прохладные ладони на щеки. — Дай мне слово не использовать магию во время закрепления.

— Обещаю, — вдыхаю сладкий запах мечты. — Слово короля, — шевелю губами, которые едва ли соприкасаются с мягкими и желанными.

— Я боюсь… — девушка поднимает взор в потолок, где яркими точками замерли маруньи. В ее светлых глазах сияют звезды. — Боюсь, что не смогу разделить тебя и его…

На миг закрываю глаза от усталости. Золотистый свет слепит и режет. Слезы непроизвольно скатываются по щекам. Обжигая.

— Я тоже боюсь, — отвечаю едва слышно. Девушка опускает взгляд и всматривается, а я делюсь сокровенными тайными страхами: — Очень боюсь, что не оправдаю твоих ожиданий. Что испугаю своей страстью.

— Не пугал ведь тогда, — ее голос звучит так близко, что меня окатывает легкой морозной дрожью, а метка отзывается приятной тянущей болью между ног. Неосознанно стискиваю губы, чтобы не застонать.

Она настоящая или нет?

Я так ослаб, что не могу отличить сон от яви.

Тяжело смотреть, потому что комната вертится, будто карусель в Тис-Менской академии. Снова закрываю глаза и взываю к остаткам магии. Но их нет, все выжрало разрушение метки. А если я ошибся? Если зря отвернулся от Дарайны, и два дня могли все решить? Я просто струсил и сдался.

— Тогда я не был так… — приоткрываю веки и фокусирую взгляд на искусанных губах девушки, — голоден. — Ты правда здесь?

— Я здесь, Эмилиан. Почему ты оставил меня? Зачем так жестоко?