Ведьма и компания (СИ) - Волынская Илона - Страница 30

- Живу я как раз неплохо! – вскинулась Иппокризия. – Мне нравится летать и… и охотиться тоже нравится! Быть драконицей не так уж плохо!

- Не так уж. – согласилась Табити.

- Если бы не эти рыцари! Я же никого не трогаю! Что за манера таскаться ко мне с мечами и копьями – то компаниями, то поодиночке! Днем дерешь их в клочья… а ночью еще и перевязывать им раны от моих же когтей приходится! И переломы от ударов хвостом!

- Зачем? – удивилась Табити.

- Я папе клялась! – с достоинством выпрямилась Иппокризия. - Но те, которые с копьями, еще ничего! А вот те, которые с поцелуями! – она уткнулась лицом в ладони и застонала: то ли от душевной боли… то ли от злости.

- Узнаю человечков. За сокровища и на дракона кинутся, а за королевский венец – даже с поцелуями. – покивала Табити. – Ну и как ты скрываешься все эти… столетия?

- Перелетаю. – вздохнула Иппокризия. – Жила в Греции, потом в Византии… Я в здешние горы много чего перетаскала, когда у нас иконоборцы завелись. Сперва они статуи древних богов разбивали, потом за свои же иконы взялись, есть же такие люди, которым только бы что-нибудь сломать… Потом перебралась в Венецию… а потом сюда…

- Но теперь тебя нашли и здесь. – мягко сказала Табити.

- Благодаря вам они теперь не думают, что я – То Фелико Терас.

- Они – нет. А до чего додумаются их дети? – ответила Табити… и вдруг прыгнула с карниза вниз.

Иппокризя пронзительно вскрикнула, вскочила… и тут же облегченно выдохнула и застыла, глядя на взмывшую над ней огромную драконицу, переливающуюся радужной чешуей в лунном свете.

- Драконам больше нет места в человеческом мире. – зависая у карниза на широко распластанных крыльях, прогудела радужная драконица. - Я пришла, чтобы забрать домой последних, самых упрямых моих детей. Но могу прихватить еще одну, приемную дочь.

- Уйти в мир драконов? – растерялась Иппокризия. – Но… как же… а пациенты? Монастырь мой – кому он без меня нужен? А… а сокровищница?

- Уговаривать не буду! – рыкнула драконица. - Я и так после последних уговоров на койке в твоей лечебнице очутилась! Правда, в портал склочного сынка закинула… - она осклабилась во всю пасть. – А ты… Держи! – и она тряхнула хвостом. Радужно переливающаяся чешуйка с глухим стуком упала к ногам Иппокризии. - Как соберешься с духом… и с сокровищницей… зажми в когтях и лети к солнцу!

Мощный порыв ветра заставил пригнуться. Радужная драконица взмахнула крыльями… ее хищный силуэт мелькнул на фоне серебряного диска луны, и исчез.

Иппокризия присела на корточки, нашаривая чешуйку. Стиснула ее в ладонях. Конечно, не сейчас… И даже не завтра. Жена здешнего сеньора родила здорового мальчишку, но сама еще очень слаба… Рыбака с размозженной рукой вчера привезли – сестра Агнесса кости собрать не сможет, останется парень калекой, если не помочь…

Но золото из спрятанной под монастырем сокровищницы надо поменять на драгоценные камни. Они гораздо легче.

- Зато рясу можно не брать. – подтыкая цепляющийся за все окрестные кусты подол, бормотала она. – Мне с рыцарями нельзя, а драконы – их прямая противоположность!

Конец четвертой истории

История пятая Новая хозяйка

Глава 1

- Извольте видеть, барышни, это и есть наш живой мост! – господин в сюртуке плавно повел ладонью, словно презентуя бонбоньерку с конфектами.

Из его спутниц под определение «барышня» в полной мере подходила лишь одна: девушка годов пятнадцати, одетая весьма небогато, но все же так, что не оставалось сомнений в ее принадлежности к дворянскому сословию. Было в ее простом и строгом платьице даже нечто, господином в сюртуке мысленно поименованное «заграничным лоском». Сквозь примерность поведения юной барышни, подкрепляемое настойчивыми взглядами компаньонки, порой прорывалась детская живость: вот и сейчас девушка приникла к окошку наемного экипажа, не отрывая глаз от открывшегося ей зрелища.

- Сядьте, Лизхен. Воспитанной барышне не престало вот так выглядывать в окошко. Что о вас подумают? – строго повелела компаньонка. Сама она ежели и относилась к барышням, то скорее к барышням престарелым: затянутую в лишенное малейших украшений шерстяное платье фигуру уже нельзя было назвать стройной, но лишь сухопарой, две резкие морщины подчеркивали впалый рот, еще одна залегла между широких бровей – и стала еще глубже, когда фройляйн одарила свою подопечную суровым взглядом.

- Анна Францевна, голубушка, что за беда коли барышня посмотрит? – вмешался еще один их спутник, чья яркая чернявость выдавала южное происхождение, а одежда – купчика средней руки.

- Позвольте и мне присоединиться к ходатайству господина Ламбракиса! Скоро уж такого не увидишь!

Жадно вглядывающаяся в окошко девочка не обернулась ни на слова компаньонки, ни на заступничество спутников. Груженая телега перед ними наконец стронулась с места, их возница щелкнул кнутом, запряженные в дорожную карету тяжеловозы дружно дернули и скрипящий рессорами экипаж въехал на мост.

Анна Францевна испуганно вскрикнула, цепляясь за сидение и даже девушка отпрянула от окна – связанная из круглых бревен секция моста поднялась перед самыми лошадиными мордами, экипаж ухнул вниз, а хлынувшая со всех сторон вода захлестнула его чуть не до середины колес. Лошади ударили копытами – вздыбившийся было перед ними деревянный помост просел под тяжестью, чуть не по самые перила уходя в воду. Гулко хлюпая, невозмутимые тяжеловозы потащили экипаж по наплавному мосту.

- Каково? По воде аки посуху! – восторженно вскричал господин в сюртуке.

- Um Gottes willen[1]! – стукаясь об него плечом и хватаясь за сбившуюся шляпу, простонала Анна Францевна. Плещущие у колес волны раскачивали карету будто лодку. – Скажите кучеру, чтоб немедленно поворачивал обратно! Мы здесь все погибнем!

- Никак невозможно, позади нас уж иные экипажи едут. Теперь или вперед или уж как на корабле – за борт! – рассмеялся господин Ламбракис.

- Я не вижу другого берега. – девушка высунулась наружу. Глаза ее пылали, грудь вздымалась, вдыхая непривычную мешанину запахов: гниющих у берега водорослей, свежести воды, рессорной смазки, ядреного пота усталых лошадей. Взгляд шарил по речному простору, от которого перехватывало дух: река была огромной! То серая, то почти черная, а то прозрачно-зеленая под лучами весеннего солнца. Ее воды с ревом неслись меж колес, готовые подхватить экипаж точно ореховую скорлупку. Впереди через реку тянулась редкая цепь телег и экипажей, что казалось, плыли по невидимой нити, продернутой поперек громадной реки.

– Скоро уж поедем по настоящему мосту – чудо инженерной мысли, изволите ли видеть! – объявил господин в сюртуке. - Железный, двухъярусный, да с рельсами!

Девушка высунулась в окошко еще дальше и зачарованно уставилась на каменные опоры строящегося моста, вокруг которых пенилась река.

- Это ежели построят, любезный Александр Николаевич. – пробурчал пессимистически настроенный господин Ламбракис. – Не в обиду вам будь сказано, не больно-то за год и настроили.

Оба спутника помрачнели.

- Увы… - согласился названный Александром Николаевичем господин в сюртуке. – В деле рельсового сообщения австрияки нас изрядно опережают. Вы, дорогая Анна Францевна, от Лемберга[2] по чугунке следовали?

- До самой границы с Российской империей. А уж оттуда на перекладных. – утомленно вздохнула фройляйн.

- У нас меж обеими столицами уж лет тридцать как рельсовое сообщение. – слегка уязвлено заметил Александр Николаевич. - Да и в центральных губерниях тоже.

- Только мы тут в южной провинции до сих пор как дикари! – ворчливо прибавил Ламбракис.

В борт кареты ударила волна и отвлекшаяся было спором Анна Францевна снова издала задушенный писк.