Алые Евангелия (ЛП) - Баркер Клайв - Страница 18

Избитый, окровавленный и покрытый пылью, оскалив зубы и сузив глаза до прорезей испепеляющей ярости, там стоял бешеный пес Пинхэда — Феликссон и смотрел на Гарри. Несмотря на то, что Феликссон наверняка упал, он выбрался наверх, намереваясь закончить кровавое дело между ними.

— Ну ты натворил глупостей, Д'Амур… — пробормотал Гарри себе.

Феликссон так резво бросился к нему, что половицы, по которым он скакал, раскалывались. Гарри бросил доску в окно, разбил стекло и приложил все усилия, чтобы выбраться наружу. На тротуаре собралась толпа людей. Гарри уловил несколько фрагментов из их криков — что-то о том, что он сломает себе шею, что-то о том, чтобы достать лестницу, матрас или простыню — но, несмотря на все предложения, никто не двинулся, чтобы помочь, если вдруг пропустят момент, когда Гарри спрыгнет.

А через две секунды он мог бы, если бы был свободен, но Феликссон не собирался упускать добычу. Одним последним прыжком живое чудище преодолело пропасть между ними и схватило Гарри за ногу, вонзив свои пальцы, чья сила была явно усилена немилосердным сращением металла и плоти, глубоко в кровоточащие раны на бедрах Гарри.

Хотя Гарри испытывал ужасную боль, он не стал тратить оставшиеся силы, чтобы озвучить ее.

— Ну хорошо, придурок, — сказал он. — Прогуляешься со мной.

С этими словами он выбросился из окна. Феликссон держался за Гарри до подоконника, а потом, возможно, из страха быть увиденным, отпустил его.

Приземлившись, Гарри сильно ударился о кусок асфальта. Звук ломающейся кости был ему достаточно хорошо знаком, поэтому он был уверен, что наверняка сломал несколько. Но прежде, чем он успел попросить кого-нибудь из зевак подвезти в ближайшую больницу, дом издал протяжный рык, свидетельствующий о капитуляции, и рухнул, складываясь и обрушиваясь внутрь себя, стены местами разлетелись на части, местами обваливались целые секции навеки обвенчанных друг с другом кирпичей, образуя курганы. Все произошло с удивительной скоростью, здание обрушилось на землю менее чем за минуту, все зрелище увенчало плотное серо-коричневое облако пыли.

Стены не устояли, как и тело Гарри. Волна содроганий прокатилась по нему, и снова в его обзор застила пульсирующая пустота. На этот раз она не отступила, но продолжила давить со всех сторон. Окружающий его мир сузился до далекого круга, как будто он смотрел на него через телескоп, только с другого конца. Боль пульсировала в ритме нахлынувшего ничто, все двигалось в такт биению его сердца.

В далеком далеке, в месте, которое его сознание стремилось покинуть, Гарри видел, как кто-то пробирается к нему через толпу: лысый, бледный, миниатюрный человек с таким пронзительным взглядом, что он мог чувствовать его проницательность, хотя уже находился почти вне мира. Человек с необычайной легкостью прошел сквозь толпу, словно чье-то невидимое присутствие расчистило ему путь. Вид этого человека предоставил осажденным чувствам Гарри повод продержаться еще немного, чтобы противостоять вторгающейся пустоте, угрожавшей стереть место, по которому тот шел. Но это далось ему с трудом. Как бы он ни хотел узнать, кто этот ретивый лилипут, разум Гарри схлопывался.

Гарри прерывисто вздохнул, намереваясь хотя бы сказать этому человеку свое имя. Но в этом не было никакой необходимости.

— Нам следует уйти, мистер Д'Амур, — сказал он. — Пока все еще отвлечены.

Затем человек потянулся и бережно взял Гарри за руку. Когда их пальцы соприкоснулись, через руку Гарри прокатилась волна всепрощающего тепла, и жгучая боль от ран отступила. Он успокоился словно ребенок на руках своей матери. И на этой мысли мир вокруг померк.

9

Вначале снов не было. Он просто лежал во тьме, исцеляясь, и только время от времени всплывал на поверхность сознания, потому что кто-то говорил о нем возле того места, где он спал, или, возможно, в коридоре снаружи. У него не было желания просыпаться и вступать в разговор, но он слышал разговор или, по крайней мере, его фрагменты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Этому человеку место в больнице, Дейл, — произнес голос пожилого человека.

— Я не верю в больницы, Сол, — ответил человек, который был Дейлом, его произношение отличалось озорной манерной медлительностью уроженца Луизианы. — Особенно для такого, как он. Там он будет беззащитен. По крайней мере, я уверен, что здесь ничто не может до него добраться. Бога ради, в том доме на Дюпон-стрит был демон.

— В доме что он с землей сравнял? — в ответ спросил человек, называемый Солом.

— Он этого не делал.

— Почему ты так уверен? Мне это не нравится, Дэйл, — возмутился Сол. — И вообще, какого дьявола ты пошел на Дюпон-стрит?

— Ты же знаешь о моих снах. Они сказали мне идти, я и пошел. Я давным давно уяснил, что не стоит задавать вопросов. От них одни проблемы. Я пришел, я там он. Я просто привел его сюда, немного поделившись своей энергией с ним. Он постоянно был готов рухнуть и уже не подняться.

— Это было глупо. Способности подобные твоим надо держать в секрете.

— Так было нужно. Как еще незаметно я мог бы вытащить его оттуда? Послушай, я знаю, что это звучит безумно, но уверен, что мы должны помочь ему поправиться.

— Отлично. — Хорошо. Но как только он исцелится, я хочу, чтобы он ушел.

— Дэйл, — подумал Гарри. Имя его спасителя было Дэйл. Гарри не знал, кто был другим участников разговора, но был уверен, что встретится с ним в свое время. А между тем, его окутывала уютная темнота, в которую можно завернуться, как Гарри и поступил, пребывая в уверенности, что находится в безопасности.

Были и другие разговоры, или отрывки разговоров, которые приходили и уходили, как ночные корабли, проплывающие мимо него в темноте. А потом наступил день, когда вдруг все изменилось в сонном царстве Гарри. Это началось с того, что Дэйл заговорил с ним, близко приблизив свое лицо к лицу Гарри, чтобы произнести шепотом все, что намеревался.

— Гарри, дорогой, я знаю, что ты меня слышишь. У тебя сегодня посетитель. Соломон только что уехал за ней. Ее зовут Фредди Беллмер[19]. Они с Солом уже давно дружат. Сол считает, что мисс Беллмер сможет подлатать ваше тело немного быстрее. Хотя, между нами, я иногда задаюсь вопросом, а не абсолютно ли ты счастлив, продолжая спасть там. Я знаю — у тебя выдались трудные времена. Например, то падение из окна. О, и мне жаль сообщать, но твой мобильник не пережил его. Но я отвлекся; как только Соломон привел тебя в порядок — признаюсь, что немного приревновал, что он не позволил мне остаться и посмотреть — он позвал меня взглянуть на твои татуировки. Я не знаю назначение всех, но многих. Они для защиты, не так ли? Господи, ты кажешься человеком, которому она не помешает. Я… Как бы это сказать?..

Он сделал паузу, как будто подбирая нужные слова, или, если они у него уже были, он искал наиболее дипломатичный способ высказать их. В конце концов, он заговорил снова, хотя это было явно непросто.

— Я… Я всегда знал — даже будучи ребенком, понимаешь — я всегда знал, что не совсем такой как другие мальчишки. Когда умерла моя мать, — никогда не знал своего отца — я перебрался жить к своему дяде Солу. Мне только что исполнилось шесть, и в тот момент, когда старый дядя Сол увидел меня, он сказал: — Боже, посмотрите какие цвета исходят от тебя. Вот это представление. Тогда я и понял, что мне придется жить иначе, чем большинству людей. Мне придется хранить секреты. Это нормально. Мне это хорошо удается. И я ничего не знаю о тебе, я просто хочу, чтобы ты знал, что когда бы ты ни решил проснуться, я с радостью выслушаю все, что ты захочешь рассказать мне о мире за пределами этого вонючего старого города. И я с нетерпением жду неприятностей, в которые мы вляпаемся вместе. Я еще не знаю, что это будет, мои сны не раскрыли мне, но я знаю, что это будет сногсшибательное…

Тут шепот прервал низкий голос Соломона.

— Ты целуешь его?