Фантомные боли железных грифонов (СИ) - Орлова Анастасия - Страница 5

***

— Мы ещё увидимся? — сонно спросила Рита.

Она лежала на широкой кровати и, щурясь, смотрела на него против света. На фоне окна он виделся ей тёмной, по пояс голой фигурой — выражения лица не разобрать. Но она услышала улыбку в его голосе:

— Нет, детка.

Хидден застегнул джинсы, поднял с пола свою футболку.

— Почему? Я бы встретилась с тобой ещё разок! Или ещё не разок…

— Это уже отношения, — хмыкнул он.

— Да я и не против…

— Никаких отношений. В конце всё равно ждёт разочарование.

— Почему это?

— Потому что все люди лгут, детка! И они на самом деле совсем не такие, какими кажутся. Какими хотят казаться.

— И ты тоже?

— И я. — Он застегнул мотоботы, накинул куртку.

— Жаль, — вздохнула Рита. — Ты хорош!

— Знаю, — ухмыльнулся он. — Удачи тебе, детка! — и он вышел из номера.

[1] Малварь — общее название для всех видов кибер-угроз.

[2] Кракер — человек, взламывающий системы защит.

[3] Анрег — незарегистрированный пользователь.

[4] Гейт — устройство, которое соединяет разнородные компьютерные сети.

[5] Хидден — что-то существующее, но скрытое от взгляда, например элемент пользовательского интерфейса.

Глава 3

— Доброй вам ночи, доктор Сага! — с неизменным дружелюбием пробасил сквозь пышные седые усы грузный старик-охранник.

— Ага, — равнодушно бросила Сага, не оборачиваясь.

Она толкнула тяжёлую дверь лабораторного корпуса и вышла в неоновую синь уличных фонарей. Когда хоть ночи в Творецке были добрыми? Сага поёжилась, поднимая воротник короткой кожанки, надетой прямо поверх белой спортивной майки. Сунула руки в карманы в поисках сигарет и зажигалки, которых там, конечно же, не оказалось: курить она бросила давно, ещё задолго до того, как их с мужем забрал Город. Их с мужем…

— Вот чёрт!

Желание затянуться скрежетало в горле сильнее, чем в первые недели завязки. Сага отошла от двери, прислонилась спиной к каменной стене за границей голубого фонарного света, запрокинула голову, закрыла глаза, несколько раз глубоко вдохнула.

— Как же я ненавижу тебя, гадючья Плесень! — прошептала она, сжав в карманах кулаки.

Впереди, у поворота в переулок, загорелся фонарь. Сага открыла глаза. Фонарь ей приветливо мигнул.

— Всё-то ты знаешь, тварь!

Она отлепилась от стены и пошла в сторону переулка, который — она знала это — Творецк отрастил специально для неё. Как и находящийся там спортзал с разномастными боксёрскими грушами — стоило ей только пожелать. Вот и опровергай теорию Профессора о том, что Город заботится о тех, кого забирает!

— Ну да, ну да. Я тоже заботилась о своих лабораторных мышах — они приносили пользу.

Ещё пару лет назад она — нейробиолог, занимающийся вопросами сканирования личности и знакомый с нюансами существования разума вне тела — никогда бы не поверила, что город — с виду обычный, с невысокими, немного неказистыми домами и мощёнными булыжником улицами может оказаться живым и разумным. Что улицы и дома он отращивает сам, сам генерирует свет уличных фонарей, тянущихся прямо из земли, и ламп, прорастающих из потолков квартир. Гонит воду по артериям водопроводной системы. И дышит паром, вырывающимся из люков и высоких труб, похожих на заводские. Этот пар плотной пеленой закрывает небо, и в Творецке всегда сумрачно и влажно. И тепло. Творецк любит, когда влажно, темно и тепло.

Сегодня на улице зябко. Видимо, Город направляет свою энергию на что-то большое и важное. Например, отращивает новый дом. А это может означать лишь одно: он подыскал себе нового жителя, почуял его достаточно близко и теперь подманивает, словно гигантская венерина мухоловка, морочит ему голову, заставляя переступить границу, которую можно пересечь лишь в одном направлении…

Сага подошла к приземистому зданию спортзала, и внутри зажёгся тусклый жёлтый свет. Его оказалось достаточно, чтобы из клубящегося пара на противоположной стороне улицы выступили нечёткие очертания растущих из земли стен. А вот и новый дом! Творецк действительно кого-то ждал.

Сейчас будущее здание больше походило на разрушенную заброшку, чем на «недостройку»: неровные кромки, пустые провалы окон — мутными стёклами они затянутся позже, когда стены достигнут нужной высоты, а брешь между их верхними краями зарубцуется крышей. Под землёй что-то глухо заворочалось: город протягивал к новому жилищу коммуникации.

«Заботится, гадина!» — подумала Сага и вошла в спортзал.

Глава 4

— Ещё раз повторяю — и это последний раз — сейчас вы принимаете наше предложение, всё нам рассказываете, и в тюрьме у вас будут лучшие условия из возможных.

Следователь со вздохом потёр переносицу. Он не спал вторые сутки, голова разламывалась от боли, а лампочка на потолке допросной светила раздражающе резко.

Напротив него, с вызывающим видом, закинув щиколотку одной ноги на колено другой, сидела подтянутая смуглая женщина. Ей было хорошо за сорок, и её асимметричная фиолетовая стрижка, и агрессивный тёмный макияж выглядели данью уважения молодёжной моде двадцатилетней давности (следователь помнил ту моду, двадцать лет назад он сам был «молодёжь»). Тяжёлые ботинки с цветными шнурками, штаны в обтяжку, косуха. На запястьях — штук сто разномастных кожаных браслетов, в брови и в носу — пирсинг. На удивление, во всём этом нелепом, не подходящем её возрасту прикиде, она смотрелась вполне органично и даже опасно, словно ядовитая бабочка.

Её толком не оформили после задержания — сразу приволокли в допросную. Оформление будет зависеть от того, пойдёт она на сделку или нет.

— Ни черта я вам не скажу.

Она выгнула широкую, тоже фиолетовую, бровь. Она держалась слишком уверенно и дерзко для человека, которому светит до двадцати пяти лет строгого режима за незаконные допрошивки.

— Вы понимаете… — начал следователь, но осёкся: её настоящего имени выяснить так и не удалось, а погоняло он опять забыл.

— Гейт, — подсказала она.

— Вы понимаете, Гейт, что другого шанса не будет? Вы взяты с поличным, не чипированы… Если хотите остаток жизни сортиры в женской тюрьме драить — я сейчас же провожу вас на оформление и сам заполню все бумаги. Буковка к буковке. Ничего не упущу. Глядишь, и на тридцатник потянет. — Он посмотрел на Гейт уставшими, в сетке красных сосудиков, глазами. — Но я же знаю, код пишете не вы. Если сдадите тех, кто это делает, пойдёте только за соучастие и незаконную деятельность с искусственной комой. Учитывая, что ваши пациенты подписывали согласие, отделаетесь сроком до пяти лет. Не сдадите — все перепрошивки повесим на вас, отдуваться придётся одной. А нейрохакеров ваших рано или поздно всё равно поймаем.

Гейт задумалась. Поболтала ногой, тяжело вздохнула.

— Помните, тринадцать лет назад похитили некоего губернатора? — спросила она. — За него ещё выкуп требовали. А когда заплатили, и губернатор вернулся к работе, его политика в корне переменилась. Помните все эти законы о защите стариков? Тех бесполезных стариков, которых до этого тот же губер предлагал вывозить из городов, едва ли не выкидывать в помойные ямы, чтобы не расходовать на них ценные ресурсы?

— Помню, — следователь насторожился. — Но тогда его вдоль и поперёк просканировали, и факт допрошивок не подтвердился.

— Ах, то есть это он сам вдруг опомнился? Просветление в плену словил и начал грешки свои искупать? — Гейт саркастически хмыкнула. — Вы серьёзно в это верите?

— У нас нет никаких доказательств, чтобы думать иначе.

— А если я вам их предоставлю? Если скажу, что знаю человека, способного на бесшовную допрошивку? И это не свист! Потому что я сама погружала того губернатора в кому, чтобы некий маленький гений вправил ему мозги. Если помогу поймать его? Хотя он, как колобок, не раз уходил и от дедки, и от бабки, и от ваших вислоухих фараонов. Дам вам чёткую наводку, составлю фоторобот, и останется лишь подвазелинить кому надо и ждать, когда они сообщат, что колобок прикатился на пенёк? Тогда проведёте меня только за соучастие?