Скелет (ЛП) - Вольф Триша - Страница 41

Я трачу время на то, чтобы рассмотреть многие из них, сравнивая сходства и различия между набросками и костями. Иногда рисунки являются точными изображениями. На других набросках кажется, что Джек рисовал по другой модели.

— Ты рисуешь их перед тем, как убить, да? Вот почему они не всегда похожи, — говорю я, наклоняясь ближе, чтобы рассмотреть одну кость и ее нарисованную пару, которые заметно не совпадают.

— Да, — говорит Джек, останавливаясь рядом со мной. Он наклоняет свой напиток к футляру, лед внутри звенит о металл. — Я удивился, что получилось непохоже.

— Уверена, удивился не больше, чем мужчина, у которого ты ее взял, — говорю я с усмешкой, прежде чем отвернуться.

Я направляюсь к стальной двери, на каждом шагу уделяя время тому, чтобы оценить работы Джека и его трофеи. Я замечаю один набросок, приклеенный скотчем к стене, который не похож на другие, и сразу узнаю обстановку. Это моя квартира, где мы убили Себастьяна. На снимке я сплю на диване, что действительно произошло после того, как мы потратили время на уборку, а Джек отправился забирать свою машину с парковки рядом с клубом, чтобы перевезти тело через границу штата. Однако на снимке Джека на мне нет никакой одежды, хотя я знаю, что переоделась в спортивные штаны и майку, чтобы поспать, пока ждала, когда он вернется. Я помню, как проснулась и обнаружила, что Джек уже вернулся в мою гостиную, он наблюдал за мной темным, нечитаемым взглядом, который, как мне показалось, был больше связан с холодным телом на полу между нами, чем со мной.

Может, я была неправа.

Я хочу высказать свои вопросы о том, почему на рисунке не так, как в реальности, но Джек уводит меня от эскиза к моей истинной цели, к моему желанному месту назначения.

Холодная стальная дверь.

Мой пульс учащается в предвкушении. Я не хочу просто видеть тщательно сохраненные последствия его усилий. Я хочу увидеть, как Джек стоит в комнате, где ангел смерти рвется сквозь его тонкие оковы.

Я стою рядом с запертой ручкой и поворачиваюсь лицом к Джеку, приподняв брови, он долго смотрит на меня, прежде чем подойти и достать ключ из кармана. Он едва смотрит на защелку, когда отпирает ее, вместо этого не сводя глаз с меня. С глубоким вздохом нерешительности он открывает дверь и придерживает ее, чтобы я могла шагнуть в поток холодного воздуха.

Пять бетонных ступенек спускаются в квадратную комнату, стены которой от пола до потолка облицованы белыми панелями из ПВХ. Это очень похоже на медицинский кабинет, с полками из нержавеющей стали, прилавками и столами на колесиках. В одном углу комнаты стоит капельница. На одной полке стоит ряд пузырьков с лекарствами, рядом с ними — поднос со шприцами. На одном из передвижных столов разложены скальпели, реберные ножницы и зубчатые щипцы. В воздухе витает слабый запах отбеливателя. Мое внимание привлекает голубая ваза с маками, стоящая на столешнице рядом с глубокой раковиной из нержавеющей стали.

А в центре комнаты — каталка с тонкой черной обивкой и оковами, свисающими с откидных боковых поручней.

Я осушаю текилу одним глотком, прежде чем повернуться лицом к Джеку. Он неподвижно стоит на нижней ступеньке, одной рукой сжимая бокал слишком крепко для своей беспечной позы, другой поворачивая зажигалку в кармане.

— Итак, — говорю я, мое дыхание выходит паром, когда я ставлю свой стакан на стойку и неторопливо подхожу ближе, проводя пальцем по матрасу каталки, медленно приближаясь к нему. — Вот где происходит волшебство.

В глазах Джека появляется подозрение, когда я останавливаюсь достаточно близко, чтобы почувствовать тепло его тела сквозь одежду. Но холодный воздух все равно проникает внутрь, и в тот момент, когда по моему телу пробегает легкая дрожь, его взгляд скользит по мне — губы, горло, грудь, снова возвращается к губам. Остается у меня на губах, как будто слился с ними, даже когда я беру напиток у него из рук.

— Почему у меня такое чувство, что я должен опасаться за свою жизнь? — спрашивает он.

Я продолжаю держать стакан Джека, а другую ладонь кладу ему на грудь, улавливая биение его сердца, прослеживая за линией мышц, которая сужается к ключице. От моего внимания не ускользает, что его пульс быстрее обычного ровного ритма, биение учащается, когда мое прикосновение поднимается вверх по его яремной вене и останавливается на задней части шеи.

— Ты сказал пощадить тебя, совсем ненадолго, — отвечаю я, притягивая его вниз, пока его губы не встречаются с моими. — Время вышло.

Я прижимаюсь поцелуем к губам Джека, который становится глубже с каждым вздохом. Мой язык требует попробовать скотч, который задержался на его языке. Легкое касание губ Джека разрушает слой его сдержанности, и он толкает меня обратно к центру комнаты. Одна его рука сжимает мое бедро с такой силой, что остаются синяки, в то время как другая ныряет под подол моей рубашки, чтобы проследить линии ребер, его большой палец медленно обводит нижнюю часть моей груди через кружево. Он возвращается к набухшему соску, стонет, прерывая поцелуй, чтобы впиться зубами в холодную плоть моей шеи.

— Ты заронил мне в голову идею, доктор Соренсен. И как только она появилось, я не смогла от нее избавиться, — говорю я хриплым от желания голосом, пока губы и зубы Джека прокладывают дорожку вверх по моей яремной вене.

— И что это, Лилль Мейер? — шепчет он между настойчивыми поцелуями.

Моя ладонь следует по всей длине его твердой эрекции, и я улыбаюсь его ответному стону. Более сильный укус впивается в мою кожу, когда я крепко обхватываю его член через брюки.

Звук скрежещущего металла наполняет холодный воздух обещанием, когда я отпускаю защелку на пряжке ремня Джека.

— Холодильная камера в кампусе. Ты помнишь, что сказал перед совещанием?23

— Неужели ты думаешь, что я бы забыл?

Я качаю головой, и Джек сжимает мою челюсть, удерживая меня на месте, пожирая меня отчаянным поцелуем. Мое желание совпадает с его, моя потребность в нем свирепа, скручивает естество требовательной болью. Но я заставляю себя подавить это. Я отстраняюсь, прижимая руку к бьющемуся сердцу Джека, и когда он смотрит на меня, нахмурив брови, как будто спрашивая, не сделал ли он что-то не так, я лукаво улыбаюсь ему в ответ.

— Знаешь, — говорю я, держа руку на груди Джека, его дыхание ощущается под моей ладонью, — Мне потребовалось слишком много времени, чтобы собрать все это воедино и кое-что придумать, — я поднимаю палец над металлическим стаканом, прося о минутной передышке, и допиваю остатки его скотча. В глазах Джека читается тревога, и я мучаю его немного дольше, чем необходимо, прежде чем объяснить, что я имею в виду. — Холод. Поцелуй, когда я дразнила тебя насчет того, что тебе жарко. Пирсинг.

В глазах Джека смертельная жажда.

Я не отвожу взгляда, когда подношу холодный металл к губам и запрокидываю голову назад, пока осколок льда не скользит по моему языку. Когда я опускаю стакан, то демонстративно протягиваю кусочек льда сквозь поджатые губы, держа его, как приз. Затем я ставлю стакан на столик в пределах досягаемости и хватаюсь за пояс брюк Джека, притягивая его ближе.

— Ты будешь милым со мной, Джек? — спрашиваю я, мои широко раскрытые глаза являют собой воплощение добродетели, когда я прижимаюсь к его груди, с мучительной медлительностью опуская руку вниз, чтобы освободить его эрекцию. Джек хватает меня за локоть и поддерживает, пока я опускаюсь коленями на твердый бетон.

— Блять, ни за что, лепесточек.

Невинность на моем лице рассеивается, как маска из тумана, сгорает, обнажая порочное существо, скрывающееся под ней.

— Спасибо за это, черт возьми, — говорю я, сжимая его эрекцию. Я провожу кусочком льда по одному из шипов, расположенных ближе всего к основанию его члена, облизывая пирсинг «Альберт», наслаждаясь капелькой соленого предъэякулята на головке. Дыхание Джека становится прерывистым, когда лед медленно движется по титану кругами, от одного шипа к другому, охлаждая их, гранича между удовольствием и болью. Он стягивает с себя рубашку, выражение его лица почти страдальческое, как будто он горит и отчаянно нуждается в объятиях холодного воздуха. Но если он страдает, я здесь не для того, чтобы предлагать милосердие. Я ласкаю головку его члена нежными, дразнящими облизываниями, прослеживаю линию его пирсинга, прежде чем взять его зубами нежным рывком, от которого Джек шипит.