Семь жизней - Монро Нонна - Страница 58

Приближаясь к больнице, Одилия остановилась и внимательно окинула взглядом Элеонору.

– Я могу быть с тобой откровенна? – прошептала она, сощурив глаза.

– Да, – от волнения голос охрип.

– В эту больницу должны были положить Ореста. Мы приходили сюда несколько раз до закрытия, и я бегала по этим коридорам, громко смеясь. Мне казалось это забавным.

– Насколько серьезно Орест болен?

– Настолько, что может задушить меня посреди ночи и не моргнуть, – глаза Одилии наполнились слезами, но она быстро их смахнула. – Я просыпаюсь несколько раз за ночь и каждый раз в страхе. Кажется, что он нависает надо мной с подушкой и вот-вот прижмет к моему лицу.

– Даже не знаю, что страшнее: просыпаться, чтобы выжить или вовсе не спать.

– Ты страдаешь от бессонницы? – встревоженно спросила Одилия.

Нора кивнула. Они поднялись по крыльцу и направились в сторону восточного крыла.

– Как давно у тебя бессонница?

– С момента, как умерла мама, – Нора поджала губы, отводя взгляд в сторону распахнутых кабинетов. – Мне было пять.

– От чего она умерла?

– Алкоголь и наркотики, – сухо ответила Элеонора.

– И ты не в силах была это исправить, – прошептала Одилия, переводя взгляд на Ореста. Тот продолжал держать ее за руку. – Винишь себя?

На миг Нора почувствовала оцепенение. Ком в горле не позволил ей ответить. Странное мычание вырвалось из губ, но Одилия расценила его, как подтверждение.

– Я тоже виню себя в том, что Орест такой, но понимаю, что в этом нет никакого смысла. Судьба распорядилась по-своему. Значит, так было нужно.

– Глупость, – вырвалось у Норы.

– Отчего же? – на ее губах возникла тень улыбки.

– Я могла бы ее спасти, если бы мне не было пять. Но есть один человек, кто напрямую виноват в смерти матери.

Одилия молча обвела взглядом больничное крыло.

– Люди не спасательный круг, Элеонора. Каждый сам вершит свою судьбу. И твоя мама в том числе.

– Не согласна, – нервно засмеялась Нора, теребя прядь волос.

– Она же знала, что алкоголь и наркотики разрушают ее жизнь. Знала, что, обращаясь к ним, она теряет свое здоровье.

– Она искала в них утешение, – чуть менее увереннее заявила девушка.

– Ты в это веришь?

– Она хотела умереть. Считала своим единственным выходом. И я с ней солидарна.

– Глупость, – отмахнулась Одилия, скривив губы.

– Разве ты не думала об этом? – Элеонора кивнула в сторону Ореста.

– Желать себе смерти только потому, что мой брат психически больной? Самая большая глупость на свете, которую я только слышала, – усмехнулась Одилия, запрыгивая на подоконник. – Послушай, жизнь подкидывает нам сложности, но только те, с которыми мы можем справиться. Смерть, возможно, избавит тебя от проблем, но ведь ты не знаешь, что будет дальше. Когда глаза сомкнутся, а с губ сорвется последний вздох, уверена ли ты, что дальше только пустота? Лично я – нет. С Орестом сложно, и сложно было всегда. Родители, как проклятые, работали днями и ночами, чтобы обеспечить ему должное лечение. И именно я сидела с Орестом, насколько опасно это не было. И если ты думаешь, что я думала о суициде, то глубоко ошибаешься. Я ценю и люблю свою жизнь, насколько бы мрачной она не была.

– Твои порезы на руках говорят об обратном. – Элеонора заметила их случайно, когда Одилия закатала рукава толстовки.

– До жути банально, но это наша кошка, – мягко улыбнулась Одилия, проводя пальцем по порезам. – Не думай, что я пыталась вскрыть себе вены, только потому что мой брат далек от идеала.

– Наши взгляды не сходятся, – тихо произнесла Элеонора, опустив голову. – Для меня смерть – это выход.

– Элеонора, – Одилия коснулась ее подбородка, чуть приподняв голову. – Тебе было всего пять. Ты не могла отнять ее бутылку, не могла сломать шприц. Тебе было всего пять лет. Все, что от тебя требовалось, – это читать книжки, играть в куклы и засыпать в обед. Не взваливай на свои плечи эту непосильную ношу. Не вини себя в том, чего не сделала. И не ищи выход там, где его нет. Знаешь, чем плоха мысль о смерти?

– Чем же?

– Подумав об этом хоть раз, ты постоянно будешь возвращаться к этой мысли. Словно смерть решит все твои проблемы по щелчку пальца. Словно у нас есть лимит жизни, и у тебя в запасе еще пять. Я не думаю, что ты настолько слаба, чтобы так быстро сдаваться.

Элеонора отмахнулась от ее слов, придерживаясь собственного мнения. Но что-то дрогнуло в каменном сердце, и лед дал трещину. Смотря на Одилию и Ореста, она не понимала, как у первой не возникала эта мысль. Ведь жить с таким братом сложнее, чем жить с тетей Эммой.

– Сбрось этот багаж прошлого. Не тащи его с собой. Это ни к чему не приведет, – чуть подумав, добавила Одилия.

– Почему он всегда молчит? – Элеонора вновь кивнула в сторону Ореста.

– Ему нечего сказать. А когда нечего говорить, лучше промолчать.

Элеонора спрыгнула с подоконника и направилась в сторону одной из палат. Обстановка была угнетающей, несмотря на то что больница была заброшена.

– Если прислушаться, можно услышать их крик.

Нора нахмурилась и, поначалу, хотела прислушаться, но передумала. Куда интересней было рассматривать стены, с облупленной краской, заброшенные кресла, покрытые пылью, и сломанные каталки, на которых перевозили больных.

– Часто ты здесь бываешь?

– Не так часто, как хотела бы, – пожала плечами Одилия, проведя пальцем по стеклу.

– А почему ты приходишь сюда? – Элеоноре не понравилось собственное любопытство. Плотно сомкнув челюсть, она сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

– Здесь умерла наша надежда. После закрытия больницы, мы не смогли выбить место для Ореста и обеспечить ему хорошее лечение. Я прихожу сюда, чтобы напомнить себе, что жизнь не сказка и чудеса редко случаются.

Элеонора вскинула брови, осмысливая сказанные Одилией слова.

– Да шучу я, – расхохоталась девушка. – Это место напоминает мне о детстве и той беззаботности, которая у меня была. Бегая по коридорам, я никогда не задумывалась, для чего мы приходим сюда. Орест был для меня особенным, не таким как все. И только со временем я поняла, насколько сложно быть особенным человеком.

– Много школ сменили? – выпалила Элеонора, не успев подумать.

– Достаточно. Люди не любят людей с особенностями. Что уж говорить о подростках. Хватит о нас, ты и так узнала достаточно. Расскажи о себе.

Вопрос застал врасплох. Элеоноре никогда не требовалось рассказывать о себе, потому что никто не интересовался. И уж тем более она никогда не горела желанием поделиться с кем-нибудь своей жизнью. Но что-то в Одилии привлекало ее. Заставляло довериться и поделиться. Она определенно была не такой, как остальные ребята из класса. В этих карих глазах скрывалось столько боли, а под жизнерадостной улыбкой таилась грусть. Маска, что Одилия носит, спадает не часто, но именно сегодня она спала.

– Мне нечего о себе рассказать. Живу с тетей, страдаю от бессонницы, плохо учусь, – Элеонора развела руками, остановившись напротив Одилии.

– О чем мечтаешь? – беззаботно спросила Одилия, усаживая брата рядом с собой. Орест больше не выглядел беспокойным. Он мирно осматривал больничные стены, чувствуя себя в полной безопасности рядом с сестрой.

– Звучит глупо, но я хочу уснуть с наступлением ночи и проснуться утром, как и все остальные, – Элеонора соврала, не придумав ничего получше.

– Думаешь, буду осуждать? – лукаво улыбнулась Одилия, чуть склонив голову.

– Как минимум посмеешься.

– Это твоя мечта, как я могу над ней смеяться. – Улыбка сползла с ее лица. Она откинула волосы за спину, встряхнув головой.

Элеонора не захотела комментировать ее ответ, лишь кивнула головой. Тучи за окном сгустились, отчего на улице резко потемнело.

– Дождь, – отрешенно сказала Одилия, подтягивая к себе колени. – Ты любишь дождь?

– Может быть, – неоднозначно ответила девушка, приближаясь к окну.

Потоки ветра вновь закружили листву и потащили в сторону кладбища. Элеонора сощурилась в попытках разглядеть надгробный камень матери. В памяти всплыли обрывки воспоминаний с похорон. В тот день так же лил дождь.