Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич - Страница 71

– «Пиши, пиши! Может когда-нибудь посодют!».

И компаньоны вновь рассмеялись.

– «Мы тут с Вами прям, как ансамбль песни и пляски!» – сравнил, было, поначалу своих коллег с артистами Платон.

На усилившийся смех обрадовавшихся, вновь испечённых солистов, Платон добавил отрезвляющего и уточняющего:

– «Один дурак – это дурак! Два дурака – пара! А три дурака – это уже целый ансамбль песни и пляски!».

Шумный спор подчинённых неожиданно прекратила внезапно вошедшая Надежда Сергеевна:

– Вы, чо! С ума все посходили?!» – начала, было, она, не разобравшись.

– «Иван Гаврилович! Идите! Не мешайте!» – указала она Гудину.

– «А Вы давайте побыстрее! У нас дел других полно!» – уточнила она, выходя, разобравшись.

После молчаливой паузы первым не выдержал Платон:

– «Видимо её всю жизнь окружали бездельники и дураки!?».

– «Почему ты так думаешь?» – удивилась, затихшая, было, как мышь, Марфа Ивановна.

– «Так она всё время твердит: быстрее, и по нескольку раз объясняет одно и то же, элементарное!».

– «А что нужно – забывает!» – вдруг встрепенулась Мышкина с давно забытой обидой.

– «Да!».

И коллеги вновь залились смехом, на который вдруг к ним опять заглянула Надежда:

– «А чего это Вы тут смеётесь?» – с подозрением спросила она, видимо услышав кое-что о себе.

– «Когда у нас появляется свободное время, мы над ним смеёмся!» – сразу выдала всех честная Марфа Ивановна, продолжая вращать банку, наклеивая на неё яркую этикетку.

После обеда Платону пришлось, вместе с Иваном Гавриловичем, долгое время перетаскивали многочисленные коробки на склад.

По пути с работы Платон забежал в высотку к Егору с Варварой.

– «Ну, что? Дружище! Принёс свои новые стихи? Дай выберу для песен!» – встретил тот с радостью свояка-друга.

– «Да нет! Пока ничего не принёс!» – ответил автор многих текстов песен Егора.

– «Ну, ты всё пишешь?» – задал естественный вопрос хозяин.

– «Да, нет! Пока нет!».

– «А что так?».

– «Да задница стала уставать!» – открыл страничку юмора Платон.

– «А ты сейчас чем занимаешься?» – тут же спросил он слегка опешившего Егора.

– «Да, пишу… оперу!» – схохмил тот в ответ.

– «Стукач, стало быть!» – попытался перехватить инициативу Платон.

– «Нет! Композитор!» – не дал ему этого сделать бывалый свояк, почёсываясь и добавляя:

– «Пока помрёшь – завшивишь!».

В комнату вошла Варвара и искренне поинтересовалась здоровьем Платона. Тот кратко поведал свояченице о своём состоянии, не удержавшись и от само сарказма:

– «Меня врач неосторожно спросила: а у Вас все пальцы скрючились? А я поглядел на кисти рук со всеми скрючившимися пальцами, да и возьми ей и почему-то скажи: Да, кроме одного!».

– «Ха-ха! Ты, как всегда, в своём репертуаре!» – не удержалась та, всё же фривольно-довольная, от своего комментария.

Тут же вмешался и муж:

– «А я тоже недавно был в поликлинике. Ну, для оформления справки на вождение зашёл к невропатологу. Как водится, разговорились с врачом, и он мне говорит: Как Вы знаете, расшатываются даже механические соединения, а не только нервы! А предрасположенность к заболеваниям есть у всех живых людей! Но Вы здоровы, как конь!».

– «А! Это, который работает в нашем институте питания?» – ехидно переспросила Варвара.

Егор слегка замялся, внимательно всматриваясь в лицо жены, прошептав с улыбкой:

– «А ты у меня, оказывается, красавица!».

– «Да! Красота с годами не уходит, а только прячется!».

– «Ну, ладно! Поеду свою искать!» – подхватил шутку Платон, прощаясь со свояками.

Придя домой, он застал Ксению, смотрящую «МузТВ»:

– «Опять свою тёзку, Блевантинку в шоколаде смотришь?».

Та, смутившись, тут же переключила канал, начав расспрашивать мужа о его сегодняшней работе.

Платон, сев рядом на диван, кратко рассказал.

– «А почему сегодня тебе помогал Гаврилыч?» – удивилась такой прыти шильника жена.

– «Так больше некому! А на безрыбье и… Гаврилыч – рак!» – объяснил ей сложившийся клёв муж.

Видимо представив эту картину, Ксения вдруг выпалила:

– «Спасибо! Меня от твоих слов чуть не вырвало!».

– «Пожалуйста! На здоровье!» – удивился Платон.

Как всегда, тут же на колени Платона взгромоздились обе кошки, а к Ксении прыгнул кот.

– «Брысь, козёл!» – прогнала она, невольно оцарапавшего её Тишку.

В этот же момент с колен Платона спрыгнула одна из кошек – самая старшая, мать всех остальных – Юлька.

Она сладко потянулась и пошла за обиженным котом-сыночком. Платон удивился её поведению:

– «Да это ж не тебя позвали!?».

Тут же Ксения объяснила Платону:

– «Так после родов, кот теперь будет опять мать трахать! Прям разврат какой-то!?».

– «Египетский!» – добавил писатель-историк.

Вскоре на кухню пришёл Иннокентий и попросил у отца денег на школу.

Платон удивился новой, большей, чем ранее, сумме, на что отпрыск без тени смущения и сомнения, безапелляционно ответил:

– «Пап, а у нас в школе инфляция!».

Разоружённый такой откровенностью, отец тут же отстегнул искомое для своего находчивого чада – будущего юриста-экономиста, и прошёл в туалет.

Всё ещё смеясь над разговором с Кешей, увлечённый своими мыслями, расслабившийся Платон, садясь на унитаз, непроизвольно издал протяжный звонкий гудок.

Пытаясь хоть как-то выйти из неожиданно прозвучавшей ситуации и реабилитироваться перед домашними, Платон громко попросил:

– «Перезвоните попозже!».

По дикому хохоту Иннокентия и тихим смешкам Ксении Платон понял, что все его сигналы были приняты.

За ужином Ксения неожиданно пожаловалась мужу:

– «Я сегодня купила фаршированные баклажаны в аджике. Такое говно!».

И после минутной паузы неожиданно предложила:

– «На! Ешь!».

А поздно вечером Ксения подсела к рано заснувшему, уставшему ребёнку и осторожно гладя того по волосам, проговорилась мужу:

– Ну, вот! Теперь, когда он спит, с ним можно и по-человечески поговорить!».

Развеселившиеся супруги на этот раз в постель завалились синхронно.

Тут же игривость настроения Платона переместилась ниже…

– «Отстань!» – отмахнулась Ксения нетвёрдой рукою, ещё больше распаляя мужа…

Утром надо было встать раньше, так как предстояла большая и тяжёлая работа – совместная перегрузка товара.

Платон, как и сотни тысяч москвичей, ежедневно пользовался метро.

На этот раз на сиденье, около по обыкновению часто безмятежно дремавшего Платона, плюхнулась грузная дама, задев своими окороками его больной локоть и даже прищемив кожу с внешней стороны его правого бедра, к тому же без тени сомнения грубо заметившая пожилому интеллигенту:

– «Расселся тут!».

В возмущении от так бесцеремонно прерванного сладкого сна, Платон, постепенно просыпаясь и распаляясь, всё-таки не удержался и съязвил:

– «Неужели Вам трудно попасть на место своей… жопой?!».

В ответ удивлённо-возмущённая женщина начала что-то бурчать невразумительное, продолжая работать тазом, втискивая на сиденье теоретически не втискиваемое. Тогда Платон ошарашил её ещё и своим точным выводом:

– «А, понятно! Ваша жопа давно уже потеряла целкость!».

Некоторое время, не нашедшаяся сразу что ответить, невольная его собеседница раздумывала, но потом гневно отпарировала:

– «А, Вы – свою совесть!».

– «Зато Вы её теперь нашли!» – подивился своей находчивости Платон.

Возмущённая, обиженная и оскорблённая попутчица вскоре встала на выход. Платону стало искренне жаль толстушку. Она же не нарочно! И он бросил вслед уходящей: