Инволюция (СИ) - Кауф А. - Страница 38

— Разве не будет лучше, если она умрёт? Особенно по столь обычной причине. Даже прибегать к магии не придётся. В наше время не болеет только мёртвый.

Исход боя был предопределён ещё до его начала. Измученно повздыхав, Деливеренс помогает котятам пересесть на плечи. Довольное мяуканье сопровождается мурлыканьем.

— Обойдусь без благодарностей, — строго произносит Деливеренс. Сохранить честь и серьёзный вид, когда на исход твоих решений влияют месячные сорванцы, невероятно трудно.

Сжав ладонь в кулак, он подносит её к губам. Наполненные до отказа лёгкие сжимаются, выталкивая воздух. Быстрый взмах руки в сторону удаляющейся фигуры поднимает в воздух мощный порыв ветра. Длинные аккуратные ноготки рассекают воздух в щелчке. Вихрь срывается с места, устремляясь вниз. Ошалевшая от налетевшего порыва ветра девушка чуть не падает с лестницы. Когда поток успокаивается, Агата в шоке принимается осматривать высохшую вмиг одежду и волосы.

Подобная картина заставляет Деливеренс против воли огласить округу скрипучем смехом.

— Признаю, зрелище стоило того.

Вдоволь насмеявшись, он пересаживает котят поудобнее. Маленькие мяукающие комочки жмутся к его груди. Уверенная походка и прямая спина — то что, отличает лидера от остальных. Так Деливеренса учили с детства. Где бы ты ни оказался, всегда поддерживай невозмутимый облик джентльмена. Даже если делаешь шаг вниз со скалы. Всё происходит так быстро, что котята не успевают запищать. Недолгий полёт заканчивается мягким приземлением. Размяв ноги после опасного прыжка, мужчина уверенной походкой приближается к морю. Волны робко покусывают песчаный берег. Остановившись в метре от воды, Деливеренс громко провозглашает:

— Верни Терри. Хватит над ним издеваться.

Умиротворенная гладь оживает. Взбунтовавшиеся потоки принимаются яростно биться о песок, норовя поглотить под собой мужчину.

— Я жду.

Шумящее ненавистью море поднимается на дыбы и стеной обрушивается на Деливеренса. За секунду до столкновения водяные пространства распадаются по сторонам от фигуры. Шуршащие волны обволакивают тело, но не касаются его. От оглушающего шума котята принимаются пищать. Но Деливеренс не сдвигается ни на метр. Море чувствует его власть. Покорно убегающие с суши волны выбрасывают к ногам Деливеренса детское тело.

— Как водичка?

— Да пошёл ты.

Терри освобождает лёгкие от воды. Вместе с солёной гадостью его выворачивает куском склизкой водоросли. Видимо, попала в желудок, когда он, истошно вопя, барахтался в круговороте злосчастных вод. Лицо у ребёнка расцарапано. Острые края ракушек не раз прошлись по его щекам. Горло саднит. Ноги едва держат измотанное тело.

— Эта девушка не годится тебе в друзья, — коротко замечает Деливеренс.

Терри подпрыгивает к нему, хватая за воротник и притягивая на уровень с собственным ростом. Опешившие котята коготками хватаются за ткань, стараясь не упасть в воду.

— Ты видел её? Что с ней? Не закатывай глаза! — Терри обнажает зубы, грозясь вонзить их в шею родственника. — Ты знаешь, где она. Говоли, иначе я заставлю тебя сожлать эту челтову водолосль.

— Терри, — голос Деливеренса спокоен, но хищные глаза так и мечутся по разъяренной мордашке ребенка. — У тебя осталась всего одна жизнь. Ты неразумно потратил предыдущие восемь, а теперь собираешься угробить и последнюю.

Притянув лицо Деливеренса насколько это возможно близко к своему, Терри процеживает:

— В мнении идиота, по пьяни плоиглавшего фаблику в покел, не нуждаюсь.

Ребенок отпускает воротник, принимаясь тщательно выжимать мокрую одежду. На искажённое злобой лицо мужчины он не смотрит. Терри уверен — его дядька в ярости. Этот секрет всегда бьёт по нему, заставляя полыхать не хуже костров в Вальпургиеву Ночь.

— Тебе, как погляжу, неназываемого прошедшей ночью показалось мало?

Никакой реакции. Деливеренс не оставляет попыток достучаться до бунтаря.

— Какой бы гибкостью ума не обладала твоя новая подружка, её научный подход к решению проблем здесь не работает. Из-за неё ты оказался на пороге смерти. Если бы оно добралось до вас, то оставило лишь развороченные ошмётки разума. Поглотило бы, как и остальных. И никакое бы перерождение тебя не спасло. Или ты уже забыл, что оно питается органикой. Терри!

— Я тебя слышу. Не оли, — отчеканивает Терри.

Закончив приводить себя в порядок, он поворачивается к нервно топчущемуся Деливеренсу:

— Закончил с лекциями? Я пошёл. Бывай.

Но уйти далеко не удается. Судорожно трясущаяся рука хватает Терри за плечо, впиваясь пальцами в неумело связанный свитерок.

— Терри, я знаю мои слова для тебя пустой звук. Но прошу, оставь эту девушку.

— Алгументы, кломе «она сколосмелтная», будут или мне слазу тебе влезать?

Обеспокоенные взбудоражившимся Деливеренсом, котята расползаются в разные стороны. Большая часть принимается ползать по спине и рукам.

— Чертята мелкие! — Деливеренс на секунду отвлекается, в полёте подхватив сорвавшегося горе-альпиниста. — Непоседы, прямо как ты.

Нетерпеливо сжимающиеся кулаки беззвучно намекают мужчине переходить ближе к делу.

— Послушай, на теле этой девушке стоит метка смерти. Кто-то охотится за ней. Это значит, что и ты можешь попасть под удар. Или, ещё хуже, погибнуть. Окончательно умереть, Терри! Без перерождения!

Терри смеряет Деливеренса взглядом. Решительно выдернув руку из захвата, он негромко отвечает, старательнее обычного выговаривая злосчастную букву:

— «Зачем ты р-р-родился». Помнишь, как ты задал мне этот воплос? Я ничего не смог сказать. Но то было тогда. Сейчас у меня есть ответ: найти того, для котолого не жалко потр-р-ратить последнюю жизнь. Хоть ты мой р-р-родственник, тебе никогда, даже близко, не удастся стать тем, кого я называю своим др-р-ругом.

— Разве ты не боишься? Если всё обернётся плохо, ты сольёшься с Тьмой и больше никогда не сможешь вернуться в этот мир.

Терри становится на четвереньки, готовясь сорваться с места.

— Всё лучше, чем сидеть сложа лапы. Я не жду, что ты поймешь меня, ведь кломе любви к самому себе и богатству, в твоём селдце нет ничего.

Оттолкнувшись от зыбкого песка, Терри устремляется к ржавой лестнице на углу набережной. Сильные конечности развивают непосильную человеку скорость. Тучки песчинок вылетают из-под рваных кроссовок и ободранных ладоней, ставя незримую точку в бесконечном споре двух поколений.

— Ну что за ребёнок. Воспитания столько же, сколько и чувства самосохранения.

Мужчина тяжело вздыхает, отцепляя назойливых котят со спины.

— Хотя бы ты скажи, что не пустишь всё на самотёк.

Последняя фраза адресована толстой вислоухой кошке, греющей пузо на разбитой лодке. Дёрнув ушками, она поворачивается к нему.

— Мы лишь воля Джедедии, да будет его правление вечным, сэр.

— И ты туда же, Шанель, — разочарованно протягивает мужчина. — Сначала он угробит Терри, а потом и тебя. Разве этот жалкий скоросмертный достоин внимания двух величайших потомков кошачьих нелюдей?

— А вы так ничего и не поняли, сэр. Не мудрено, что Терри любимый внук Первопроходца.

Махнув хвостом, кошка начинает тускнеть, будто кто-то решил выкачать из неё краску до бледноты. Через несколько секунд от четвероногой остаются только хитро поблёскивающие глаза, пугающе висящие в воздухе. Подмигнув насупившемуся Деливеренсу, они пропадают, оставляя его бессильно бормотать проклятия в одиночестве.

Глава 12

С высоты Утёса Молний можно заметить, как изгибающиеся домики придают городу пугающий силуэт черепа. Плотный массив хвойных корон Проклятого Леса ещё больше подчеркивает это. Круглая площадь — «белок». Накренённая часовая башня в центре — «зрачок». От него разбегается сеть широких улочек, выложенная брусчаткой — «радужка». Типичные английские домики расходятся в радиальном направлении от площади, а в правой части города медленно перетекают в обширные фермерские угодья. Заборы покосились, мёртвая земля пытается дать жизнь немногочисленному урожаю, а у большинства амбаров провалилась крыша. Это самые первые дома, их строили, когда Джедедия ещё был жив — «затылок». Острыми волнами раскинувшийся парк перемежается с треугольничками лугов. На каждом из них по пять точек. Одна из них— Клок-Холл, только какая? «Зубы». Крохотные кошачьи домики и покосившиеся рыбацкие хижины с затерявшимся среди них кафе — «челюсть». Задумывал ли Джедедия город таким, или под велением потусторонней воли, тот сам возжелал стать нестираемым напоминанием всепоглощающей Тьмы?