Кандидат (СИ) - Корнеев Роман - Страница 79

— Вот она, твоя участь.

Как жить, если всё время хочешь умереть? Свить верёвку из этих лохмотьев и удавиться, закрепив её в зазоре отошедшей доски? Или, проще — изо всех сил — виском о голый камень?

Бежать она перестала помышлять ещё в прошлый полный Глаз, что призывно светил в узкую щель под потолком.

Стоит ли такому существу жить? Стоит ли продолжать думать о Нём? Да и слышит ли Он её здесь.

Идут!

Исили резким движением схватила узел с лохмотьями и, прижав его к груди, скорчилась, нагая и жалкая, в углу каморки. Замеченный ею знакомый звук шагов оборвался у самой двери, ключи загремели по жести.

— Одевайся, шлюха, твой выход.

На этот раз он даже не удостоил её своей злобой. Просто оглядел комнатёнку, кинул ей, трепещущей, завёрнутый в грубую холстину пакет и, плюнув, вышел.

— Испачкаешь платье — самолично голову оторву, — пообещал Ходар уже из-за двери. Исили знала, что такие угрозы следует воспринимать буквально. Подождав, пока грузные шаги стихнут в отдалении, она принялась торопливо натягивать безвкусные тряпки, что приготовил для её «выхода» хозяин. Покатилась коробочка с кричаще яркими румянами, вонючая пыль разлетелась по полу…

Вернулся Ходар, буквально выволок её в полутёмный коридор. Крутые сбитые ступеньки вели вниз, где за поворотом её ждала каморка с шатким деревянным полом, который, она знала, был частью вращающегося деревянного помоста, хвастливо называемого Ходаром «подмостками». О, это был настоящий театр, где каждый день разыгрывалась настоящая драма, только никто её не замечал, как не слышал её криков там, наверху. Отсюда был хорошо слышен гомон, стоящий в общем зале, и от этого похотливого улюлюканья в душе у девушки очередной раз что-то оборвалось с тоскливым звоном.

«Нет, это будет последний раз». Сколько приходилось так себя уговаривать… Открывшаяся дверь ударила по ушам воплями посетителей. Исили сделала два деревянных шага, очутившись в центре помоста, тотчас начавшего со скрипом проворачиваться — где-то справа и внизу трудился, крутил рычаг, вонзив в неё тупые масляные глаза, помощник хозяина. Оглушённая девушка, даже не замечая шарманки, хрипевшей позади, начала судорожными движениями сдёргивать с себя тряпки. Её перекошенное лицо изображало улыбку, искусанные ногти оставляли на коже багровые царапины.

Кто ты?!

Всё вокруг будто замерло — разинутые рты, клубы дыма, скрип дерева по дереву, стеклянный блеск капель пота на её груди, руки, срывающие последнюю пуговицу, краска стыда там, где кожу ещё не залила синеватая бледность отчаяния. И ощущение чудовищного унижения.

Всё было. Её часто били и не раз брали силой, не стоит вспоминать, то была физическая боль и физическое унижение, её сторицей восполняла ненависть, что клокотала в груди, но это было хуже всех прошлых надругательств. Самою её последнюю оставшуюся толику гордости втаптывали в грязь.

Нет.

Замолкли зрители, затравленно оглядываясь, замерли вопли чудовищной музыки, прекратился скрип колеса в подполье. Наступила поистине мёртвая тишина, слышно было, как с плошек капает растопленное масло и трещат фитили.

Исили увидела.

За дальним столиком сидели трое. Двое, женщина и мужчина, непривычно смуглые для здешних мест, собранно переглядывались, бросая взоры то к ней, то в сторону третьего человека, что сидел, сжавшись подобно пружине, с бледным до синевы лицом и смотрел прямо ей в глаза. Не на неё, не на её бледное измученное тело, его взор, на дне которого клокотало что-то страшное, глядел прямо ей в душу, глядел насквозь, на просвет. Словно пытался в ней найти её саму, ту, былую Исили, что жила некогда на далёком Севере, свободная, гордая и прекрасная…

Когда незнакомец встал и двинулся в её сторону, она всё-таки потеряла сознание.

Тот день был одним из немногих отчётливо запомнившихся за всё время пребывания Джона в Системе Дзеты Ориона. К счастью, а может, и к сожалению, таких дней было мало. По пальцам пересчитать. Да и локальное 27 сентября 5819 года Террианского Стандарта ничем не предполагало выпасть из череды таких же дней, всё та же давно привычная рутина солдатских будней.

Ранняя побудка, работа на тренажёрах, лёгкий завтрак на бегу, хозяйственные обязанности, непременно выполнявшиеся исключительно курсантами, потом снова тренажёры, на этот раз физуха.

Они с Рэдом торчали в офицерской палатке, куда их отправили за указаниями, мерно пережёвывая припасённый кусок белкового концентрата, смотрели в потолок, разговаривали ни о чём.

— Скоро будет очередной отсев, поверь на слово.

— С чего решил?

— Гоняют. «Бери то, принеси сё». Проверяют. Чихал я на их проверки, а ты?

— Не знаю, не заметил, сейчас сержант не так зверствует, — задумчивое ковыряние носка форменных ботинок-вездеходов, взгляд куда-то вверх. — Нас только треть осталась, теперь не отсеивать, с нами только плотнее работать будут. Новый инструктор всё ходит и советы даёт. Скоро нас в другой лагерь переведут, а там, говорят, всё — как на научной кафедре, лекции и стерильная чистота.

— Если бы. Ещё сильнее, небось, гонять начнут. Думаешь, нас в один Манипул запишут?

Слово «манипул» у Джона получилось с заметно большой буквы. Те несколько человек, что попали сюда из действующих частей Планетарного Корпуса, довольно быстро отчислились, потому что так и не смогли сжиться с необходимостью разделиться со старыми товарищами. Попасть сюда со своим манипулом было нереально, слишком жёсткий был отбор. Здесь их, хочешь не хочешь, должны были выковать заново, по новым, ещё более жёстким, чем во флоте или десанте правилам.

— Думать можно что угодно, начальству виднее, оно пуская и решает. Ты присматривайся, с кем в задание посылают или с кем в паре тренируешься постоянно — вот и первый кандидат. Но всё равно — раньше чем через год манипулы формировать не станут.

Диалог очень точно воспроизводил размеренно-протяжный, рассудительный ход мыслей, что нередко посещали их головы в то время. Подобная внешняя расслабленность, однако, никак не сказывалась на их постоянной готовности бежать, куда прикажут. Это был такой способ защиты от ежедневной психологической и физической нагрузки, которой их непрерывно подвергали.

Рэд расслабленным движением стянул со стола банку кофейного концентрата, прижал пальцем в сенсоры обогревателя, со вкусом глотнул и вернулся к процессу задумчивого изучения ссадины на собственной лодыжке. Наличие последней удивляло больше Джона, чем обладателя травмы. Рэд никогда не ошибался. Точнее, почти никогда.

— Как думаешь, опять сегодня на скалы? У меня после них результаты вечернего тестирования хуже выходят. Устаю.

Ещё одно открытие.

— Не знаю… — протянул Джон. Зевнул и добавил: — Хотя куда ж ещё, тут кругом — один колотый булыжник. Или хвощовый бурелом.

В палатку вбежал их давний приятель-курсант Генн Мэтрук, который происходил из мира с непроизносимым названием Гэл-Улоуа-Гнитче, кажется Сектор Ксилтойи. Генн был привычно взъерошен и непривычно деловит, аж вспотел.

— Вопрос! Где сержант Синао!

Согласно известной привычке десантника, вопросительная интонация у него стала отчётливо восклицательной.

— Нет сержанта, сами его ждём. Присаживайся, глотни, он сказал, всем его ждать здесь.

Генн несколько раз для порядка обернулся, как бы разыскивая пропавшего сержанта, после — столь же вольготно развалился рядом.

— Говорят, на той неделе увольнительную дадут, всему отряду. Сорок восемь часов «на посещение культурных достопримечательностей».

Ага, и разграбление города.

— Откуда информация?

— Из надёжных источников. Сэмми своими глазами видел полковником подписанный приказ.

— Хорошо бы, например на охоту слетать… Местные хищники вместо опостылевших рож, чем не вариант.

— Это каких? Уж не нас ли с Рэдом ты имеешь в виду?

— Да хоть бы и вас. Человеку нужно что? Отдыхать от коллектива на природе. Чего ж ещ…

Все трое навытяжку замерли пред входящим сержантом. Врасплох их застать не удавалось никому. Идеальная выправка. Глаза на выкате от усердия.