Крепкий орешек Джонс и нарисованный город - Биддальф Роб - Страница 5

– Мы дома! – крикнула мама, как только они вошли в коридор. – Всё хорошо?

– Всё прекрасно, – ответил откуда-то из глубины дома низкий безжизненный голос.

Это был Лео, старший брат Орешка.

Лео уже исполнилось шестнадцать, и он, так же как мама, обожал математику. Особенно ту, что называлась чистая математика. Орешек воображала себе, что это как обычная математика, только ещё больше математическая. Математика в квадрате. Лео мечтал, когда вырастет, стать математиком-теоретиком.

Когда Орешек спросила у него, кто такие математики-теоретики, он радостно просиял и сказал ей:

– Ну, это такие люди, которые пытаются найти ответы на математические вопросы, на которые ещё никто никогда не сумел ответить.

– И зачем людям тратить на это время? – удивилась Орешек. – Я бы просто спросила учителя!

– Ха! Ты, голова (Орешек очень любила, когда он называл её так), хочешь верь, хочешь нет, только есть вопросы, на которые даже учителя не знают ответа. На самом деле математикам-теоретикам иногда приходится уделять больше времени прежде всего тому, чтобы сформулировать вопрос, а не тому, чтоб отыскать ответ.

– Так, ты меня пугаешь…

– Ха! Нет, это правда очень интересно. И можно найти кучу способов, как применить это в жизни. Вот, скажем, врачу надо выяснить скорость, с которой будет распространяться определённое заболевание, или инженеру понадобится узнать, как научить плавать определённый тип кораблей. А я мог бы всё это для них рассчитать – придумать какое-то совершенно новое уравнение.

– То есть если ты скажешь им, сколько будет шестью семь, то сможешь отправить корабль в Тимбукту? Тебе видней, Пифагор.

Так они могли дразнить друг друга часами, иной раз сопровождая подшучивания борьбой и всякий раз хохотом.

Теперь же Лео почти не смеялся. С тех самых пор, как ушёл папа. Сказать по правде, за последний год он изменился до неузнаваемости и уже не был тем весёлым и острым на язык братом, которого так обожала Орешек. На лице у него застыло выражение бесконечной озабоченности, и он почти полностью отгородился от семьи. Почти всё своё время он проводил один у себя в комнате или где-нибудь с друзьями.

Орешек не могла даже припомнить, когда он в последний раз называл её головой.

9. Лялябет

– ОРРРРРРЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕШЕЕЕЕЕЕЕЕЕК!

Крик начался в гостиной и, постепенно приближаясь, окончился в коридоре.

– ЛЯЛЯ-БЕТ! – прокричала в ответ Орешек, хватая радостную младшую сестру в объятия. – Ну, какие приключения были сегодня?

Привычка раздавать прозвища сидела у семейства Джонс в генах. Самая младшая в их семье родилась всего лишь пять лет назад. Родители назвали её Элизабет Мэй. Элизабет заговорила необычайно рано – своё первое слово («брюки») она произнесла, когда ей не исполнилось даже года, но вот выговорить собственное имя оказалось для неё бесконечной пыткой. В лучшем случае ей удавалось сказать «Лилибет». Со временем (и не без помощи старшей сестры) «Лилибет» сменилось на «Лялябет». Прозвище – что и говорить – прилипло.

– Такие, – принялась рассказывать Лялябет. – Сегодня в школе я играла в игрушечную кухню с Марли, и Марли сказал, что хочет приготовить на игрушечной кухне игрушечную яичницу, а я сказала Марли, что у него не получится приготовить на игрушечной кухне игрушечную яичницу, потому что я уже готовлю на игрушечной сковородке игрушечные сосиски, и Марли тогда сказал, что он будет готовить игрушечную яичницу в духовке, а я сказала, чтоб Марли не говорил ерунды: для этого нужна горячая ровная плоскость сковородки, и тогда молекулы яйца станут двигаться гораздо быстрее, начнут сталкиваться между собой, это ослабит связи между цепочками аминокислот, позволяя свободным протеиновым нитям перемещаться и образовывать сеть, отчего жидкое яйцо перейдёт в полутвёрдое состояние, а если делать это в духовке, яйцо в конце концов испечётся, но на это уйдёт слишком много времени. – Она остановилась перевести дух. – И знаешь, что сделал Марли?

– И что сделал Марли? – рассмеялась Орешек.

– Ушёл играть с Вероникой – наряжаться и кого-то изображать.

Орешек, хотя и была на семь лет старше, обожала проводить время с младшей сестрой. Лялябет была необычайной умницей, да и Орешек при всяком удобном случае охотно вспоминала себя в пять лет, и тогда становилось ясно, что у сестёр совершенно одинаковое чувство юмора.

Почти всякий раз они вовлекали в игры домашних животных. Собака Жиль, например, частенько оказывался в кепке и солнечных очках и, разъезжая по полу на скейтборде, пытался ухватить зубами собачье лакомство, привязанное к маленькой удочке, в свою очередь привязанной к кепке.

А их кошка (по имени Которяшка), наоборот, то и дело оказывалась в чепчике и, сидя за партой в воображаемой кошачьей школе, зубрила алфавит, который объясняла ей Лялябет. Чтобы придать игре достоверности, кошка получала имя Дженнифер Годачетыре. Орешку обычно доставалась роль Лаванды Богатствен, одноклассницы Дженнифер.

– Ну, так ему же хуже, этому Марли, – пожала плечами Лялябет. – Мама, а что на ужин?

10. Прерванный ужин

– Ну, так зачем ты это сделала? – спросила мама между куском пастушьего пирога и глотком красного вина.

– Сделала что? – спросила в ответ Орешек.

– Зачем ты намеренно сделала то, из-за чего тебя оставили после уроков? Уже четвёртый раз за три недели.

– А, это. Ну, в основном меня постоянно оставляют после уроков, потому что… ВСЕ УЧИТЕЛЯ В «СВЯТОМ ХЬЮБЕРТЕ» – ПОЛНЫЕ ИДИОТЫ!

При одной мысли о Духе Смерти Орешек впала в ярость.

– Не надо повышать на меня голос, юная леди. Я думаю, пора уже повзрослеть, – вот что я думаю. Хватит уже рисовать в тетрадках вампиров-зомби. Тебе давно уже не семь лет!

– Во-первых, я уже почти взрослая – вообще-то. Во-вторых, это был не вампир-зомби, а вампир-единорог. А в-третьих, может, оставишь меня в покое?

– Я согласна с Орешком, – добавила неожиданно Лялябет, не поднимая глаз от тарелки с хлопьями-динозавриками.

– Тебя не спрашивают! – отрезала мама. – Орешек, я понимаю, что тебе ещё только предстоит освоиться в «Святом Хьюберте», но я надеюсь, что ты приложишь хотя бы чуть-чуть усилий. Может, тебе подружиться с кем-то? Начни хотя бы с этого.

Послышался звонок телефона. Мама соскочила со стула и принялась копаться у себя в сумке.

– Да где же он? А, нашла. – Она провела пальцем по экрану: – Алло?.. О, привет, Мильтон!

Мама снова заговорила тем же странным голосом, так что Орешек снова её не узнала.

– Ты по поводу отчёта по «Глобалгороду»? Что-то ещё надо включить? А!.. А, вот оно что! Понятно. Ну… э-э… было бы… превосходно. Да, да, завтра в половине седьмого, отлично. Да. Спасибо. Ну… э-э… увидимся утром! Да, хорошо. Спокойной ночи!

Орешек с подозрением сверлила её глазами.

– Скажи мне, пожалуйста, то, что произошло, – это ведь не то, что, по-моему, произошло? – проговорила она, и на лбу у неё проступила капелька пота.

– Ну, это зависит от того, что, по-твоему, произошло, так ведь? Заканчивай ужин, Орешек.

– Ага, значит, снова «Орешек»? Уже не Пернилла? Интересно, как ты будешь называть меня завтра, на свидании с этим мерзопакостным мистером Сальноволосым?!